Интервью с Уильямом Берроузом - Даниэль Одье

Уильям Берроуз

Лондон,

1973 г.

«Navigare necesse es. Vivare no es necesse»

Это латинское выражение: «Плыть необходимо, жить нет необходимости» вдохновляло средневековых мореплавателей, перед которыми в пятнадцатом веке открывались неизведанные морские просторы. Сегодня — уже перед нами — лежат неизведанные просторы космоса. Откроются ли они перед молодежью?

Приведу цитату из «Лондон экспресс» от 30 декабря 1968 года:

«Если вы сильны и здоровы и вам нет двадцати пяти, если обладаете молниеносными рефлексами, не боитесь ничего — ни в небе, ни на земле — и ваш аппетит к приключениям неуемен, то даже не думайте записываться в астронавты».

В астронавты берут «хладнокровных папаш», которых держат на привязи страховочных тросов и кислородных шлангов «дражайшие половины». Доктор Пейн из Центра космических исследований в Хьюстоне говорит: «Эта битва увенчалась победой не хиппи, а простаков, умеющих работать с логарифмической линейкой и не стесняющихся время от времени помолиться Боженьке».

А где большое космическое приключение? Неужели эти обыватели полетят в немыслимые, неописуемо загадочные дали? Чтобы странствовать во вселенной, надо бросить на Земле словесный багаж, всякий мусор типа: помолиться, о стране поговорить, о мамочке, о любви, о партии родимой… Учитесь жить без религии, без страны, без друзей. Ведь астронавту жить предстоит одному в тишине. Любой, кто молится в космосе, тот не в космосе.

Новый безбрежный океан закрыт для молодых. Однако есть и другие дороги. Если освободишься от прежних привычек, ты уже в космосе. Для достижения подобной свободы существуют различные методы и приемы, но их скрывают, держат в тайне. В «Работе» я рассматриваю подобные техники открытия.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Эта книга изначально задумывалась как серия спонтанных интервью. Однако по мере того, как мсье Одье задавал вопросы, я понял, что на многие из них уже дал ответы в различных своих книгах, статьях и зарисовках.

Таким образом, не желая пересказывать или суммировать определенные моменты, я просто вводил такие отрывки в тексты ответов. В результате получилось интервью с иллюстрациями, словно фильм с врезками, затемнениями и обратными кадрами.

Часть первая. Путешествие сквозь время-пространство.

ВОПРОС: Книги, вышедшие после «Билета, который лопнул», нельзя назвать романами или повестями. Ломка формы повествования заметна уже в «Голом завтраке», но куда, к какой цели она ведет?

ОТВЕТ: Трудно сказать. Думаю, роман как форма себя исчерпал. Надо смотреть в будущее, а в нем люди наверняка перестанут читать или читать будут только иллюстрированные книги, журналы или некие сокращенные формы читального материала. Чтобы выжить в конкуренции с телевидением и фотожурналами, писателям надо развивать определенные техники, которые позволят текстам завлечь читателя.

В.: В чем принципиальное, эволюционное различие «Нова Экспресс» и «Голого завтрака»? Что разделяет эти две книги?

О.: Несомненно, ключевой момент эволюции — во введении мозаичного метода, который перерос потом в метод «нарезки». В «Нова Экспресс» я отошел от принятой формы романа еще больше, чем в «Голом завтраке», однако, по-моему, «Нова Экспресс» — не совсем удачная книга.

В.: Вы писали: «Письмо отстает от живописи на полсотни лет». Как можно заполнить брешь?

О.: Это не я писал, а Брайон Гайсин, художник и писатель. Отчего такая брешь? Оттого, что художник может потрогать, разобрать, если надо, свои творения, как не способен на то писатель, который по сей день не понимает природы слова. Он имеет дело с абстракциями, извлеченными из источника слов. Тактильность творений живописи привела шестьдесят лет назад к созданию техники монтажа. Надеюсь, распространение метода «нарезки» приведет к более конкретным вербальным экспериментам, которые закроют брешь, открыв при этом совершенно новое измерение в письме. Подобные приемы помогают писателю понять суть слова, позволяя тактильно общаться со своим детищем. Может быть, создадут точную науку о словах и покажут, как те или иные словосочетания воздействуют на нервную систему человека.

В.: Как долго вы пользовались техникой «нарезки», прежде чем перешли к использованию магнитофона? Что было самого интересного в прежних техниках?

О.: Распространение «нарезки» началось с появлением магнитофонов, а затеял все Брайон Гайсин. Простейший пример работы с магнитофоном по методу «нарезки» — записать что-нибудь на пленку, разрезать на сегменты и начать склеивать кусочки в случайном порядке. Оригинальная запись, конечно же, стирается. Получаются очень занятные сочетания фраз; какие-то с точки зрения литературы интересны, какие-то — нет. Но самое любопытное то, что случайных фраз не бывает, они все что-то да значат и часто относятся к какому-либо событию в будущем. Я «нарезал» много записей, и позже их содержание встречалось мне в газетах, книгах или в самой жизни. Приведу пример, самый простой: я «нарезал» текст, написанный Полом Гетти для журнала «Тайм эндтайд», вышла фраза: «Дурное дело судиться с отцом». Три года спустя родной сын подал на него в суд. Может быть, все события заранее записаны где-то — на бумаге ли, на пленке… и когда делаешь «нарезку», будущее по капле перетекает в настоящее. На множестве примеров я убедился: метод «нарезки» — основной ключ к пониманию природы и функции слов.

В.: Для вас магнитофон — это средство, при помощи которого вы ломаете барьеры, окружающие сознание. Как вы додумались его использовать? В чем его преимущество перед техникой «нарезки»?

О.: Ну, думаю, все дело во влиянии Брайона Гайсина, он твердил, что техника «нарезки» весьма выиграет, если применить ее к работе с магнитофоном. Оно и понятно, можно всякое вытворять: хочешь эффект единовременности — пожалуйста; хочешь эхо — получай; надо ускорить воспроизведение, замедлить его, проиграть три дорожки одновременно и проч., и проч. — без проблем. На бумаге подобного не напечатаешь. Эффекта единовременное™ на листе с текстом не добиться — разве что выстроить рядом колонки с параллельными текстами, да и то читателю придется сначала прочесть одну колонку, а затем другую. Мы привыкли читать слева направо и эту привычку сломать нелегко.

В.: Пользуясь микшированием или монтажом, вы следуете канатами, проложенными текстом, или сами адаптируете под микс то, что желаете сказать?

О.: Следую каналами, которые возникают в результате перестановки элементов текста. Это самая важная функция метода «нарезки». Я могу взять страницу текста, порезать ее — и понять, как можно по-новому написать обычное повествование, не имеющее никакого отношения к предыдущей «нарезке», или использовать из нее одно-два предложения.

Подобная операция вовсе не бессознательна, она очень даже определенна. Простейший способ — взять страницу печатного текста, разрезать ее пополам вдоль и поперек, на четыре части, затем переставить их местами. Таков простейший метод для желающих понять суть перестановки слов на странице. Это сознательное действие, в нем нет ничего от автоматического письма, и его не следует считать бессознательной процедурой.

Вы не видите результата заранее просто потому, что человеческий разум имеет ограничения: средний человек не может продумать наперед больше пяти ходов в шахматах. Возможно, обладатель фотографической памяти сможет «нарезать» текст в уме, то есть представить, как это слово будет смотреться здесь, а это — там… Недавно я закончил сценарий для фильма о жизни Голландца Шульца [5] — совершенно прямолинейный текст. Тем не менее в ходе работы я «нарезал» каждую страницу, и мне в голову пришло столько идей! Все они потом использовались в повествовании. Сценарий абсолютно линеен, совершенно понятен среднему читателю, это не экспериментальное повествование.

В.: Кто-нибудь предсказывал приход метода «нарезки» в кино?

О.: «Нарезка» в кинематографе существует очень давно. Фильмы в окончательном своем виде рождаются на монтажном столе. Монтажер — как художник, он может прикоснуться к своему детищу, порезать его на куски и сложить части в нужной последовательности. Например, в линейном тексте нужно прописать сцену безумия или воспроизвести сумятицу в голове вспоминающего прошлое… Автор, конечно, может обыграть сцену сознательно и художественно. Я действую так: набираю текст и прогоняю его через серию «нарезок». На мой взгляд, это помогает воссоздать безумие более реалистично. Вы держите его в руках, лепите, как если бы оно было вещественным, осязаемым. Создав несколько «нарезок», я выбираю те, которые кажутся наиболее успешными. Склейка кусков — сознательна, однако есть фактор случайности в том, как рабочий материал собирается, сортируется, обретает нужную форму.