Роман с урной. Расстрельные статьи - Александр Росляков

Еще примета всех наших провинциальных городов: все металлические крышки уличных люков были сперты и сданы во вторсырье, и улицы зияли дырами. Потом кстати глава сказал мне, что все попытки закрыть эти пожирающие крышки пункты разбивались о веленье Грефа: частному предпринимательству в этой разбойной сфере не мешать! А доказать хищение при сдаче крышек нелегко: хитрые воры-лючники ночью их крали, раскалывали пополам и днем тащили в пункты уже как лом, а не вещдок. Поставить же у каждой крышки круглосуточный блок-пост милиции — тоже реально было невозможно.

Затем, кое-как отполоскавшись в карликовом душе, я спустился вниз, откуда нас забрал сам Юра в своем огромадном джипе. Вообще в городе машин было кот наплакал. И это были либо суперджипы типа Юриного, либо архаичные «жигули» и иномарки, поправшие, казалось, их возрастами саму смерть — в отличие от попранных ей человеков. И когда я как-то опоздал куда-то и сказал, что застрял в пробке, вызвал этим большой хохот местных — ибо этот бич большого города был им неведом вовсе.

35-летний бугай Юра, по местным меркам олигарх и чуть не бог, был матершинник страшный. Как раз тот случай, когда «мы им не ругаемся, мы им разговариваем». Так разговаривал он и с главой, и с очаровательной буфетчицей Мариной, и с чиновниками и чиновницами администрации. И это не была какая-то блат-поза — а именно из самых недр народных всосанная речь: при своей десятилетней дочери он выражался точно так же. А та и глазом не вела — видно, с рождения впитав любимый папин облик именно в таком душевном роде.

В его простецкой роже, из-за которой сперва я принял его за шофера, во всем медвежьем складе с обгоняющей родную речь жестикуляцией сразу подкупала эта первородная, без каких-либо прикрас натура. Он тоже шел на параллельные мэрским выборы в горсобрание — и с легкостью прошел, хотя в силу дальнейших контр я не отдал ему уже заделанную под него газету, о чем жалею, потому что получилась хороша. Но за него сыграл этот его имидж: «парень с нашего двора», кем он и был — в отличие от дельцов враждебного нам стана. И его биография чуть не точь-в-точь совпадала с биографиями почти всех малых из его бригады.

В юности он, как и все они, больше всего увлекался спортом, дошел до чуть не мастера спорта по баскетболу — потом я даже собственными ребрами смог убедиться в его мастерстве. Сходил в охотку в армию, где никакой, конечно, дедовщины в отношении себя и близко не видал — зато увидел большой мир и понял, как в нем жить.

Сразу после дембеля поехал в Коми-край на нефтегазопромысел. Навкалывался там, назарабатывался, нагулялся, научился отбиваться от ножа и кулака, надружился с такими ж сорви-головами — после чего вернулся в родной город. Уже не просто крепким мальчишом, но прошедшим жизненную ковку мужем; сейчас же на красивейшей из вообще очень красивых славгородских девок и женился.

Но пока он прямым трудом на северах ковал свою судьбу, в стране как раз случилась рыночная революция и в родном городе все хлебные места забрали эти комсомольцы. Наш конкурент создал свою коммерческую фирму на базе бывшего комсомольского центра и скупил почти все городские магазины. Тогда Юра, если перевести его матершину, которой он мне это излагал, на общепринятую речь, решил пойти своим путем. А именно: вместе со своими корешами вложил все заработанные деньги в производство муки. Проще сказать, купили несколько мельниц, на чем сразу поднялись в оставшемся без хлеба хлебородном крае. Особенно смачной для него осталась память о победах в криминальных войнах той поры, прилипших сразу ко всем нашим бизнесам:

«Мент тормозит, а у меня макаров на кармане, я его переклал за спину, а навстречу едет Костик, я выхожу, на него прыгнул, скинул ему, мент в непонятке, стал шмонать, а Костик коздыляет» — и так далее…

Кто-то из его дружков, переувлекшись этой паразитской бизнес-составляющей, дальше ушел на зоны навсегда. Но Юра, почитавший больше всей этой сопутной мути, как и надлежит, отца и мать, своим внутренним магнитом перетянулся к заложенной в него отцом основе: «Отец был шофером на грузовике, брал с собой в рейс, сначала просто нравилось кататься с ним, потом стал помогать ему…» Эта наследственность и привела его, через болото криминала, к созданию самого большого в городе транспортного предприятия, где и сидел сперва наш штаб. А затем — к покупке земель загнувшихся окрест колхозов и совхозов и основанию дочерней фирмы по производству зерна и картофеля.

Еще такой фортель природы: Юра был сам непьющий и не дающий пить на своих фирмах никому, за что жены его трудяг готовы были на него молиться.

Только одна загвоздка — и как раз в связи с этой мольбой — смущала мою стихийную симпатию к нему. Как наш народ еще с советских пор, и даже с давних досоветских научился кланяться всяким идолам — так и при нашей демократии не только что не разогнулся, а согнулся в еще большую погибель. С чего и главная его погибель — и все реформы и подачки Путина, и даже национализация нефтедоходов не изменят его гиблой участи, пока из той погибели не разогнется. Но и весь Юрин бизнес не сокращал этой погибели и подоходного разрыва. Он и его партнеры цвели мощно, ездили на джипах — а их работники, в сути рабы, тряслись, чтоб только не потерять свой рабский хлеб, поскольку без него смерть вовсе.

Но кто тогда все эти Юры, полубоги, кующие свою львиную долю прежде всего на недодаче заработной платы тем рабам, готовым на них гнуться за бесценок? Похвальные «красавцы» — их любимое словцо — или совсем наоборот?

Естественно, вопрос не к Юре — ибо он, не в пример прибавившим этой погибели гайдаровцам, только пошел на самом деле ими заданным путем. Вопрос к самому этому пути — и я по размышлению на этот счет пришел к такому, может, и пристрастному к источнику моей мзды выводу. Все-таки наши бизнес-парни лучше трастовских — и вот почему. Наши все же сами строили свое — а те только чужое отнимали, и дальше я подробно выяснил, как именно. Юра со своей рабочей первоприродой все свои КАМАЗы знал до винтика, до сроков, когда каждому менять резину и форсунки продувать. А Гельмель, поддевая легковеров на отравленный крючок своей халявы, только знал, как баки забивать. Наш немец Вадик Шнайдер, из Юриной бригады, сам строил базу ГСМ, вокруг которой шел судебный спор — а те, не наши немцы двигали их Гельмеля, чтоб эту базу, не построенную ими, отобрать.

То есть авось все-таки наши парни, по природе созидатели — хоть и путем единственного на сейчас в нашей глубинке рабского труда — как-то в итоге приведут к ее раскрепощению. Подобно всему прогрессивному ходу истории, приведшему к благополучию другие страны — тогда когда мы, как в детской фишечной игре, сейчас попали в клетку, отводящую на самый феодальный старт пути.

Юра, как я уже сказал, и без моей газетки победил легко на выборах — но до их развязки его положение в силу злой конкуренции с противниками было не из легких. Отчего он и имел прямой резон рвать когти для победы нашего главы — с которым у нас состоялась встреча вечером того же дня.

Его публичное лицо и кредо я уже вкратце описал, здесь можно лишь добавить, что росточка он был наполеоновского, то есть весьма малого, но те же властные черты в себе таил. При посторонних, в отличие от Юры, не крыл матом — но, как говорили, в замкнутом пространстве кабинета загнать, что называется, шершавого под кожу подчиненных очень даже мог.

Еще я в тот же вечер познакомился с двумя его гвардейцами: замполитом Фицем и редактором муниципальной газеты «Славгородские вести» Ходиковым. Типичный пример наших чиновных сошек с их невеликим, но понимающим свой узкий интерес умом — и куда лучше, чем тот богатырский, которым у нас ничего понять нельзя. На них же в немалой мере и поныне держится, как при царе Горохе, русская земля.

Еще я в этот день успел проделать некую разведработу и составить список местных лиц, с которыми хотел бы пообщаться для получения необходимой фактологии. Отдал его главе, тот дал команду вывести их на меня. И по счастливой случайности первым со мной на встречу вышел весьма колоритный местный тип по фамилии Коломиец — затем лучший мой, хоть и весьма нелегкий друг и соавтор.

4. Бедняков не убивают

Хотя что значит случайность? — Неопознанная закономерность. Известный миссионер начала 20 века Альберт Швейцер, открывший первый госпиталь для чернокожих в Африке, как-то записал в своем дневнике: «Доныне на всем африканском континенте было всего два автомобиля. Сегодня произошло неизбежное: они столкнулись». Тем паче в маленьком Славгороде, где, казалось, даже параллельные пути пересекаются, неизбежность нашей встречи с Коломийцем скоро стала очевидна: он был как раз тем, кого я искал, а я — тем, кого он искал.

Еще в пору мэрства Гельмеля он, бывший тогда лидером местных коммунистов и депутатом горсобрания, вошел с ним на идейной почве в непримиримый, вплоть до рукопашной, клинч. Тогда же Коломиец, о ком говорили, что на конкурсе упрямцев он держит первые пять мест, потом идут бараны, основал и возглавил комитет по отрешению Гельмеля от должности. После чего его квартиру ночью подожгли, он еле спасся с женой и детьми — но своей битвы против застращавшего всех остальных властителя не прекратил. Отчего среди немалой части славгородцев за ним, работавшим теперь директором городских бань, прочно закрепилась слава сумасшедшего.