Роман с урной. Расстрельные статьи - Александр Росляков

2. Христос воскрес!

Впрочем какие они мне друзья, еще предстояло выяснить в грядущие два с лишним месяца — хотя наша провинция наивно мыслит, что если люди из самой Москвы, то чуть между собой не родня. Далекая и хлебная Москва, где, как известно, недорода не бывает, ей кажется каким-то куда более родным внутри себя мирком, чем все разбросанные по вновь раздробленной Руси города и веси. И потому обнявшись с молодым якутом из Москвы Серегой и его летастым замом по аналитике Сергеичем, с которыми я раньше близко хлеба не делил, я этим обольстился мало. Жизнь показала, что продолжительное обитание в тесном кругу даже для лучших друзей чревато самым непредвиденным раздором. Еще мой юный вождь вдобавок — и якут!

Сходили мы в микростоловку автобазы, где мне показали ее владельца и нашего спонсора Юру Жабина, а подавала юная красавица Марина. И затем после своих бессонных суток я убрался спать в уже заказанный мне номер гостиницы. Но так как в перевозбужденной предыдущим голове сна не было, я стал листать отобранную у собратьев краеведческую книгу «Славгород» — и за ее полезным чтением уснул.

Потом, уже под вечер, мы всей нашей троицей, и составлявшей всю нашу команду, сошли в бар, где обсудили диспозицию. Наша задача, изложенная молодым вождем, несоразмерная никак с нашим числом, меня, честно сказать, сразу зажгла своей аферной фантастичностью. И я счел даже, что мы с ним в эту зажигательную силу скорей всего подружимся в спаявшие нас одной жаждой мзды ближайшие два месяца.

Теперь по диспозиции — исходные реалии которой я извлек из той очень полезной книги. Очень советское, как мне сдалось сначала, имя города происходило с еще досоветских пор. Его среди степей Алтая основали в начале того века обнадеженные Столыпиным переселенцы, в основном из перенаселенной Украины. Среди них было много еще елизаветинских немцев-иммигрантов, каких еще добавилось при сталинском переселении эпохи второй мировой войны. С помощью немецкой аккуратности, вошедшей в симбиоз с советской властью, здесь был построен оборонный радиозавод, кузнечно-прессовый, элеватор, мебельная и обувная фабрики. Окрест процвели целинные колхозы и совхозы, собиравшие с щедрых местных нив пшеницу самой высшей пробы.

Но с наступлением на город наших деморощенных реформ, уже на оставлявших ему никаких надежд, градообразующий радиозавод задышал на ладан, другие производства вовсе сдохли. Особенно его подрали местные же демократы — проводники этой реформы на местах, из бывшей комсомольской сволочи, перебежавшей под Веселый Роджер уловившего их суть Гайдара. К нашему визиту зарплата там была 2 тысячи рублей, и последним атавизмом былой хлебной жизни все еще чудом оставался очень вкусный и дешевый белый хлеб. Однако при всем этом нас, бойцов невидимого, но весьма дорогостоящего фронта, на борьбу за мэрский пост все же позвали. Стало быть, в бедном городке, через который тем не менее лежал великий шмоточный путь с Китая через Казахстан, с чего цвела таможня и заправки, было за что бороться.

Реальных кандидатов на главу этого пограничного угла было двое: наш, действующий глава Кропов — и бывший главой до него немец Гельмель. Наш 27 лет прослужил директором городских электросетей — типичный, старого завета, производственник и антиреформатор. Ума, конечно, не палата, но зато по части всяких котельных, коммунальных труб и линий дока. За 5 лет своего мэрства не выкрал себе лично ничего, жил в одноэтажном домике целинника с участком в 3 сотки — и даже не обновил свой старый жигуль 6-й модели. В таком же роде и настаивал на своем имидже в кампании: никаких ярких листовок и излишеств, сама кондовая, как портянка тракториста, правда — и больше ничего. При этом поддерживала его вторая по силе в городе бизнес-группа Жабина, занимавшаяся автоперевозками, торговлей ГСМ и сельхозпроизводством.

Противник — полная противоположность. Яркий оратор, прогрессист, основатель первой в городе комсомольско-магизинной фирмы «Траст», еще газетчик и правозащитник. В общем больше политик, антипроизводственник — что называется в народе «демократ». Сумел избраться в первый раз, убрав доверчивый народ на обещания невиданных рыночных благ в духе Гайдара и Чубайса — «по две «волги» каждому на ваучер». По слухам, на тех ваучерах и сопутствовавших им аферах лично наварил — но вынужден был уйти, поскольку развалил все коммунальное хозяйство и оставил город без зарплат. На смену ему и пришел наш Кропов, сумевший починить перед зимой тепло, чем заработал благодарные очки у горожан.

За Гельмелем стоял этот же «Траст», главный местный спрут, и местные бензозаправщики, желавшие прибрать заправки конкурентов. Причем судебная борьба по ГСМ-торговле уже шла параллельно с выборной, и Жабинской бригаде поражение Кропова грозило потерей изрядной части ее бизнеса.

Свою кампанию Гельмель начал за полгода до выборов — довольно сильным, с точки зрения пиара, ходом. После долгого отсутствия он открыл в Славгороде «Фонд защиты гражданских прав», через который стал оказывать так называемую помощь бедным людям — в основном преклонных лет. Одной пенсионерке даром белят потолок, другой ставят дверь, третьей завозят угля, меняют лампочку — и так далее.

При этом его СМИ — ежедневные «ТВ-Траст» и «Радио-Траст» и еженедельная газета «Траста» же «Соседи» — дают непрерывный отчет о его благодеяниях. И всячески поносят действующую администрацию — что дескать ничего не может сделать для людей, тогда как Гельмель не отказывает никому. Эта линия строилась довольно убедительно, от показа осчастливленных бабулек — до планов, как затем от частной помощи взойти к решению всех городских проблем. Проблемы эти тоже брались широко: от плохого освещения улиц до преступности и наркомании.

В итоге такой медиа-атаки возврат в город давешнего беглеца воспринимался бедными людьми все благосклонней. И даже половина их, изо дня в день видя по телевизору, как он теперь еще и отоваривает всех желающих, отдала ему свои симпатии.

Все это Серега и Сергеич уже нарыли до меня, а в день моего приезда еще вышла презент-газета Гельмеля с его большим смеющимся лицом на первой полосе. И продавщица из ларька, подавая ее мне, сказала с чувством не то восхищения, не то сарказма: «Христос воскрес!»

Дальше нам надо было утвердить стратегию борьбы против соперников, уже изрядно преуспевших в лепке сказочного мифа их спасителя. Отыграть их классические заготовки можно было лишь путем какого-то асимметричного ответа, поскольку на симметричный у нас не было ни равных средств, ни сил. И мы решили, что должны не столько красить нашего героя, которого и так здесь знали как облупленного, сколько развеять миф о конкурирующем лжеспасителе. И если он окажется впрямь тем, кем сразу мне нарисовался, побить врага не только нашего, но и всего рода человеческого, да еще за греющую душу мзду — воистину святое дело! А что во вражеском полку под началом известного сибирского политтехнолога Вадима Дрягина бойцов было в десять раз больше нашего, лишь добавляло всему делу увлекательного куража.

За все это мы напоследок выпили, порадовались мизерному по московским меркам счету — и разошлись по номерам.

3. Наше поле рядом с вашим

Гостиница «Славгород» была в самом центре города, на главной его улице Ленина — и перво-наперво на славу отличилась своей дешевизной. Мой одноместный номер с ванной и сортиром стоил всего 300 рублей в день, Серегин двухкомнатный люкс — 500. Правда, во всех номерах был удивительно устроен душ — с креплением на высоте пупка над двухступенчатой, типа посудомойного корыта, ванной, так что и лежа было под него не влезть. Кто-то мне рассказал, что обновлял эту гостиницу гастролировавший здесь цирк карликов и якобы все души по любимому у нас дурному делу сделали под них. Еще деталь неистребимой, как родимое пятно, проформы: для постояльцев без удобств на этажах имелись по две душевые кабинки. На одной из них было написано «Для женщин», на другой «Для мужчин» — словно мужской и женский душ чем-то принципиально различались.

Но в остальном гостиница была вполне комфортной, тихой; на первом этаже был бар «Виктория» с излюбленным сейчас по пьяной тяге к музам караоке; с заходом через улицу — ресторан «Славгород». Ужин на двоих с не шибкой дозой водки в нем стоил около 300 рублей, и там в дальнейшие два месяца мне нафартило много чего интересного.

Назавтра я встал за час до общего сбора, надел кроссовки и побежал прокладывать маршрут для утреннего кросса — на изумленных глазах непривычных к таким вычурам туземцев. Город, разбитый улицами, как кроссворд, на равные квадраты, только в самом центре был многоэтажным, дальше — каменные домики в один этаж. При этом магазинов было в нем сверх всякой меры — еще и три огромных рынка с исключительно китайским ширпотребом. И когда в одном из них я покупал для дочки сапоги за 400 рублей, на это экстраординарное событие сбежался весь этаж. То есть при нашей склонности к шараханьям здесь с советских пор все извернулось наизнанку: вместо очередей за дефицитом — очереди за дефицитным покупателем, которого катастрофически не хватало ломящимся от изобилия прилавкам.