Смерть без работы не останется - Кирилл Казанцев

— Да, винтовка наша, тульская — «СВУ-АС». Нормальное оружие для стрельбы с определенного расстояния… Не самая дорогая винтовка, но для данных условий вполне подходящая. Киллер, как у них и принято, оружие после использования бросил. Сейчас эксперты занимаются определением возможной принадлежности оружия к другим преступлениям, а также изучают его историю. Хотя номер и спилен.

— Сколько же времени киллер выслеживал свою жертву?

— Достаточно. Скорее всего, наблюдение велось попеременно с разных позиций по нескольку дней. Об этом можно судить по экскрементам и другим следам. В частности, подушке и шерстяному одеялу. Так что приступай. А по электронной почте тебе уже должны прийти материалы на Иванова. Родственные, дружеские связи, недвижимость. То есть все точки, где он может объявиться. Уголовный розыск установит наблюдение, но об этих адресах ты знать должен.

ИК-47 из всех исправительных колоний на Урале выделялась тем, что в ней в сравнении с другими было больше порядка. Администрация контролировала внутреннюю жизнь. Колония не считалась «красной» (или «сучьей», «активной»), хотя и «черной» ее назвать было нельзя. Скорее в 47-й был умный хозяин, который так отрегулировал отношения между администрацией и осужденными, что конфликтов не возникало. Блатные не трогали «мужиков», администрация не слишком давила блатных.

Отбой был объявлен еще три часа назад, но в каптерке отряда собралось четверо «сидельцев», которые вели неспешный разговор с кружками в руках. В кружках было вино. Хорошее самодельное грузинское. Вино передали с воли Гоги, и он сегодня угощал близких. Заодно беседовали и с новичком, которого перевели сюда из «двойки» во избежание массовых беспорядков. О беспределах, творящихся в ИК-2, слухи ходили самые страшные.

— Я в «двойку» пришел еще по осени, — кривя губы в злой улыбке, рассказывал парень со шрамами на стриженой голове. — Началось все еще на карантине, как нас на пересылке и предупреждали. Ну, обшмонали нас, потом в баню. Держали там часов шесть, не меньше. Говорили, что ждут, когда пройдет последняя проверка в зоне. Набили нас туда человек сто, и все время шел один кипяток. Да такой, что к кранам не подойти. Это нам потом рассказали, что свои же зэки куражатся, те, что на карантине работают.

— Какие же они тебе свои, Мирон, — хмыкнул сквозь редкие зубы Гоги. — Суки они, а не свои.

— Я считал, что все в зоне одна семья, что каждый друг другу помогать должен, — нервно дернул плечом парень. — Вы, может, меня осуждаете, но я первый раз сижу и порядков еще не знаю. Даже фене по-настоящему не научился.

— Первый — не последний, — расхохотался Гоги, демонстрируя желтые кривые зубы.

— Тише ты! — приказал осужденный с отросшими жесткими волосами, которые непослушно торчали в стороны на макушке. — А насчет фени и… остального ты в башку не бери. Сейчас зона не та, как говорят «законники», и воровской мир не тот. Закон забыли, беспредел один остался.

— Слышь, Вертолет, — спросил Мирон, пьяно улыбаясь, — а правду говорят, что воровские законы придумали и не воры, а администрация НКВД из охраны лагерей? Еще до войны. Ну, чтобы в зоне порядок сами зэки держали.

— Хрен его знает. По мне, так хоть кто ни придумай, а лишь бы польза была. По этим законам, между прочим, с легавыми никаких дел иметь нельзя, а мы имеем. Они ведь тоже жрать хотят сладко. Сейчас в приличной банде половина легавых. И не бывших, а самых что ни на есть в натуре! Ну, дальше что, рассказывай!

— А дальше опять беспредел пошел. Нас из бани погнали в карантин № 1. Вдоль коридора стояли такие же зэки, кто с дубинкой, кто с дрыном. Приказано было бежать через этот коридор до дальней комнаты. Мы бежим, а они нас молотят куда попало и со всей дури! В комнате нам надо было садиться на корточки, наклонять голову как можно ниже и кричать свою статью, начало срока, конец срока. И мы кричали таким же зэкам, как и мы, только это активисты зоны — всякие завхозы и их помощники. Не дай бог поднять голову, сразу дубасят…

— Суки, — изрек Гоги равнодушно и полез искать на столе сигареты.

— Короче, — играя желваками на скулах, продолжил свой рассказ Мирон, — первые сутки в карантине нас молотили постоянно. Половина прибывших ходили, перекособочившись, а остальные сопли кровавые размазывали. Да и потом тоже… Одно слово, сучья зона… За все, за каждое нарушение били.

— Ты пей, Мирон, пей, — подлил парню в кружку вина Вертолет. — На душе полегчает.

— А еще там есть такая «муть». Выбирают они кого помоложе, у кого ходка первая, заводят тебя в комнату, где сидят такие же зэки, как они себя называют — сотрудники администрации. И говорят они, что вышел такой-то и такой-то указ президента. И разъясняют, что если ты уже осужден за какое-то конкретное преступление, то за те, что раньше совершил, ты уже ответственности не несешь. У нас, типа того, сроки не суммируются. И типа ты уже за них заранее помилован этим указом. А они, значит, просто обязаны записать твои показания, чтобы менты твои показания в это дело могли подшить, само дело закрыть и в архив сдать. И, главное, показывают тебе этот указ. Типа ксерокопия, которая вся в гербах и печатях. И на подпись президента пальцем показывают.

— И верят?

— Кто как. В основной массе не очень верят. Говорят, что посоветоваться надо. Ну, их сначала просто уговаривают, а потом начинают метелить руками и ногами. А когда поднимаешься в отряд, то и там не легче. И там тоже бьют. В секции заставляют вступать. И на промзоне бьют, если не сделал нормы, и в ШИЗО тоже, только резиновыми палками. Да и вообще бьют постоянно! За все подряд, а докопаться можно и до столба. И подследственных в СИЗО тоже. А следственные — это еще не осужденные, а их заставляют сдавать рапорт, на тумбочке стоять, приветствовать начальника, а следственные этого делать не должны. Но и их избивают. Вот мы и не выдержали…

— И что, хозяин вам это спустил? — хмыкнул Гоги.

— Решили, что проще будет нас по другим зонам разобщить, чем шум поднимать, трупы списывать да за бунт отвечать. У нас уже шестнадцать человек голодовку объявили.

— Пошли, а то глаза слипаются, — проворчал Гоги, потягиваясь с хрустом и зевая во весь свой гнилой рот.

— Да, надо уж, — кивнул Вертолет.

Мирон быстро глянул на своих приятелей и снова уткнулся в кружку носом. Гоги помялся маленько, потом с кряхтением встал и вышел из каптерки. Четвертый «сиделец», невысокий жилистый парень, который за весь вечер не издал ни звука, поймал взгляд Вертолета и мгновенно оказался возле входной двери. Чуть приоткрыв ее, чтобы уловить любой шорох в коридоре спального блока, он прислонился к косяку и замер.

— Ладно, что тебе на пересылке с воли передать велели? — тихо спросил Вертолет.

— Маруха ждет, блины маслом намазала.

— Все?

— Все.

— А про большого «легаша» что, про Иванова?

— А, да! Его можешь теперь не опасаться.

— А если он узнает? — Вертолет приблизился к лицу Мирона, прошипел: — Если узнает, то мне не жить. Я и суток не протяну. Даже здесь. Сучье вымя! И время неудачное. Что же кореша так подвели меня? Могли бы и «маляву» черкануть, а то на твою пробитую голову надежды нет. Ты на память не жалуешься?

— Ты че, Вертолет, я все сказал, как есть.

— Ладно. Все так все. Иди, да поменьше помелом махай про наши дела.

Глава 2

Антон наконец нашел удобный случай, чтобы познакомиться с водителем Солодовым. Водитель исчезнувшего Иванова на время был снят с машины и шлялся по гаражу без дела. Рабочие дни ему шли, и на работу он являться должен был обязательно. Но постоянные допросы и недоверие вымотали молодого парня до предела.

Быков водителя охарактеризовал как потенциально непричастного к делам Иванова. К возможным делам, как он потом поправился. Коля Солодов пару лет назад пришел из армии, отслужив срочную шофером. Покантовавшись с месяц, он ничего путного не придумал, кроме как пойти в полицию. Все по своей же специальности. За два года его оценили как хорошего, аккуратного водителя и посадили на иномарку возить полковника. Солодов конфликтным никогда не был, умел ладить и с сослуживцами, и с начальством. Так он и прижился водителем у Иванова.

Последние события выбили парня из колеи крепко. Сознавая, что он привез супругу своего шефа под пулю убийцы, что он косвенно виновен в смерти Валентины Ивановны, Николай впал в полную депрессию.

Антон нашел Солодова под навесом уличного кафе, разукрашенного разнокалиберными изображениями бутылок и банок с напитком «Балтика». Этим напитком и накачивал себя унылый водитель, сидя в полном одиночестве за дальним столиком.

— Колян! Здорово! — громко и жизнерадостно воскликнул Антон, распахивая объятия и нависая над Солодовым. — Вот не ожидал тебя увидеть здесь. А я только вспоминал о тебе. Помнишь областной военкомат, поезд, нас, бритоголовых?