Вести с моря и суши - Хорхе Андраде

Одна из версий земли

Добро пожаловать, о новый день!Вернулись в мастерскую глазарисунок, цвет и светотень.

Вот мир огромныйвесь в упаковке из чудес:и мужественность дерева,и благосклонность бриза и небес.

И розы механизм.И колоса архитектура.

Земля без перерыва занятаего зеленой шевелюрой.

А сок, невидимый строитель, строитс помостов воздуха наклонныхи вверх шагает по ступеням света,который стал объемным и зеленым.

А землемер-река проделывает описьокрестностей.А горы моют темные бокана дне небесном.Вот мир растительных столбов дорожных,и водяных дорог,и механизмов, и строений, —одушевляет их таинственный поток.А дальше — прирученные цвета и формы,живые воздух, свет и даль;все это собрано в Творенье человека, —он дня живая вертикаль.

Зарисовки городов

Про солнце твердят витрины,и лодки, и рябь залива,и этот причал пустынный.

А воздух под белым игомкаленого солнцепекаисходит истошным криком.

Сахарных заводов трубы —тростниковыми стеблями…Уезжает сахар с Кубы.

Эмигрируют чащобы,уезжают ром и румба.Дружно всходят небоскребы.

Нассау, палитра лета.Здесь ветер пронизан солью,а свет изнемог от цвета.

Зеленым стеклом играя,качается в море город,как перышко попугая.

Чайки да изумрудыводорослей плавучих —не за горой Бермуды.

Маяк, подмигнувший грустно.Пальмы. Белые крыши.Люди цвета лангуста.

Здесь бухта глазам не верит:штурмуют утес отвесныйкосые крыши и двери.

А окна, тысячеглазы,глядят, как в заливе травяттунца борзые-баркасы.

Примазаться бы к фортуне:у самого моря домик,невеста из Ла-Коруньи.

Сидеть у воды и простосмотреть, как мерцает паруси как проплывают звезды.

Тот не гладил моря кожу,тот не понял ветра душу,в Сантандере кто не пожил.

В два ряда деревья сдвинув,мокнет улица Переды.Небо блещет, как сардина.

Вещает белая волнао том, что пленена на Ре[8]островитянами луна.

На горизонте дым возник:сирены труб о том поют,что мир един и многолик.

Уперлись прямо в месяцколонны небоскребовподобьем узких лестниц.

А в тиглях окон вечерпереплавляет в пламянадежду человечью.

Одиночество городов

Не зная своего номера.Окруженный стенами и границами.Под каторжной луной,с привязанной к щиколотке вечной тенью.

Живые границы встаютна расстоянии одного шага от моих шагов.

Нет севера, нет запада, нет юга и востока,есть только размноженное одиночество,одиночество, разделенное на число людей.Бег времени по часовой арене,трамваев сияющая пуповина,церкви с атлетическими плечами,стены, читающие по складам два-три цветных слова, —все это сделано из одинокого вещества.

Образ одиночества:каменщик, поющий на лесах,неподвижная небесная лужа.Образы одиночества:пассажир, погрузившийся в газету,лакей, прячущий портрет на груди.

У города внешний вид минерала.Городская геометрия не так красива,как та, которую мы учили в школе.Треугольник, яйцо, кубическая сахарная головапросветили нас на празднике форм.Только потом появилась окружность:первая женщина и первая луна.

Где было ты, одиночество,что я не знал тебя до двадцатилетнего возраста?В поездах, в зеркалах и на фотографияхты всегда рядом со мною.

Крестьяне не так одиноки,потому что составляют одно с землею.Деревья — их дети,смену времен года они чувствуют собственным телом,и примером им служат жития святых маленьких животных.

Это одиночество питается книгами,прогулками, роялями и осколками толпы,городами и небесами, завоеванными машинами,листами пены,разворачивающимися до границ моря.Все изобретено.Но нет ничего, что могло бы освободить нас от одиночества.

Карты хранят тайну чердаков.Слезы сделаны для того, чтобы их выкурить в трубке.Старались похоронить одиночество в гитаре.Известно, что оно проходит по неоплаченным квартирам,что оно торгует платьем самоубийци что оно опутывает посланья, бегущие по телеграфной проволоке.

В третьем классе

В вагоне третьего классасолдат вскрывает штыкомконсервную банку времени.Токарь снимает двухцветную стружку с яблока.А где-то на вороненой крыше паровозазатаилась безбилетница-луна.

Берлинские пивные.Пиво цвета светящихся глаз.Зеленый базар на площади Лютера.Статистикой учтена каждая хлебная крошка, съеденная воробьем.

Снегопад — первопричастье земли;«Вот и зима!» — радостно твердят мужчины и женщины.Кельнский собор —сталагмитовая роща,гранитные струи фонтана, врезанные в лазурь,воздушный замок инея,окаменевший аккорд.

По дороге из Кельна в Парижв окна бросаются юные нивы.Ветер треплет золотые кудри полей, позабывших войну:даже скелетам младенцев, зарытых в этом черноземе,исполнилось ныне двенадцать лет.

Бельгия. Вокзальные часы показывают время с точностью до столетья.Голубые солдатики и голубые фасады.За этой стеной — Брюссель.На крестьянской телеге два метра огорода едут на рынок.

Улицы Парижа кажутся знакомыми с детства,хотя их видишь впервые.Триумфальная аркастала на четвереньки под тяжестью истории.Птицы на соборе Нотр-Дам словно крылатые барельефы.Рулетка круглой площади Согласия —там я поставил на белый ноль луны свою надежду.Однажды, выйдя воскресным утром из Лувра,я обнаружил, что лед — это вода, ставшая статуей.

Беззвучные весла рыбачьих баркасов.У моллюсков явственный привкус солнца.Баскские селенья в беретах тумана.Испанские фонаридерутся на шпагах с темнотой.Все это — только личина, условные вехи.Мир же един,несмотря на все свои разноликие формы.То же одиночество, леденящее кости,и та же пролетарская закалкау жаровен, на которых дымятся каштаны.

Краски Гаваны

В ритуальном танце племя кокосовых пальм бьет в барабаны листьев.Море моргает тысячью фосфорических глаз.Каждый день этот город приходит на пристаньвстречать чужестранные кораблии глазеть на ныряльщиков, которые всплывают,зажав в зубах монету,брошенную с палубы к рыбам Антильского моря.Гаванский трамвай движется в ритме маракас[9].Гаванские деревья подстрижены, словно бараны.Гаванские проспекты бегут прямиком через город,покуда не наткнутся на памятник.

Женщины с лицами цвета корицы и знойной сигары.Креолы в сомбреро из золотистой соломы,взращенной тропическим солнцем.Негритята с улыбкой, похожей на спелый арбузный ломоть.Кокосы и ананасы — объедки с пиршества румбы.

Пушки из парка Масеощерят голодные пастипри виде дельфинов, играющих в бухте,которую стережет грозно поднятый палецзамка Эль-Морро.

Двести гвардейцев ежедневно несут караулпод синим взглядом Капитолия.Квадратные томики небоскребов —здесь по вывескам можно легко обучиться читать по-английски.На Двадцать третьей улице продают дорогие цветыи свет отливает оттенком подсолнечного масла.А на Восьмой улице полиция обнаружила стальной ананас,смертельные зерна которого зрели у окна прокурорского дома.

Но, несмотря ни на что,живительный запах устриц пирует на Малеконе[10]и все так же приторен вкус жизни в «Тропикане»[11].Женские бедра — изящная музыка,нежные руки красавиц пахнут, как персики, вводя в искушение птиц.Аэроплан в белом фраке рассекает своим вентиляторомгущу синего зноя.Яхты возле крепости Де-ла-Кабаньядают открытый урок безмятежного сна,а пароходные трубы тянут темную ноту дымаза горизонт, где скоро проклюнутся первые звезды.И когда над Гаваной взорветсячерный фугас ночи — никто не вздрогнет.Только повиснет над городом серпик луны,словно банан на банановом дереве неба.

Забастовка