Рассказы из книги "Необычайные истории" - Огюст де Лиль-Адан

Но, разумеется, едва только представилась возможность, инженер ушел, не попрощавшись с обществом, устремился к кладбищенским воротам, вскочил в экипаж, поспешно назвал свой адрес и, очутившись за поднятыми стеклами, раз двадцать за время пути то скрещивал, то расставлял ноги.

Когда он вошел к себе, первое, на что наткнулся его блуждающий взгляд, был большой конверт, на котором было крупно написано: «Срочное».

Вскрыть его было делом одной секунды. И вот что он в нем обнаружил.

Управление похоронной службы «Париж, 1 апреля 1887 года

Дирекция

Месье!

Основываясь на решении Министерства от 31 февраля 1887 года, считаем своим долгом уведомить Вас в том, что в смете текущего года наше управление предусмотрело категорию служащих, называемых «плакальщиками» или «отвлекателями», которым вменяется в обязанность участвовать в проведении доверенных нам похоронных обрядов. Эта в высшей степени своевременная мера является нововведением, продиктованным соображениями гуманности: она была принята в соответствии с рекомендацией факультета психологии и одобрена ведущими законоведами Парижа.

Учитывая доходящий до истерии эндемический невроз, свирепствующий сейчас среди населения, и имея в виду помочь, например, молодым вдовцам, склонным к слишком сильным переживаниям в связи со смертью жен, и, вопреки обычаю, бравирующим своим желанием присутствовать при погребении, было принято следующее постановление: в случае если врач, официально присутствующий на процедуре похорон, придет к выводу, что оставшийся в живых супруг переоценил свои силы, то для того, чтобы избавить его от нервного кризиса, мозговых ударов, спазм, комы, короче — от всех трагических переживаний, могущих создать беспорядок в самой процедуре погребения, один из наших новых служащих, называемый «отвлекатель», посылается на кладбище с заданием, проанализировав темперамент оставшегося в живых супруга, вызвать в нем моральное потрясение, аналогичное тому эффекту, который производят в организме человека отвлекающие средства и прижигания. Это потрясение, завладев воображением выжившего и пробудив в нем неожиданные чувства, позволит ему — при всей искренности его переживаний — спокойно и хладнокровно исполнить все печальные обязанности, которых требует от него ситуация.

Месье, тот юный блондин, которого Вы видели сегодня утром, и есть не кто иной, как один из этих служащих; излишне говорить, что он никогда ее не видел и не знал… и что теперь, у себя дома, Вы можете плакать совершенно свободно, не рискуя нарушить общественное спокойствие.

С наших клиентов мы не берем за это никакой дополнительной платы, гонорар «отвлекателя» включен в общий счет.

Примите и проч.

За директора

Пуассон».

Придя в себя от изумления, вызванного в нем этим письмом, суровый поссибилист Жюст Ромен, ни минуты не колеблясь и не обратив внимания на странную дату, которой был помечен документ, сообщил заказным письмом Обществу ревнителей обновления о своей отставке с поста президента-основателя. Он хотел тут же вызвать на решительную дуэль министра внутренних дел и управляющего похоронной службой, предварительно задушив их юного пособника…

Но время и здравое размышление — разве не улаживают они все на свете?

МИРАЖ ГОСПОДИНА РЕДУ

Как-то апрельским вечером несколько лет назад один из наиболее заслуженно чтимых жителей Парижа, г-н Антуан Реду, бывший мэр какого-то городка в центре нашей страны, находился в Лондоне на Бейкер-стрит.

Пятидесятилетний веселый, уже довольно полный человек, что называется — душа нараспашку, но в делах весьма практичный, этот почтенный отец семейства, подлинный пример достойного гражданина, не менее других людей поддавался, однако, находясь в одиночестве и будучи погружен в себя, воздействию фантастических представлений, зачастую возникающий в сознании даже наиболее уравновешенных деловых людей. По мнению психиатров, сознание таких людей, когда они не поглощены деловыми соображениями, является миром таинственным и нередко пугающим. Поэтому если г-ну Реду в тиши его кабинета случалось погружаться в такие смущающие душу мечтания, о которых он, разумеется, никому даже не намекнул бы, то блажь, порою довольно странная, которую он лелеял в воображении, становилась вдруг упорной, деспотичной, требующей, чтобы он осуществил ее на деле. Владея, однако, собой, он умел ее рассеять (с глубоким вздохом!), когда малейшее вторжение обстоятельств реальной жизни пробуждало его от мечтаний. Так что эти нездоровые приступы не приводили к дурным последствиям. Тем не менее, как человек предусмотрительный и опасающийся подобной «слабости», он счел необходимым соблюдать строгий жизненный уклад, избегая переживаний, которые могли бы вызвать в его мозгу какую-нибудь нелепую причуду. И главное, он очень мало пил из страха, как бы опьянение не довело его до реализации той или иной из внезапно возникавших у него страстишек, заставлявших его на другой день молчаливо краснеть от стыда.

Так вот, в этот вечер г-н Реду, забывшись, отлично пообедал у некоего негоцианта, с которым за десертом заключил выгодную сделку — цель его путешествия по ту сторону Ламанша, и при этом не заметил, что коварное воздействие портвейна, шерри, эля и шампанского замутило ясность и восприимчивость его сознания. Хотя было еще довольно рано, он, верный своей инстинктивной осторожности, решил вернуться к себе в гостиницу, как вдруг из внезапно налетевшей тучи на него хлынул дождь. И случилось так, что порталом, где он поспешил укрыться, оказался вход в знаменитый музей Тюссо. Ну что ж, дабы уберечься от простуды в подходящем укрытии, а также для времяпрепровождения и из любопытства бывший мэр одного городка в Центральной Франции бросил свою сигару и поднялся по лестнице музея восковых фигур.

На пороге длинного зала, где застыли в неподвижности, как бы внимательно слушая, фиктивные персонажи в самых разнообразных роскошных одеяниях и большей частью с коронами на головах, напоминая своеобразные объемные модные картинки былых времен, Реду вздрогнул. В глубине зала на возвышении перед кабинетом ужасов взору его предстал некий предмет. Это было старинное приспособление, которое, согласно довольно основательной документации, послужило некогда во Франции для казни короля Людовика XVI. Как раз в этот вечер дирекция извлекла его из хранилища для кое-какого потребовавшегося ремонта: так, например, стойки, поддерживающие нож, уже начал подтачивать жучок.

При виде этого приспособления и узнав из выдаваемого посетителям буклета о его происхождении, благонамеренный либерал наших дней, пребывавший в хорошем настроении из-за успешно заключенной сделки, ощутил вдруг некий прилив великодушных чувств к королю-жертве. Да, отбросив в сторону политические воззрения, готовый осудить всяческие крайности, он почувствовал, как сердце его растрогала мысль о короле-мученике, порожденная зрелищем этого мрачного предмета, унаследованного от былых времен. И так как по натуре он был человек рассудительный, положительный, но при этом чрезмерно впечатлительный, эмоции быстро овладевали им, и он едва удостоил беглого взгляда пеструю толпу восковых фигур в пурпуре, золоте и шелку. Пораженный впечатлением, произведенным на него именно этой гильотиной, раздумывая о великой драме минувших лет, он заметил в боковом проходе цоколь, на котором возвышалась приблизительно похожая фигура Шекспира, и сел поблизости на скамейку, словно собрат.

Всякое сильное чувство делает людей, склонных к общительности, весьма экспансивными. Бывший мэр одного из городков Центральной Франции, обратив внимание на то, что один из сидящих подле него посетителей (по всей видимости, француз) тоже погружен в задумчивость, обратился к этому вероятному соотечественнику и грустным тоном высказал, как бы нащупывая почву, несколько довольно привычных соображений насчет того, что зрелище это наводит на мысли ПОЧТИ ЧТО печальные, каких бы политических убеждений ты ни придерживался.

Однако, пристальней вглядевшись в своего «собеседника», наш добрый малый сразу же смолк, немного раздосадованный: он только что убедился, что уже минуты две разговаривает с восковым изображением некоего безымянного посетителя музея (желая вызвать у публики обман зрения и подшутить над ней, директора таких музеев позволяют себе рассаживать подобные фигуры на скамейках для посетителей).

В тот же самый момент громко зазвучал голос, предупреждающий о том, что музей сейчас закрывается. Люстры стали быстро гаснуть, и, удаляясь, словно нехотя, последние посетители еще раз беглым взглядом окидывали свое фантасмагорическое окружение, чтобы запечатлеть в памяти общий его вид.