Свежак (СИ) - Шмаев Валерий

* * *

Кавалер двух «Чёрных Крестов» и ещё полутора десятков имперских и иностранных наград Платон Гордеев тяжело встал со скамьи и, припадая на правую ногу, вышел из избушки на свежий воздух. Хороши всё же эти имперские имплантаты — работают лучше настоящих конечностей. Правой ноги у отставного гранд-прапорщика не было по колено, а правой руки по плечо. Да и так шрамов, за семь лет не самой спокойной службы, набежало более чем достаточно.

В последней операции пожевало его прилично и сейчас, в свои неполные тридцать лет, выглядел Платон дряхлым, но, по какой-то причине, ещё живым стариком. Попасть под «Молот Аллаха» и остаться в живых дьявольское везенье. Кровному врагу такого не пожелаешь. Думал, уже не выкарабкается. Почти год в столичном госпитале, да год дедовых мазей, порошков, заговоров, настоек и целебного лесного воздуха подняли Платона на ноги, но прежнего здоровья так и не вернули.

В порядок его слегка привели, но нынче как в детстве и юности не побегаешь — не развалиться бы по дороге. Правда, всегда под руками экраноплан Сикорского. К сожалению, гражданская модель, но переделанная под нужды имперской егерской службы. До тысячи восьмисот килограммов в просторном багажном отсеке и трёх седоков он тащит легко, быстро и беззвучно, но, опять же, к сожалению, невысоко и не сильно быстро — не более пятидесяти пяти метров и не быстрее ста двадцати километров в час.

Сразу после госпиталя предлагали Платону место старшего инструктора в учебном центре корпуса пластунов, после полугодичного отпуска, разумеется, но его потянуло домой. К деду на заимку.

Отставной унтер-офицер Евлампий Гордеев вот уже более сорока лет служил имперским егерем в Куусамском природоохранном заповедном комплексе. Что находится на севере Великого княжества Финляндского. Вот к нему-то Платон и направился.

Егерем его оформили быстро, определив к деду в напарники. Не сильно деду был нужен помощник, но было ему уже восемьдесят семь лет, и прожил он после того, как Платон встал на ноги всего четыре месяца — как будто ждал внука.

Может и, правда, ждал, а перед смертью показал вот эту избушку, рядом с которой находилось убежище. Нет не так — семейное Убежище семьи Гордеевых.

Об этом месте, согласно семейной традиции, должен был знать только старший сын, но Георгий сгинул на северо-востоке Африканского континента. Средний — Володимир в армии не служил и теперь уже не будет. Оставался только Платон. Теперь уже вечный хранитель этого, тщательно замаскированного и максимально упакованного, противоатомного бункера.

Впервые спустившись на первый уровень необычно укрытого от посторонних глаз Убежища, Платон слегка выпал в осадок (то есть, мягко говоря, был удивлён). Это был трёхуровневый схрон высшей радиационной и биологической защиты. (То-то дед последние сорок лет служил в одном и том же месте — было время обустроить всё по высшему разряду).

Теперь Платону стало понятно, как дед умудрился такое Убежище отгрохать. Разумеется, имперский егерь делал это не сам, а подал заявку на строительство бункера в имперское управление спецстроя. Земля вокруг убежища навечно была дарована Императором семье Гордеевых за особые заслуги. Платон лично копию имперского указа видел. Правда, эта дарственная была, как в народе говорят «палкой о двух концах» — один из представителей семьи должен был служить в имперских егерях.

Первый этаж был скорее техническим. Здесь на специальных магнитных якорях стояли все четыре экраноплана — два личных и два служебных. Служебные были стандартные — на полторы тонны, а вот личный экраноплан деда оказался грузовым.

Эта «небесная колесница» легко таскала в своём просторном багажном отсеке целых одиннадцать тонн. За каким экзотическим овощем деду понадобился такой грузовик Платон не спрашивал — быть посланным в далёкие дали (на дальнюю за?имку, к примеру) новоиспечённому егерю имперских угодий очень не хотелось.

Стояла здесь и специальная станция подзарядки силовых блоков экранопланов — встроенный в систему энергоснабжения Убежища мощный генератор, соединённый с портативным ядерным реактором располагавшемся на самом нижнем техническом этаже бункера.

Ещё в этом ангаре находились морозильные лари, подвесные лодочные моторы, лодки и тому подобные мелочи, но бо?льшая часть складских помещений этого уровня всё равно была пуста. Располагалась на этом уровне и служебная оружейная комната. Словом, дед разместил здесь всё то, что могло понадобиться срочно, и всегда должно было быть под руками.

Второй уровень — жилой, состоял из восьми комфортабельных комнат, десяти санузлов, двух саун, двух комнат отдыха, кухонного отсека, столовой с очень недурственным баром и разнообразных продуктовых и вещевых запасов.

И, наконец, третий — оружейный, учебно-тренировочный и непосредственно «семейный». В последнем хранились личные вещи, а в основном оружие, награды и трофеи всех когда-либо служивших Императору Гордеевых.

Оружия и боеприпасов было великое множество. Начиная от старинного фитильного джезайла,[i] взятого прапрадедом Платона в конце девятнадцатого века где-то в Персии и заканчивая трофеями и личным оружием самого гранд-прапорщика.

Были здесь и охотничьи и боевые луки Платона — его давняя страсть. Целая коллекция — луки композитные, спортивные, сложносоставные, блочные и рекурсивные, хотя последние Платон не любил и стрелял из них крайне редко. До службы в армии, разумеется. Теперь для него это недосягаемое удовольствие — имплантат хоть и хороший, но непривычный и учиться стрелять приходится по-новой.

Тяжёлый блочный лук, снятый с трупа пакистанского инструктора из подразделения «Чёрный Аист»[ii] Платон повесил на стенку своего постоянного жилища, а не держал в хранилище. Ну, и стрелял из него с каждым днём всё лучше и увереннее, воскрешая позабытые за девять лет навыки.

Хорошо было на улице — удачно дед избушку поставил. Крохотная полянка, окружённая вековыми соснами, короткая, метров в двадцать, тропинка, ведущая к не слишком большому, но глубокому озеру с прозрачной и чистой водой, да озорной ручеёк, несущий свою ледяную струю в это самое озеро.

Поздний вечер и сгущавшиеся сумерки, воздух, наполненный прохладой и запахами соснового леса. Всё такое привычное и до боли в сердце родное. Вот шумно ворохнулась крупная рыба в садках у причала — в специально построенных загородках плескались сибирский осётр и стерлядь.

Дед любил разводить рыбу, предпочитая её любому мясу. Да и чёрные «рыбьи яйца» деликатес не из последних. Имперский егерь, кстати, чёрную икру не любил — перекормили в детстве. Каждый день по малолетству до самой школы в него дед с бабушкой (царство им небесное) эту отраву запихивали.

Сейчас Платон с чувством лёгкого омерзения припомнил целый отсек в Убежище, заставленный литровыми банками с ненавистным «лакомством». Дед излишки икры всегда солил и откладывал до лучших времён как будто к голоду готовился.

О! Надо будет эти излишки Володимиру отправить. У него двое «спиногрызов» подрастают. Теперь их очередь этой гадостью давиться.

Платон присел на вросшую в землю скамеечку, поставленную рядом со ступеньками крыльца, и тут же рядом нарисовался неизменный спутник любого имперского егеря — грысь. Генномодифицированная рысь, выведенная в институте специальной генетики имени Бочкарёва.

Привычная всем лесная красавица весит максимум тридцать пять килограммов, самки до двадцати, но эти особи, специально выведенные для работы в егерской службе, были и умнее, и крупнее, и сильнее, и выносливее обычных. И, вообще, в этих генетически изменённых животных было заложено столько, что Платон сам удивлялся фантазии институтских генетиков. И это касалось не только рысей, но и служебных пород собак, соколов и даже гепардов с ягуарами.

Для внутреннего общения с генетически изменёнными животными существовали самые разнообразные приборы, но Платон пользовался только простым радиофицированным ультразвуковым пультом с десятком запрограммированных команд.