Свежак (СИ) - Шмаев Валерий

Второй транспортный модуль практически не имел внешних повреждений кроме филигранно сбитых противотанковыми ракетами башен с автоматическими орудиями, где и погибли трое из четверых находящихся в транспорте внешников. Все они были операторами и сидели несколько ниже орудийных блоков в специально оборудованных кабинках перед большими обзорными экранами.

Этот модуль был именно транспортно-боевым и перевозил огромное количество необычного оружия, разнообразнейшей экипировки, боеприпасов и, как их назвала незнакомка, продуктовых комплектов — небольших герметически запакованных пакетов из твёрдого пластика с сублимированными продуктами и напитками.

В передней части транспорта находилась кабина для управления модулем, где как раз находился внешник в боевом скафандре. Далее были устроены небольшие жилой и бытовой отсеки. Из бытового отсека через весь транспорт был проложен узкий коридор с лестницами к кабинкам операторов автоматических орудий. Задняя стена транспортного модуля представляла собой опускающуюся аппарель.

Всё остальное пространство транспортного модуля занимал полностью автоматизированный склад, заполненный удобными паллетами, подающимися на аппарель автоматически. Все грузы, независимо от их назначения, были упакованы в одинаковые пластиковые контейнеры. Видимо, вся логистика перевозок, и упаковки грузов различного назначения была рассчитана на транспортировочные контейнеры небольших размеров.

Так что по транспорту бегать, Платону особенно не пришлось. Его имперский егерь тоже выгрузил весь к окончанию второй капельной системы и сейчас собирался раздеть своих «крестничков» — снайпера и штурмовика. Уж больно бронежилеты у них были хороши, а кровь отстирать недолго. Экипировка таких серьёзных противников в личной коллекции трофеев это как рога редкого животного на стене собственного дома.

Штурмовик ничем особенным не удивил. Кроме, разве что, маленького красного шарика размером с жемчужину. Приблизительно такие жемчужины попадаются в раковинах речных жемчужниц, что повсеместно водятся в различных речках заповедных комплексов Российской Империи. Разве что цвет у них несколько иной.

Такие жемчужины уже встречались Платону при обыске некоторых трупов. В основном они были у внешников — в одном из жилых модулей Платон нашёл целую коллекцию. Попадались жемчужины и у соратников незнакомки. С них Платон снял шестнадцать таких странного цвета бу?синок — двенадцать чёрных и четыре красных. Про жемчужины незнакомка ничего не сказала, но раз они хранились, у не самых последних бойцов из разных отрядов, значит, имели для погибших особенную ценность.

У так называемых муров жемчужина попалась впервые, что также указывало на особенный статус обыскиваемого Платоном бойца. Виноградин у штурмовика было несколько сотен, а сахара несколько десятков кусочков. Лежали они в большом тактическом рюкзаке вместе с остальными личными вещами и уже уехали к Платону в ангар, а вот жемчужина хранилась в маленькой ладанке, висевшей на шее трупа.

Ободрав штурмовика, егерь приступил к снайперу и тут его ожидал очередной сюрприз — снайпер не был человеком. Как только Платон стянул с трупа бронежилет и расстегнул камуфляжную куртку, то обнаружил, что тело снайпера не только непропорционально большое, но и имеет гипертрофированную мускулатуру, другой цвет кожи, покорёженные мутацией суставы, увеличенные органы и конечности. Словом это раньше было телом человека, но теперь под воздействием неизвестных факторов оно полностью изменилось.

Шлем снимать очень не хотелось — штурмовой четырёхпульный боеприпас оружие грязное, не оставляющее противнику ни единого шанса не только на жизнь, но и на последнее прощание с родственниками в открытом гробу перед кремацией. Платон ожидал, что голова мутанта развалится у него в руках при снятии большого, явно сделанного на заказ этими самыми внешниками, нестандартного шлема, но действительность превзошла все его ожидания.

Кости черепа трупа тоже деформировались, но были значительно крепче и намного больше размерами, чем у обычного человека. Именно поэтому четырёхкомпонентная пуля разорвалась только после встречи с затылочной костью черепа мутанта.

Нижней части затылка и некоторой части шеи у трупа просто не существовало. Вместо них красовалась неряшливая дыра в четыре кулака. Верхняя челюсть тоже были деформирована той же пулей, но оставшиеся зубы поражали воображение. Они были не зубами человека, а, скорее, клыками дикого, доисторического зверя.

Губы превратились в багровые лепёшки. Нос в гротескное свиное рыло. Глаза в, налитые кровью, перепелиные желтки, прикрытые раздувшимися веками с синими прожилками. Прямой человеческий лоб в сплющенный лоб неандертальца. Волосы тоже изменили свой цвет и, вероятнее всего, структуру. Теперь это были кучерявые кудри коренных конгоидов — ярких представителей негроидной расы, но цвет самих волос был огненно рыжим, а на ощупь они были жёсткими как стальная проволока.

Осматривать изуродованное мутацией тело особого желания у Платона не было, но очень тщательный досмотр принёс ещё девять, уже видимых им, жемчужин — две чёрные, четыре красные и три розовые. Последние три жемчужины были даже не розовыми, а скорее перламутровыми и, как показалось Платону, светились изнутри мягким розовым цветом. Кроме этого, в отдельной плоской коробке во внутреннем кармане камуфляжного костюма хранились четырнадцать одноразовых шприцов с таким же наркотиком, но шесть доз выделялись более насыщенным оттенком оранжевого цвета.

При этом никаких либо денег, пластиковых карт, чеков или золотых украшений, которыми любят себя обвешивать представители некоторой части людского анклава, а особенно те самые асоциальные элементы или вожди папуасских племён, ни у кого из обыскиваемых Платоном трупов не было. В том числе это касалось и профессиональных солдат, напавших на колонну так называемых внешников.

Мутант, без всякого сомнения, был командиром команды помощников внешников. И, кстати говоря, на бедре у него было прикреплено такое же оружие, что и убитого егерем внешника обряженного в боевой скафандр. При ближайшем рассмотрении это выглядело как компактный пистолет-пулемёт с переделанной под руку мутанта рукояткой.

Собственно говоря, делать здесь было уже нечего — основную работу Платон сделал. В принципе можно было бы прилететь ещё пару раз и вытрясти грузовик с боеприпасами и забрать неизвестные ему виды стрелкового оружия. Не сильно много — по паре единиц каждого вида, да ещё раз осмотреть разбитые позиции автоматических гранатомётов. Может быть, можно восстановить хотя бы один из них — хозяйственному владельцу убежища всё пригодится.

По крайней мере, девять одноразовых противотанковых гранатомётов, валявшихся на разбитых позициях нападавших, Платон уже прибрал в собственную коллекцию. Жаль, что придётся отдать их следователям государственного следственного управления. Уж от такой «улики» они однозначно не откажутся.

Вернувшись, домой, Платон после разгрузки экранопланов зашёл в избушку. Девушка не спала и чувствовала себя уже значительно лучше — по крайней мере, увидев входящего мужчину, она изобразила лёгкое смущение и прикрылась мягким пледом, лежащим на краю кровати.

Шуша уже «подружилась» с незнакомкой — валялась рядом и, зажмурив глаза, громко выражала своё удовольствие почесулькам да поглаживаниям. Если не знать, на что способна эта большая кошка, то можно было легко подумать, что это самое обыкновенное приложение к спальному месту хозяина дома. На самом деле, самка просто усыпляла бдительность незнакомого ей человека и максимально приблизилась к потенциально опасному противнику. Одна из стандартных схем охранного поведения модифицированных животных.

— Ты уже чувствуешь себя лучше? — Полувопросительно спросил Платон.

— Лучше. А как чувствуешь себя ты? — Неожиданно спросила незнакомка.

— Голова не болит? Не кружится? Сухости во рту нет? Общая слабость не ощущается? — Продолжила она странный допрос.

— Голова у меня болит последние два года и будет болеть до конца моей жизни. Со слабостью такая же беда — очень быстро устаю. Вот полдня потягал тяжести и уже разваливаюсь. Держусь только на стимуляторах, да и те уже почти не помогают. Скоро свалюсь. — Честно сказал Платон. Скрывать что-либо он смысла не видел.