Уроборос плачет - Елена Ситник

– Если так, то помоги мне уйти.

Он пристально посмотрел на нее и покачал головой.

– Почему?

– Бессмертие это не разменная монета. Ты должна пройти свой путь. И это не восемь тел! Это сотни, возможно тысячи. Мы не можем, так просто уйти из этого мира. Обретая возможность, переходить сознанию из тела в тело, мы теряем связь с высшими мирами. Чтобы ее наладить, нужны колоссальные усилия. Буду откровенен, пока ты не заслужила, чтобы совет бессмертных тратил свои силы, для твоего ухода.

– Все понятно, – раздосадовано бурчала она.

–Бессмертные обретают огромные знания и мудрость, и за это остаются запертыми в этом мире, – он помолчал, а затем, дотронувшись до ее плеча, предложил, – если хочешь, я помогу тебе обратить человека в бессмертие…

– Ты думаешь – это поможет? Видишь, Теодору не помогло, – поставив урну перед собой, констатировала она.

– Я думаю тебе нужно попробовать. Хуже от этого не будет.

– Ты прав, по крайней мере, не придется притворяться глупышкой. Вечность дает недюжинные способности и философский взгляд на мир, который даже не с кем обсудить.

Платон рассмеялся, это, его, не на шутку развеселило, большие багровые пятна проступили на лице.

– Не знаю, как тебе, но мне с каждым годом все сложнее и сложнее. В любое время были глупые барышни, но в начале двадцать первого, они побили все рекорды.

Девушка встала и начала расхаживать перед своим спутником, она как будто что-то обдумывала. Мужчина ничего не говорил, а только наблюдал за ней. Остановившись, она глянула на него и словно желая продлить беседу, поинтересовалась:

– Что за тело?

В ответ он приблизился к ней.

– Хорошее?! Тебе понравилось? – важно расхаживая, интересовался Платон.

– Не дурно.

– Я нашел его в одном из притонов. Посмотри внимательно? Ты бы сказала, что это тело принадлежало алкоголику?

– Нет, оно слишком хорошо.

– Я его довел до толка. Вначале пришлось помучиться. Организм привыкло к большим, ежедневным, дозам этанола. Переборов ломку, я отмыл его, накачал, переодел, сделал хорошую прическу. Теперь это один из моих лучших домов. Я хорошо его чувствую. Я думаю – это тело живо, только благодаря мне. Я просто уверен, что в какой-нибудь пьяной драке, его бы убили. И такой прекрасный дом, досрочно сгнил в земле… А твое что? – интересовался он.

– Подружилась с девочкой, совсем юной… Отобрала тело.

– Ах ты коварная! – иронично заметил он.

– Просто она очень напомнила меня. Я не могла сдержаться и завладела.

– Ты жалеешь! Тебя мучает совесть! – констатировал Платон. – Мой тебе совет: выкинь все из головы. Ты жива и продолжай жить. Мы боремся за существование точно так же, как и они.

Она молчала, лишь только грудь взволнованно поднималась.

Он посмотрел на часы и обратился к ней:

– Мне уже пора. Поехали, подброшу тебя.

– Нет, езжай один. Я хочу побыть здесь.

– Ну, как хочешь, – вставая, пробормотал он, – Ну, так что? Воспользуешься моим советом? Найдешь себе пару?

– Думаю, да!

Он притянул ее к себе, и дружески похлопав по спине, прошептал:

– Вот, сейчас, ты поступаешь, как благоразумная дама. Когда определишься, сообщи мне, я тебе помогу все сделать. Прощай, мой друг!

Дождавшись, когда Платон уедет, она забросила урну, в приторно пахнущий куст сирени и направилась дальше гулять по пустынным улицам деревни.

Часть 2

Мария появилась на перроне за десять минут до отправления. Дежурный по станции, мигом подлетел к ней:

– Жива! Слава Богу!– он хлопнул руками.

– Я же говорила, что хорошо знаю места, – спокойно, констатировала девушка.

– Я нашел машину, вернулся, а никого нет. Зачем было убегать? – строго спросил дежурный.

Мария ничего не ответила, лишь засмеялась. На удивление этого оказалось достаточно.

– Сумасшедшая?! А если бы волки съели? – отходя от нее, в полголоса бурчал дежурный.

В поезде Мария, расслабилась. Дорога была длинной и не предвещала попутчиков. Открыв блокнот, записала:

«Мне было около шести, когда я впервые увидела Теодора. Помню, как сейчас: ранняя весна, я игралась на заднем дворе цирка. Погруженная в свои детские фантазии, я никого и ничего не замечала. Он подошел незаметно и склонился надо мной. Я не испугалась, а лишь разинув рот, смотрела на расшитый позолотой кафтан. Блеск ослепил меня.

Теодор был подобен ангелу. Выразительные, голубые глаза ласково смотрели на меня. Он протянул бледную и непозволительно чистую руку к моему замызганному личику. Наши взгляды пересеклись. Спокойствие всецело охватило мое детское тельце.

– Какие глаза! Какая душа!– восхищался он.

Теодор ласково потянул меня к себе. Я не сопротивлялась и уже через мгновение была у него на руках. Уткнувшись в курчавые волосы, удивлялась: как приятно от него пахнет. С младенчества, я привыкла к зловонным запахам. Пот и прокисшее вино, все, что я могла учуять от мужчин. Уксус и дешевые духи – от женщин.

Моя мать утверждала, что родила меня в дороге, но где именно, она не помнит. Жизнь бродячего цирка такова, что сегодня ты здесь, а завтра уже там. Города и зрители меняются, лишь только наш мир, с жонглерами, клоунами, гимнастами, силачами, уродами и животными оставался неизменным. Мы жили закрытой семьей, где каждый четко знал и выполнял свои функции.

Моя мать бледная и худая женщина, с явными признаками чахотки, постоянно твердила, что мой отец знатный человек. До моего рождения она была гимнасткой. Ею восхищались, никто не мог пройти по канату, лучшее нее. Да, она действительно была очень красивой женщиной: хрупкая с миловидными чертами лица и пышными каштановыми волосами. Однажды, после выступления, к ней заглянул местный граф. Восхищенный ее талантом, долго и трепетно пел ей дифирамбы. Матушка говорила, что он хороший человек. Он предлагал ей остаться с ним, но она отказалась. Цирк, для нее был важнее, семейного счастья. Через девять месяцев родилась я. Беременность и роды подкосили здоровье. Больше, она не могла выступать. Перспективы были не радужными, цирк в ней больше не нуждался. Чтобы хоть как-то выжить занялась костюмами, бесконечно шила их и латала. Слепилась долгими ночами, под сальную свечу, пришивая очередную бусину к корсету юной актрисы. Если работы с костюмами не было, то убирала за животными. Когда-то она была любима и в почете, а теперь ее попрекали за любое бездействие. С утра до ночи, моя матушка, была занята тяжелым и кропотливым трудом. Стойко выносила все унижения и подобно святым подставляла другую щеку.

Кроткая улыбка, появлялась на ее губах, по вечерам, когда мы оставались одни. Прикрывая нашу лежанку засаленной, грязной шторкой, она словно отгораживала наш маленький мир, в котором мы были счастливы. Лаская меня, она говорила, что все изменится к лучшему. Ее вера была слепа, но тверда, она просто знала, что настанет день, когда ее малышка получит все самое лучшее. Этот день настал…

Встревоженная, она бежала к Теодору, который заигрывал со мной.

– Добрый день, граф! Я заберу девочку, нам уже пора на репетицию, – быстро и взволнованно протараторила она.

– Да, да, – не сопротивляясь, вымолвил Теодор, – у Вас замечательная дочь. Надеюсь, увидеть ее сегодня в вечернем представлении!

Заведя меня за ящики, мать шепотом стала ругать. Она боялась и в Теодоре увидела, очередного извращенца, страстно желающего ребенка.

– Мама, он добрый! – возражала я.

– Не говори с ним! С чужими не разговаривай! Только со своими! Слышишь меня?

– Вот, – я протянула ей пряник, – это он мне дал.

– Ах, дитя! Тебя так легко обмануть! Ты такая хорошенькая, я так боюсь за тебя! Я не переживу, если что-то случится, – рыдала она.

Во время выступления, в пышном фиолетовом платье, я подносила дрессировщику кусочки сахара. Я жадно оглядывала пришедших, до тех пор, пока не увидела его. Теодор помахал мне и состроил гримасу. Я была очарованна им и полюбила всем своим невинным, детским сердцем.

После выступления, мать словно опасаясь, держала меня при себе. Внезапно она вздернулась и онемела, с силой вцепившись в мою ручку. С почтенной улыбкой, Теодор, подошел к нам, раскланялся и обратился к матери:

– Милая дама и мать, столь очаровательного ребенка, могу ли я узнать ваше имя?

Матушка недоверчиво огляделась по сторонам.

– Анна, – она сделала реверанс, словно фрейлина при дворе императрицы.

– Очень приятно, Анна! – припадая холодными губами к ее руке, шептал он. – Я, Теодор.

– Граф? – широко распахнув глаза, уточняла моя мать.

– Помещик. Вот, мой дядя был графом. Жаль, недавно отбыл в мир иной.

– Соболезную.

– Перед смертью, я обещал ему разыскать одну особу. Может сударыня, вы слышали, об удивительных выступлениях девушки, с псевдонимом Джульетта?

Лицо матери искривилось и стало до ужаса безобразным, слезы хлынули из глаз.

– Что-то случилось? – ласково прикасаясь к ее плечу, уточнял мужчина.