Божок - Инна Тронина

– Он мне дорог, ты знаешь. – Махмиев поиграл сапфиром при свете ночника. – Хотел сыну оставить, да прогневался на меня Аллах. Нет у меня сына, горе мне! Купили перстень в Европе. Он один такой на весь мир. Знаешь, кому я его подарю теперь?

Темир снова полюбовался камнем, золотом. Впервые за всё утро он улыбнулся. Белки его глаз снова стали голубоватыми, спокойными.

– Подаришь? – Геворкян даже вздрогнул. – Ты же говорил, что никогда…

Самвел хотел налить себе ещё вина, но рука его повисла в воздухе.

– Я теперь скажу другое. Мне нужно тех семерых, что ты назвал, заделать. Всех до единого. Быстро, чтобы никто не убежал. Я знаю, что это тяжело, даже невозможно. Чтобы всех… Но мне надо, понимаешь? Если придумаешь, как это сделать, отдам тебе ту сумму, что они мне были должны…

Махмиев пощёлкивал пальцами по чёрному, лакированному, как и обувь, ремню.

– А перстень получит человек, который своими руками их убьёт. Если исполнителей будет несколько, то главный. Он… или они… это уже тебе виднее. Кто спасёт меня от позора, будет щедро награждён.

Самвел внимательно изучал донышко своего бокала, где ещё светились остатки самого дорогого в мире вина.

– Ты с ними встречался? Говорил, что хочешь получить деньги? У них такие гоблины, что менты близко подойти боятся. У всех семерых в охране имеются «софринцы»[6]. Бывшие, конечно. У четверых начальники имеют дипломы «Алекс-тренинг-центра». Там используются дипломы ММА[7]. Рубцов, Килин, Новожилов и Кузьмин у кого угодно деньги отберут, а этим заплатят. Застать их врасплох очень сложно. Они категорически отказываются тебе платить?

Темир лёг на диван, скинув туфли. Они мягко упали на ковёр. Шеф закрыл свои ярко-чёрные глаза с нависшими веками. Фигура у Махмиева была почти квадратная, мощная. Но не по причине ожирения. Напротив, до недавнего времени уроженец киргизского города Пржевальска преподавал в секциях восточных единоборств – сначала в Грозном, потом – в Ростове-на-Дону. Принадлежа душой и телом к тарикату, ордену-сообществу кадирия, его самой воинственной ветви батал-хаджийцев, Темир был их учеником. Он воспитывался на средства «чёрной кассы».

Почти вся семья Махмиева погибла при депортации. Деда расстреляли в феврале сорок четвёртого года, обвинив в прямом пособничестве фашистам – как многих батал-хаджийцев. Первый муж матери Темира погиб на войне. Ей пришлось выходить замуж за соседа-вдовца, у которого умерла жена в одном из «телячьих» вагонов. Куда выкинули трупы его детей, никто узнать не сумел. Это был троюродный брат Нажабат – матери Темира, и звали его Джемал. От этого брака и родился будущий «авторитет».

Батал-хаджийцы, уже по возвращении на историческую родину, быстро вобрали парня в орбиту своего влияния. Ветвь батал-хаджийцев издавна имела кастовую систему, проповедовала джигитизм. Старейшины не позволяли терять из виду ни одного человека этого тариката.

– Я встречался с ними, Самвел. Говорил, что теперь не в долгах дело. Отныне их долги можно отдать только кровью…

– Когда встречался?

Самвел оставил в покое бокал. Он достал серебряный, с чернением, портсигар, достал сигарету. Она была расписана крохотными стебельками и бутончиками – в тон мундштуку. Зажигалка полностью умещалась в кулаке, откуда вырвался язычок пламени.

– Позавчера. – Махмиев скрипнул зубами.

Самвел так и не понял до конца характер своего шефа. Тот умел великолепно скрывать свои эмоции, не поводя бровью в минуту смертельного риска. А мог наорать, впав в истерику, по какому-нибудь пустяковому поводу. Геворкян отлично изучил варианты поведения Махмиева за то время, что они работали вместе. Но таким, как сегодня, Самвел не видел шефа никогда.

Возможно, так ведут себя люди, решившие свести счёты с жизнью. Эти глаза, похожие на разогретые южным солнцем маслины, могли набухать зловещей багровостью или блестеть от сдерживаемой радости, но пустыми, стеклянными не бывали никогда. Только сегодня. Ну, может быть, ещё вчера.

– С кем именно встречался?

Самвел встревожился уже как следует. Вот этого монотонного голоса от Темира никто не слышал. По крайней мере, с Геворкяном он так не разговаривал.

– Со всеми сразу.

Махмиев крутил в пальцах большой золотой медальон с изображением волка под луной. Искусно выполненный восточный орнамент придавал ещё больше сумрачного очарования этой вещице.

– Со всеми. До сих пор я не знал, что они знакомы между собой. Если бы разведка или контрразведка мне об этом доложили!.. Я был бы готов к такой встрече.

Геворкян стал похож на мальчишку, которого отец ругает за двойки. Чуть ли не впервые в жизни он растерялся. Начальник службы безопасности оказался профессионально несостоятельным. Он ошибся в людях, которые добывали информацию. Но ведь есть ещё начальник штаба, есть самый «грушник» Липин. И какой-то приятель, выпускник Военно-дипломатической академии – главного ВУЗа страны по подготовке разведчиков. Темир, наверное, и им предъявит претензии, но Самвелу от этого легче не станет. Липин Липиным, но он-то обязан был узнать. До сих пор считалось, что эти семеро знакомы между собой лишь частично.

– Со всеми?! – довольно-таки глупо переспросил Геворкян.

Он не заметил, что горящий пепел упал с конца сигареты на самый край малахитового столика. Ещё бы немного, и плакали бы бельгийские брюки.

– Дай огня.

Махмиев обрезал кончик «гаваны» и прикурил от зажигалки Геворкяна. Он глубоко задумался, изучая симпатичных ангелочков на потолке, почти пропавшем во мраке. Дым поплыл, забираясь в углы, растёкся щупальцами у запотевших окон. На улице валил густой, уже зимний снег. В квартире было очень тихо.

– Мы договорились о встрече с Килиным, – продолжал Темир. – Он камешками всякими торгует. Деньги в них вкладывает. Я тоже вложил деньги. Уже должен был получить с процентами. А счётчик быстро крутится, Самвел. Килин должен мне уже полтора миллиона долларов. С меня эти деньги спрашивают в Грозном. Я тоже над ними не хозяин. Огромные суммы доверил Килину…

Темир стряхнул пепел в овальную, тоже серебряную корзиночку. – Думал, что мы будем в ресторане одни. Килин пообещал, что его люди подберут самую безопасную точку в Москве. Подобрали – ничего не скажешь. Тема-то не для чужих ушей. Само собой, я надеялся на серьёзный разговор. Мы же не шпана подворотная, должны кодекс соблюдать. Для республики Ичкерия[8] это всего лишь малая часть. Но, как говорят у русских, копейка рубль бережёт. Я ожидал от Велора хотя бы простого понимания. Раньше он всегда держал слово. До этих вот пор…

– Килин явился на встречу не один. Охрану в расчёт не берём. Ну, наверное, со Славой Кораблёвым, – улыбнулся Самвел. – Как «голубые» ходят вместе… А ещё кто был?

– Я же говорю – все семеро. Те, которых ты назвал. – Темир наслаждался букетом сигары.

– Значит, собрались все твои должники. Они могли познакомиться недавно. Возможно, накануне встречи. – Самвел погасил свой окурок и подвинул пепельницу к Махмиеву. – Это в каком ресторане было? Ты ведь меня перед «стрелкой» не вызывал.

– Я взял двоих ребят из спецназа, и из бригад десяток – для прикрытия. Решил тебя по пустякам не тревожить. А было это в ресторане МХАТа.

– Где?! – Самвел поморщился. – Дешёвка ведь.

– Именно. Это – первый плевок в лицо, – согласился Махмиев.

Он говорил флегматично, почти спал. Но вспоминал всё, что было в ресторане, очень ясно, чётко.

– Килин объяснил, что там надёжнее. Это такой ресторан, где нас не ожидают встретить. Менты там не пасутся. Ладно, мне без разницы. Лишь бы не жрать он туда приехал, а говорить о деле.

– Допустим, такое объяснение можно принять, – согласился Самвел. – Но дальше мне уже непонятно. Значит, там, в проезде Художественного театра, оказались все семеро. Вероятно, для предъявления ультиматума? Вообще-то, доверия такая компания не внушает. Кузьмин начинал с махинаций, когда покупал у разных мелких торговцев кожу, пользуясь фальшивыми документами. Через своих людей доводил продавцов до разорения, а потом с них же вымогал штрафы за не поставку в срок. Это потом уже он медью занялся. Что касается Топчиева, то у меня вообще есть подозрения, что он сдал твоего брата на последней операции с авизовками. То есть для этих ребят не существует никаких моральных норм, даже понятий. Из-за Кузьмина пятнадцать человек погибло, разорившись. Их страшно прессовали. Мёртвые ему претензий не предъявят.

Махмиев сидел неподвижно. Его синяя от щетины губа оплывала потом.

– Для этого они в кучу и сбились. Каждый поодиночке не рискнул бы.

– Вообще-то интересный ресторан. Там готовят блюда, которые актёры съедают на сцене. Так называемый «съедобный реквизит». – Геворкян, ко всему прочему, слыл и театральным знатоком. Махмиев всегда удивлялся, как Самвела на всё хватает. – Смоктуновский, Ефремов… Это – не просто ресторан, а клуб. В какой-то день недели там обедают только актёры. Интересное место Килин выбрал. Тихо, спокойно. Кругом – дыхание муз. И сидеть там можно, сколько угодно.