Не теряя времени. Книжник - Режис Морейра

Ища разгадку этого феномена, не один великий ученый и вдумчивый исследователь потерял если не голову, то уж наверняка все волосы на голове. Бен и Фонтанна дорожили шевелюрами не меньше, чем самими головами, но даже если бы они их ненавидели и только и мечтали, как бы поскорей от них избавиться, они бы и тогда не стали углубляться в поиски разгадки, — причуды городка им в общем-то скорее нравились.

И вот они шагали и шагали.

— У меня есть кот по кличке Билли Кид, а он целыми днями спит, — сказала Фонтанна.

— На свете мало кто носит подходящее имя, — заметил Бен.

Так они шли, переговариваясь на ходу.

— Бен значит Бенжамен?

— Не угадали!

— Тогда Бенуа?

— Да нет!

— Бенито?

— Нет-нет-нет! Бен — это просто Бен.

— Ну ладно. Бен так Бен.

Они все шли, а полуденное солнце наяривало все сильнее.

— Сейчас сварюсь, — заметила Фонтанна, не замедляя шага.

— А я уже давно сварился.

— Как мило, что ты терпел и молчал.

— Ерунда!

— Не спорь, это мило!

— Ну ладно.

Воздух все раскалялся, но ноги безостановочно несли их вперед.

— Бен!

— А?

— Раз мы теперь признались, что оба взмокли…

— Ну?

— Было бы здорово принять холодный душ. Три раза подряд!

Они остановились. Бен задумался.

— До меня отсюда далеко, да и ванная у меня не ахти… можно пойти обратно в парк, но…

— …я не люблю поворачивать назад, — не сговариваясь, в один голос проговорили они.

— Вы тоже? — воскликнул Бен.

— И ты? — воскликнула Фонтанна.

Изумленные неожиданным дуэтом, оба растерялись. Первой пришла в себя Фонтанна:

— Значит, обойдемся водой в бутылках.

— А где мы ее возьмем?

— Вон там!

Она указала на супермаркет.

С места в карьер оба ринулись на другую сторону улицы, ворвались в магазин, а минуту спустя так же резво выскочили с бутылками воды под мышкой. И вот они свернули с улицы в какой-то закоулок, упиравшийся в детскую площадку.

— Никого, — сказала Фонтанна.

— Все в школе, — сказал Бен.

— Бедные дети!

— Эх, не хотел бы я очутиться на их месте.

— Тебе везет!

— Как это?

— Да так. Ведь ты же не на их месте.

— А, ну да. Уж этого-то мне точно не хочется. Отличные качели! — вздохнул он.

— Пошли на песочек, — сказала Фонтанна.

Они подошли к песочнице, и Бен уселся на нижний край утыкавшейся в нее горки-развалюхи.

— Что это ты делаешь?

— Сижу на краю горки.

— И что ты делаешь, сидя на краю горки?

— Смотрю на ваши босоножки.

Фонтанна помрачнела.

— А что с ними такое? — спросила она с вызывающей ноткой в голосе — ей показалось, Бену они не понравились.

— Они вам обалденно подходят! — сказал он.

— Спасибо, — с облегчением сказала Фонтанна. — Они называются «медузы».

Она стащила с себя платье через голову и, оставшись нагишом, сказала:

— Ну а теперь купаться!

Бен все смотрел на ее босоножки и вдруг увидел, как рядом с ними на песок упало платье. Но поднять глаза не решился. Так и продолжая изучать каждое щупальце босоножек-медуз, он взял бутылку и подошел к Фонтанне.

— Э, нет! Вместе! — сказала она и стала сдирать с него футболку.

Бен разделся, разулся, но остался в трусах и, потупясь, стоял перед Фонтанной. Бутылку он отдал ей, сам взял другую, и они вылили воду друг другу на голову.

Фонтанна стояла, обнаженная, в песочнице посреди детской площадки, вода прокатилась по ее телу, лизнула откинутые назад волосы, оставила две лужицы в ямочках у ключиц, быстрым ручейком пробежала меж грудей, по животу, по бедрам, полилась по ногам и добралась до знаменитых «медуз».

Ничего этого Бен не видел.

— Привет, я Фонтанна! — она звонко засмеялась.

— Фонтанна, — отозвался Бен, упорно глядя в землю.

Она захлопала в ладоши и схватила оставшиеся бутылки.

— Я же сказала: три раза подряд!

— Три так три, — сказал Бен босоножкам.

Все тело девушки, нареченной Фонтанной, опять покрылось водяными блестками.

— Почему ты на меня не смотришь? — спросила она.

— Смотрю, — ответил Бен.

— Как же смотришь, когда ты уставился под ноги?

— Я по-другому не могу.

— Но почему? — едва не простонала девушка.

— Все из-за ваших босоножек.

— При чем тут опять босоножки? — рассердилась она.

Бен еще хорошенько не знал, что хочет делать в жизни, но твердо знал, чего не хочет, так, например, сейчас меньше всего ему хотелось сердить эту девушку. И вот, собравшись с духом, он начал медленное восхождение от подошв к вершине тела Фонтанны.

Оторвался от шлепанцев, влез по скользким ногам на бедра, переполз на живот, просочился меж грудей, вскарабкался на плечи, рывком одолел шею, добрался до лица и, ослепленный им, напряг остаток сил и очутился в мирном пристанище у нее на макушке.

— …! — выдохнул Бен, а она улыбнулась.

Фонтанна уже опять надела платье, а Бен, хоть и стучал зубами, но никак не мог отвести от нее глаз.

— Одевайся, Балу, а то простудишься насмерть.

Бен послушно оделся, и они ушли с площадки.

Холодная вода взбодрила, освежила их, в них будто засияло новое утро, для них начался новый день, в который они вступали вместе: оба, в ногу, одной дорогой.

Итак, они снова шагали.

— Стало лучше, — сказала Фонтанна. — И так-то было хорошо, но теперь еще лучше.

— Сказать вам одну шуточку?

— Давай.

— Про ваши босоножки.

— Интересно! — Фонтанна засмеялась.

А Бену вдруг показалось, что он знает, чем хочет заниматься в жизни: смешить Фонтанну.

— Эти ваши медузы… — начал он.

— Мои медузы… ну и что?

— Они как Медуза Горгона — посмотришь и окаменеешь.

Фонтанна улыбнулась.

Не шутке, а автору шутки. Бену.

Улыбка была наградой остроумию Бена, храбрости Бена, усилию, которого стоила ему эта шутка (в общем-то довольно плоская и банальная), а главное, его порыву — придумать и сказать, — и все затем, чтобы Фонтанна улыбнулась.

Она и улыбнулась и сказала:

— Продавщица не знала, почему они так называются. Хозяин лавки говорил — потому что пластик прозрачный, как медуза. Но ей казалось, это все не то.

— Конечно, ерунда! — поддакнул Бен.

— Фигня! — фыркнула Фонтанна.

— Чушь собачья! — расхохотался Бен.

Бен с Фонтанной гуляли по улицам. В том городишке без конца и края, кроме них, жило еще немало народа, но все боялись заблудиться и всё больше отсиживались в ресторанах, магазинах и конторах, шедших по обеим сторонам тех самых улиц.

Поэтому прохожих не было — одни они.

И вдруг Фонтанна замерла и повернулась к Бену. Ее трясло, в глазах зажегся блеск, рот приоткрылся. Она схватилась за живот и выпалила:

— ХОЧУ ЕСТЬ!

Как ни развеселился Бен и как его ни подмывало острить и дальше, он мгновенно понял, что голод Фонтанны — штука не шуточная.

— Сейчас! — бросил он и бросился сам, напропалую, добывать еду, чтобы ее насытить.

Учуяв жареную курицу, Фонтанна, сидевшая с поникшей головой на тротуаре, встрепенулась и метнула в Бена — он спешил к ней с противоположного — улыбку… такую, что у Бена до сих пор остался след да и сама она немало удивилась.

Эта была не такая улыбка, какой она привыкла улыбаться, и не такая, какую явление жареной курицы обычно вызывало на ее лице. Фонтанне показалось, что ее произвели какие-то другие мышцы, которые вдруг специально выросли, в награду и в благодарность Бену.

Такая улыбка подкосит вас на полном ходу, заставит плюхнуться на землю и залиться слезами от счастья. И Бен едва-едва все это не проделал, но все же у него хватило стойкости выдержать улыбку с честью. Здравый смысл подсказал ему, что вряд ли Фонтанне понравится, если он усядется посреди улицы и разрыдается.

Тем более, когда она голодная.

Не замедляя шага, он весь открылся, так широко, как только мог, чтобы Фонтаннина улыбка попала ему внутрь и там, внутри, осталась, не причинив ущерба ничему вокруг.

Потом, опять замкнувшись, он подошел к Фонтанне и сказал:

— На вот… это тебе, моя птичка.

Они сидели рядышком на тротуаре и закусывали жареной курицей.

Фонтанна уплетала с наслаждением, а Бен смотрел на нее во все глаза. Сам он обычно ел спокойно, без эмоций, только ради насыщения, а вид Фонтанны, пожирающей курятину, настолько захватил его, что он и вовсе забыл о еде.

То было воодушевляющее действо, казалось, даже курица была в восторге от того, что принимала в нем участие, она так и порхала в руках у Фонтанны и с радостным трепетом попадала ей в рот.