Сбежавшая невеста - Джейн Ходж

Она с любовью улыбнулась ему.

– Ты оказался удивительно удачным хобби. Но не смей меня благодарить, пока не станешь первым министром. Мне очень понравится быть бабушкой первого человека после короля.

Он рассмеялся.

– Я должен был знать, что у вас есть свои тайные цели. Ну, дайте мне только уладить с этой женитьбой, обзавестись домом в Лондоне, и тогда мы посмотрим…

Она задумчиво взглянула на него.

– А девушка, Джордж. О ней ты подумал? Может быть, ей хочется выйти за кого-нибудь другого?

Он удивился.

– Девушка, мэм? Надеюсь, она сумеет опознать настоящего мужчину, когда увидит его перед собой.

Мудрая улыбка осветила ее лицо.

– Я тоже надеюсь, Джордж, тоже надеюсь.

II

Но десятью днями позднее в Суссексе Дженнифер Перчис топнула ножкой, обутой в туфельку с каблучком а ля Ватерлоо, и свирепо воззрилась на своего дядюшку Гернинга.

– Я не выйду за него, будь он хоть царь всех России.

Она только что вернулась с конной прогулки, где галопом носилась по низине. Щеки ее пылали, а каштановые волосы отливали рыжим на фоне темно-зеленого костюма для верховой езды.

– Но, Дженни, дорогая, ты только подумай!

Слащаво-вежливый, он угрожающе навис над нею, пытаясь склонить ее на свою сторону. Краснолицее чудовище, а не человек!

– Не называйте меня «Дженни»! – она снова топнула ногой.

Сдерживаемое целый год возмущение прорвалось наружу в тот день, когда ее дядюшка с напыщенной уверенностью объявил, что она должна выйти замуж за Джорджа Ферриса. Горечь копилась в ней в той самой минуты, когда в один насквозь пронизанный солнцем июньский день ее дядюшка Гернинг, банкир, приехал из Лондона и сообщил ей, что она осталась одна-одинешенька на всем белом свете. «Но, моя дорогая Дженни, не беспокойся, я позабочусь о тебе…» Он даже не потрудился скрыть свою радость от этой перспективы, и она никогда не простила ему этого.

Но избежать его опеки она не могла. В свои шестнадцать лет она не сумела воспрепятствовать тому, что он со всеми своими чадами и домочадцами переехал в большой дом близ Дентона, в дом, который, как она полагала, принадлежал теперь ей. Сестра отца, добрейшая тетушка Джулия, сначала слегка протестовала, затем, не имея сил сносить покровительственную манеру городской дамы – жены дядюшки Гернинга, уложила сундуки и сбежала к родственникам в Йоркшир.

С тех пор прошел год. Невыносимый год, в течение которого Дженни наблюдала, как ее дядька жмется из-за каждого пенни, необходимого для имения, и выдерживала постоянные стычки с теткой. Презирая и дядьку, и тетку, она невольно привязалась к их дочери. Элизабет, которая была на год моложе ее, и даже к их воспитаннику – ленивому и добродушному Эдмунду Батсу.

Но это было последней каплей. Замуж ради дядюшкиного удовольствия она не выйдет. Не поверила она и его рассказу, что человек, который просит ее руки, был другом ее брата. Она слишком хорошо знала, на что способен дядюшка, добиваясь своей цели. Она пристально, в упор посмотрела на него взглядом, который был так похож на взгляд ее отца и всегда был неприятен дядьке.

– Если он и друг Ричарда, что же он так долго не являлся сюда? Именно в прошлом году мне нужен был друг.

Дядюшка тоже чувствовал справедливость этого упрека, но попытался от него отмахнуться.

– Тем не менее он уверяет, что хорошо знал Ричарда, да и Френсиса тоже.

Она не могла вынести, что он произносил имена ее братьев.

– Не сомневаюсь, что он часто выпивал с ними. Они никогда не отличались особенной разборчивостью в знакомствах. Но друг, дядя, друг приехал бы раньше. Нет, – она стряхнула влажную руку, которая убеждающе легла на запястье. – Я не сомневаюсь, что у вас есть свои причины желать этого брака, но больше не хочу ничего о нем слышать.

Повернувшись так резко, что юбка закрутилась у нее вокруг ног, она выскочила из комнаты.

Через минуту она расплачется, а ведь пока она ни разу не доставила дядюшке радости видеть ее слезы.

Взбежав по центральной лестнице и стремительно войдя в свою комнату, она в ярости стала рыться в шкафу в поисках дорогих ее сердцу связок писем от Ричарда. «Боюсь, вчера перебрали, – писал он незадолго до Ватерлоо, – но кто же устоит, когда бутылкой распоряжается Феррис? С тех пор как я попал в свиту Бо, Феррис покровительствует мне. Ребята говорят, мне дьявольски повезло с таким другом. Он настоящий коринфянин – постарше меня, конечно; в свите Бо еще с Испании. К тому же он и друг Бруммеля… И, ох, Дженни, видела бы ты его галстуки!»

Ее глаза наполнились слезами: такое мальчишество! Сейчас, после года горя и бед, она чувствовала себя старше своих братьев. А что касается этого повесы – их собутыльника, который, несомненно, и был причиной той кучи долгов, что, невыносимо ворча, вынужден был оплатить дядя после их смерти, то ему она покажет, какого мнения о нем их сестра.

Раздался осторожный стук в дверь.

– Да, – нетерпеливо воскликнула она. Будет ли конец этим преследованиям! Но это был всего лишь Сомс, дворецкий, который пришел доложить (в глазах – невысказанное сочувствие), что дядя ожидает ее в своем кабинете.

«В его кабинете, как бы не так», – мысленно возмутилась она, не позволяя угаснуть гневу, который помогал ей сохранять мужество. Кабинет ее отца превратился в банкирскую контору, дядюшка Гернинг по-прежнему вел дела в городе и каждую неделю проводил в Лондоне несколько дней. Дом, который некогда был штаб-квартирой элиты вигов графства, пришел в упадок и выглядел едва ли краше, чем банковская контора. Лишь лучшие друзья все еще навещали ее, делая это со многими извинениями, почти тайно, по предварительной договоренности, выбирая время, когда ее дядя был в Лондоне, и всеми силами стараясь избежать показного гостеприимства ее тети.

С неохотой снова спускаясь вниз, она размышляла об этих друзьях. К кому из них она могла бы обратиться за поддержкой в этом затруднительном положении? Была, конечно, тетя Джулия, но она при первой же атаке Гернингов оказалась ненадежной опорой.

Даже в свои шестнадцать Дженнифер хотела держаться самостоятельно, показать Гернингам, что они – гости, по-прежнему считать своим опекуном тетю, заботам которой поручил ее отец. Но тетя подвела ее тогда, и конечно не стоит ожидать от нее большего теперь, к тому же она сейчас за сотни миль отсюда, живет у каких-то неизвестных родственников в Йоркшире. Обращаться к ней бесполезно. Оставалась только Люси Фэвершем. Люси была ее лучшей и самой давней подругой, дочерью генерала Хуго Фэвершема – надежного политического партнера ее отца; у них даже гувернантка была одна на двоих. Но Люси было только восемнадцать, и матери у нее тоже не было. И хотя генерал не делал секрета из своей нелюбви к ее дяде Гернингу, Дженнифер очень сомневалась, что он поддержит открытое неповиновение. Его радикальные политические убеждения вряд ли простирались до одобрения мятежа со стороны молоденьких девушек. Вообще-то она давно поняла, что он был из породы людей, предпочитающих делам слова…