Молитвенник хаоса - Альбер Карако
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Менструацию, беременность, роды и лактацию нельзя прославлять. Эти мерзости грозят нам рабством, и многие люди дрожат перед ними от ужаса, который вынуждены скрывать, чтобы не выглядеть монстрами. Влюблённые мужчины делают вид, что не замечают их, другие упорно молчат, но эта скользкая тема нас всех будоражит; мусульмане утверждают, что женщины очистятся, когда попадут в рай, иными словами: на излечение мало надежды.. Евреи благодарили Бога каждый раз, когда рождался мужчина.
И дальше:
Бог нас не любит, как и мы его, мистицизм это, по сути, извращение нашего эгоизма, а внутреннее Божество — только абсурд. Потребность несчастных в утешении доказывает их несчастье, но не очевидность идола, которого они требуют. Мне достаточно Бога философов, я независимый индивид и не ищу ничего вне себя, я согласен на смерть и вечное забвение, идея спасения мне представляется бредом, спастись — значит подвергнуться метафизическому изнасилованию.
Эти кощунственные выпады против всего сакрального и естественного в «Post Mortem», конечно, не уникальны, никакой оригинальности и открытых впервые истин в них нет. Подобное мы находим у Ницше, Достоевского, Селина, Арто. Но тем ценнее свидетельства взбунтовавшихся «вырожденцев» и утративших «царя в голове» исследователей тьмы. Раз они единогласно сходятся в конечных выводах и даже описывают некие общие закономерности аннигиляции, то философия и правда безлична и касается лишь отдельных субъектов, способных подняться над условностями культуры толп, проигнорировав унылое блеяние приверженцев «высокого и прекрасного».
За Карако числится целый перечень памфлетов, отрицающих и высмеивающих потребности плоти, особенно примечательна работа «Дополнения к половым психопатиям», написанная явно под влиянием классического труда Крафт-Эбинга. В ней Карако смакует все виды перверсий, о которых он когда-либо слышал или читал, от садизма и мазохистского фетишизма до зоофилии, описывает он их как опытный профессионал по извращениям — с точки зрения желания. Ему не давала покоя физиология плоти: возбуждение он презирал, телесное томление казалось ему унизительным, тайные фантазии рассматривал как болезнь духа, потребность в наслаждениях для Карако была поводом к сильнейшему припадку мизантропии и морального геноцида по половому признаку.
Влюбленный в маму мужчина погружается в горячую ванну, он грезит о спаривании с ней. Покоряет ли он ее как самец или - о парадокс - растворяется в ней, становясь плодом, плавающим в амниотических водах, подобно большому эмбриональному ошметку в метр восемьдесят ростом, и весом в девяносто килограмм. Он убежден, что в пренатальной фазе, будучи внутриматочным плодом, он имел стойкую эрекцию - о ней он хотел написать научную работу, намереваясь превзойти в дерзости самого Фрейда. Он утверждает, что отец был его соперником до рождения и вскоре он собирается скрестить с ним мечи 6 .
Надо добавить, что саркастическим нападкам и пародированию у Карако подвергаются не только носители «естественных склонностей» и законченные перверты, но и борцы за нравственность и целомудрие, собственно, им достается не меньше чем некрофилам и садистам.
Он был без ума от эротической литературы и непристойных фотографий, когда первое было под цензурой, а второе под запретом. О, как любил он спрятаться где-нибудь от посторонних взоров и впиваться в сокровенные пошлости бесстыдным глазом. Но времена меняются — сегодня самые шокирующие произведения законно доступны в любой книжной лавке, а непостижимые ужасы происходят в специально отведенных для этого местах; и он утратил всякий вкус к жизни. Только и делает, что ратует за восстановление цензуры 7 .
Вчитываясь в эту работу, начинаешь подозревать ее автора в лицемерии, когда он превозносит девственность и стерилизацию; осведомленность Альбера в вопросах эротизма, порнографии, сексопатологии наводит на определенные выводы, невозможно отделаться от впечатления, что все это он испытал на себе и изжил без остатка, до пресыщения, вот, почему плоть перестала его волновать, именно это и позволяет с холодной головой выносить осуждающие приговоры любви и похоти.
IV Антисемит — это животное, он передвигается на четвереньках
Другим немаловажным аспектом философии Карако, наряду с антинатализмом, мизогинией и проклятиями будущим поколениям, является расизм и семитский вопрос. В «Апологиях Израиля» он исследует еврейскую ментальность, излагая возможные сценарии исхода всемирной межнациональной резни, — ее ожидаемым финалом для Карако является ликвидация идеи национальности и свержение старого порядка, закрепленного за верой в исключительность отдельных народов, так расчистится место для постгуманистической цивилизации, и ускорителем этого процесса, по его мнению, будет Израиль, с его исторической миссией низвержения идолов.
Без разума нет спасения.. Вера не улучшает мир, а добро, не располагая рассудком, может его даже уничтожить. Пустить кровь ради дела недостаточно. Вы должны, понимать и чувствовать, вы должны искать систему, где слова имеют смысл и намерения, совпадают с возможностями. Слово должно принадлежать человеку, а не персонажу из мифов. Миссия евреев - научишь человечество разбивать идолов, и в первую очередь тех, которые бесплотны и неосязаемы. Миссия евреев всеобъемлюща, доказательство их правоты увековечено самим Провидением. 8 .
Что это? Семитский фашизм? После стольких страниц проклятии еврейству! В плане решения расового вопроса Карако бросает вызов Хайдеггеру с его черными тетрадями, теперь они кажутся нелепостью на фоне караковских трудов; еврейская революция по Карако вступает в прямую конфронтацию с хайдеггеровским проектом «обновления бытия», — в черных тетрадях ответственность за «неправильный» исторический путь Европы Хайдеггер возлагает именно на Иудею, как источник христианства, переродившегося со временем в либерально-демократическую идеологию.
Рожденная клиническим помешательством гипотеза «еврейского растления» цивилизации распространена среди многих конспирологов и блюстителей «расовой чистоты». Карако как бы обыгрывает ее и оборачивает против тех, кто считает себя врагами еврейства. Его слова об антисемите, который «...животное, передвигающееся на четвереньках», ясно дают нам понять: Альбер видел в Израиле ударную силу аннигиляции, имеющей долгую традицию иконоборчества и скептицизма в отношении незыблемых ценностей, берущей начало, быть может, уже в Старом Завете
