Дети перестройки. Юмористическая проза - Анатолий Долженков

– Сколько? – поравнявшись с незнакомцем, шамкнула она беззубым ртом.

– Семь минут, – лаконично ответил мужчина, продолжая гипнотизировать дверь.

Часы, подаренные отцом, он пропил много лет назад. Нужды в них не было. С точностью до секунды он мог определить то заветное время, когда гостеприимно распахнувшаяся входная дверь магазина прервёт томительное ожидание. До открытия магазина действительно оставалось семь минут. Ровно в восемь часов молоденькая продавщица отворила дверь и несколько человек, толкаясь и опережая друг друга, ринулись вовнутрь. Наш знакомый оказался самым проворным, сумев стартовать при первых звуках отодвигающихся засовов. Он раньше конкурентов проскочил в открытую дверь, едва не сбив с ног зазевавшуюся продавщицу, и оказавшись внутри, быстрым решительным шагом направился к отделу, над которым красовалась надпись «Бытовая химия». Вынув руку из кармана пальто, небрежно высыпал на прилавок несколько скомканных бумажек и горсть мелочи.

– Две, – буркнул он, не утруждая себя дополнительными разъяснениями, рассчитывая, видимо, на сообразительность работницы прилавка.

Та в свою очередь также не стала задавать лишних вопросов и на прилавке возникли два пузатых литровых пузырька, наполненных голубоватой жидкостью. Аккуратно упаковав обе ёмкости в потёртый полиэтиленовый пакет, мужчина быстрым шагом направился к выходу.

Не задерживаясь даже перед мигающим жёлтым светом светофора, он двинулся вдоль проспекта имени пролетарского вождя и, миновав два квартала, свернул в ближайшую подворотню, примыкающую к правой стороне проспекта. Оставив позади несколько многоэтажных домов, мужчина благополучно достиг двух близнецов зданий, соединённых между собой неказистой аркой, и, нырнув между ними, оказался на территории неухоженного внутреннего дворика перед трёхэтажным домом с облезлыми грязно-желтыми стенами, которые всюду, куда только смогла дотянуться творческая рука шкодливого подростка, были обезображены надписями и рисунками бытового содержания. Основная тема, определяемая как «Вовка – дурак» красной нитью проходила через всю идею настенного творчества. Во множественных аналогичных сообщениях коренному изменению подвергалось только первое слово, где Вовка менялся на Сашку, Пашку, Димку, второе же оставалось стабильно неизменным. Кое-где встречались надписи, носящие ярко выраженный сексуальный характер. Самая большая и красочно оформленная сообщала всем заинтересованным лицам, о том, что «Катя любит Мишу». Расположенный несколько в стороне рисунок прояснял самым бестолковым ценителям наскальной живописи механизм этой самой любви. Поверхностная оценка шедевров, представленных на суд случайных прохожих, приводила к неутешительному заключению: рука профессионального маляра лет тридцать, а может быть и больше не облагораживала фасад запущенного строения даже косметическим ремонтом. Расписанные мелом стены, обвалившиеся углы и торчащие отовсюду ржавые пруты арматуры свидетельствовали либо о плачевном финансовом состоянии коммунальных служб, владеющих этой убитой недвижимостью, либо о его полной бесхозности.

Мужчину не интересовала ни тематика уличного творчества, ни состояние здания. Проскользнув в ближайший подъезд, он, бегом прыгая через две ступеньки, взлетел на второй этаж и особо не церемонясь, пнул ногой ободранную входную дверь. Привыкшая к подобному обращению дверь, жалобно скрипнув навесами, широко распахнулась, обнаруживая вход в неустроенное жильё, которое с большой натяжкой можно было классифицировать как человеческое. По сути, это была однокомнатная типовая квартира, известная в народе как «хрущёвка» или «хрущёба», пребывающая в крайне запущенном состоянии. Изнутри здание выглядело также мерзко, как и снаружи. Стены комнаты, оклеенные много лет не менявшимися грязными обоями, свисающими в некоторых местах рваными кусками, несли на себе печальные следы многочисленных затоплений. Огромная гора мусора на полу, сформированная в основном из скомканных обрывков старых пожелтевших газет и непригодных для сдачи в пункты приёма стеклотары битых пустых бутылок, значительно сокращала полезную площадь комнаты. Лишь по наличию куцей мебели можно было догадаться о том, что в квартире этой ещё обитали живые люди. Старый квадратный стол с сохранившимися кое-где кусками тусклой полировки занимал почётное место посреди комнаты. К нему сиротливо прижимались два стула с фанерными сидениями и трёхногий инвалид-табурет. Чуть дальше у стены вальяжно расположился старый чёрный диван, вышедший из моды лет пятьдесят назад. Завершала композицию стоящая в углу у окна металлическая кровать с сеткой, небрежно прикрытая ветхим тряпьём.

На кровати, повернувшись лицом к стене, спала женщина. Тёплая кофта, первоначальный цвет которой определить было уже крайне затруднительно, мятая серая юбка да спущенные почти до стоп дырявые чулки служили спящей одеждой и покрывалом одновременно.

Вошедший в комнату человек, Нищета Василий Митрофанович, числившийся ответственным квартиросъёмщиком убогой квартиры, тяжело ступая, направился в центр комнаты. Задержавшись у стола, он неторопливо дрожащею рукой извлёк из пакета один за другим два литровых пузырька, приобретенных в магазине строительных материалов, и, стараясь не разбить драгоценную ношу, бережно выставил их на середину стола. Сделав шаг назад, он оценивающим взглядом окинул натюрморт и, по всей видимости, остался доволен увиденным. Не отрывая взгляда от приобретенного товара, попытался сбросить пальто на спинку ближайшего стула, неуклюже подпрыгивая на одной ноге, что ему не без труда, но, в конце концов, удалось сделать. Постояв некоторое время, в раздумье глубокомысленно почёсывая нос, он, наконец, обратил свой задумчивый взор в сторону кровати. Женщина по-прежнему спала. Приблизившись вплотную, мужчина осторожно заглянул в её лицо, вслушиваясь в хриплое дыхание.

– Спишь, что ли? – принялся он тормошить трясущейся рукой спящую. – Проснись, Маня. Проспишь царствие небесное и маленькие земные радости. Муж не с пустыми руками, с товаром вернулся. Э-э-эх, – удовлетворённо потер он ладони, возвращаясь к столу и любуясь пузырьками, – устроим один праздник жизни на двоих.… Заодно и здоровье поправим. Видно, перебрали мы с тобой вчера, не рассчитали дозу – болезненно поморщился он. – Лишнее в организм влили. Когда пьешь, разве же поймешь, что оно лишнее? Утром только и постигнешь истину. Как в прежние времена говаривали алхимики, появилась острейшая потребность в восстановлении электролитного баланса в организме на клеточном уровне. Благо, имеем чем.

Не получив ответа на вполне конкретное предложение, Нищета повышает голос, нетерпеливо сверля взглядом спину спящей.

– Я долго буду вещать над неподвижным телом или требуется применить более радикальные меры для пробуждения спящей красавицы?

Женщина пошевелилась, обнаруживая первые признаки жизни. Кряхтя и охая, она тяжело поднялась и уселась на край кровати, обводя комнату мутным, бессмысленным взглядом.

– Какие там ещё алхимики? – зевнув во весь рот, потянулась она.

– Известно, какие, – хитро ухмыльнулся Нищета, – химики – алкоголики. Кто же ещё?

– Господи, неужто и такое водится в православном мире? – не поверила Маня.

– Встречаются ещё кое-где специалисты столь узкого профиля, – Нищета тяжело сел на один из стульев, с тревогой прислушиваясь к его скрипу. – Но давай оставим лишние разговоры и перейдём ближе к делу, как любил говаривать один из моих прежних наставников, – продолжил он, убедившись, что стул на этот раз выдержит. – И вот, что характерно, букву «д» он произносил не совсем четко, поэтому фраза в его авторском исполнении звучала, как «ближе к телу». Вот где была потеха-то. Мужики веселились от души, у женской же части аудитории столь двусмысленное предложение вызывало нервозность и нездоровый румянец на щеках. Д-а-а-а. Воспоминания юности былой… Что-то я отвлёкся. Так вот о главном, – переходя на деловой тон, продолжил он. – Пока ты, любовь моя, воздух в квартире перегаром освежала, я уже успел кое-что организовать к завтраку. Как гласит народная мудрость, кто раньше встаёт, тому судьба льготы даёт.

Слова на женщину подействовали благотворно. Лицо ее приобрело осмысленное выражение. Заметив пузырьки на столе, она хищно улыбнулась, судорожно сглотнув слюну.

– Вижу, вижу, не с пустым клювиком прилетел, голубь, – прохрипела она пропитым голосом.

– А как же. Не железнодорожник, порожняк гонять – не мой стиль, – Нищета нетерпеливо щёлкнул пальцами. – Давай, мышонок, шевелись шустрее, – пророкотал он, сверля спутницу жизни нетерпеливым взглядом. – Что у нас из вчерашних деликатесов осталось – хлебные крошки или картофельные очистки? Всё неси, пировать будем.