Божьи садовники - Григорий Евгеньевич Ананьин

– Простите, чернокрылые братья! Позаботьтесь о ней…

Он опустился на колени и поцеловал девочку в лоб – по обычаю братьев-хранителей, когда они навсегда оставляют подопечного. После этого мальчик взмахнул крыльями и покинул дом, где ему нечего было больше делать. Морти шмыгнул носом и принялся как-то очень внимательно разглядывать закопченную стену, будто надеялся что-то прочитать на ней; заметив это, Тодик шагнул к товарищу и взял его за руку, но Морти резко развернулся:

– Пустое, Тодька! Ты – молодец!.. Давай уже закончим!

– Давай! Я спою ей самую лучшую песню, какую только знаю!

Тодик сложил руки крестообразно на груди, приподнялся на цыпочки и раскинул свои широкие черные крылья; еще миг – и он завис в воздухе, не поднимаясь, впрочем, высоко. Летать в комнате было не так удобно, как прежде над тайгой или степью, но Тодик уже привык к подобным мелочам и не обращал на них внимания. Через секунду раздался его звонкий голос:

Ночь ушла – приходит день,

Исчезает злая тень.

Добрым людям на земле

Не блуждать уже во мгле!

Терпеливых ждет награда,

И душа, как прежде, рада

Вслед за Господом идти

По заветному пути…

Тодик продолжал петь; он был настолько сосредоточен, что даже не смотрел на девочку. Но если бы он кинул на нее взгляд, то заметил бы, что ее дыхание мало-помалу делается более ровным и спокойным, словно не было уже ни боли, ни испуга, и вот наконец девочка улыбнулась, как улыбаются дети, когда мать укутывает их на ночь одеялом и желает добрых снов. Морти тем временем сделал движение пальцами, точно хотел зажать что-то в кулак, и тут же на его ладони возникла круглая печать, на которой была изображена Адамова голова – давний символ смерти и бесстрашия человека перед ее лицом. Печать эту Морти прижал ко лбу девочки, и вокруг ее головы появился зеленоватый ореол, видимый только Господу и его слугам; оттенок его был настолько чист, что его не смог бы воспроизвести ни один художник. Сияние расширялось, и вот оно охватило девочку уже целиком, охватило и самого Морти. Мальчик увидел, что он стоит на узкой тропке, которая вилась меж двух полей, причем справа росла густая пшеница, а слева склонялись набитые зернами подсолнухи. Морти двинулся вперед, иногда огладываясь по сторонам: хотя он и не очень боялся повстречать здесь бесов, предосторожность все-таки не была лишней. Ласковый южный ветерок трепал волосы у него на макушке, шелестел в залитой солнцем ниве, и, кроме этого перешептывания колосьев да песни Тодика, которая лилась будто бы с небес, никаких звуков больше не было. Но вдруг Тодик сбился с ритма, точно поперхнувшись; вероятно, он перестарался и попробовал взять слишком высокую ноту. Тотчас контуры всех предметов начали искажаться, темнеть, становиться такими же уродливыми, как безжизненные людские тела в опустошенной огнем комнате. Морти почудилось, что он очутился внутри какого-то ночного кошмара, когда не видать дороги и непонятно, куда же дальше идти.

– Тодька! Фальшивишь! – крикнул он.

Страшные образы исчезли: видимо, Тодик услышал товарища или сам понял свою ошибку и впредь ее не повторял. Морти продолжил путь; тропа завернула в палисадник и уперлась в крыльцо какого-то дома. Мальчик быстро сообразил, что это – тот самый дом, который он видел сегодня с воздуха, но теперь он был чистый, светлый, и внутри него раздавались веселые голоса и смех. Окно слева было распахнуто; заглянув туда, Морти увидел большую комнату, где собралось много нарядных людей. Одни из них уже сидели за длинным столом, на котором стоял торт с воткнутыми в него свечами, другие стояли рядом и оживленно болтали между собою. Морти толкнул входную дверь; казалось, он вошел невидимкой, потому что никто из присутствующих не обратил на него внимания. Впрочем, Морти и сам не желал его привлекать: он спешил в конец коридора, к двери с изображенным на ней бельчонком. Отворять ее не пришлось: навстречу вышла девочка; с удивлением, но без боязни она разглядывала незнакомого мальчугана, чуть склонив головку набок.

– Кто ты? – спросила она. – Тебя пригласила мама, ты принес мне подарок?

– Аминь! – произнес Морти.

Фигурка девочки начала растворяться в воздухе перед его глазами, как бесследно пропадает пустынный мираж. Вот она и совсем уже исчезла, и лишь на том месте, где должно было находиться ее сердце, возник ярко сияющий комочек; он пульсировал, будто живой. Морти бережно взял его в ладони; комочек был настолько горячим, что пришлось совершить над собою усилие, чтобы его не выронить. Подняв глаза, Морти вновь увидел Тодика, а рядом, в кровавой, дурно пахнущей луже, – мертвую девочку; она по-прежнему улыбалась, и ничто уже не могло стереть эту улыбку с ее лица.

– Все, Тодька! Полетели! – шепнул Морти. – Нет, не назад, через крышу: она не должна видеть то, что видели мы.

Двое чернокрылых мальчишек взмыли вверх, вознося юную душу в жилище Бога, где ей пристойно было находиться. Теперь ее держал Тодик, чтобы Морти мог немного передохнуть. Тучи сгустились еще больше, и из них на землю упали первые тяжелые капли, словно требовалось омыть ее после совершенных на ней грехов. Надвигалась и гроза, нередкая в тех местах весною. Морти и Тодик видели, что она приближается, но отнеслись к этому спокойно: проводя почти все время в воздухе, они разучились ее бояться, так же, как ребенок, выросший на железнодорожной станции, не боится стука поездов. Поэтому Тодик не придал значения тому, что при первом, еще далеком раскате душа девочки сильнее прижалась к его пальцам, будто умоляя защитить ее. Когда же удар грома раздался совсем рядом, Тодик в ужасе почувствовал, что в его руке больше ничего нет. Душа, которую он нес, выскользнула и теперь летела вниз, к разверзающейся до самых облаков темной бездне; камень не мог бы падать быстрее.

Морти сразу обо всем догадался.

– Что ты наделал, Тодька! – крикнул он.

В следующее мгновение Морти понял, что друг его уже не слышит: сложив крылья, Тодик устремился за крохотным светящимся шариком, похожим на сорвавшуюся с неба звезду, глядя на которую люди обычно загадывают желание. Безжалостная, истерзанная войной и напоенная скорбью земля приближалась; она уже готова была поглотить душу девочки, и Тодик, изо всех сил вытянув руки, в отчаянии осознавал, что не успевает. Вдруг перед его носом возникла длинная оскаленная пасть, и мальчик каким-то чудом не врезался в нее. Тодик резко затормозил; прямо на него уставилась черная звериная морда с большими желтыми глазами. Мальчик подумал, что это какое-то чудовище