Акула пера в СССР - Евгений Капба

дальше третьей страницы. Брехня! Мое воображение порой позволяло прочесть от корки до корки какой-нибудь буклет и увидеть у себя прыщи на носу в отражении в витрине магазина — и при этом не проснуться. Ну да, сны мне порой снились дикие, и очень, очень реалистичные, но это вовсе не походило на сон!

Календарь с названием нашей газеты я увидел в зеркале, у себя за спиной, и тут же резко обернулся.

— Листья дубовые падают с ясеня, — сказал я голосом, который был на тон ниже моего. — Вот нихера себе так нихера себе!

20 мая 1979 года — вот что там значилось, в этом ублюдочном календаре крайне низкого полиграфического качества!

* * *

На меня снизошло ледяное спокойствие. Раз я допился и сбрендил, и сейчас нахожусь в Макановическом психоневрологическом диспансере под капельницами, в отключке, то время стоит провести с пользой. В конце концов, мне и во сне иногда удавалось управлять ходом событий — правда, недолго! Почему бы не вжиться в шкуру рожденного воспаленным рассудком виртуального персонажа — Германа Викторовича Белозора? Что там говорила Арина Петровна с загорелыми ножками? Планерка? Сходим и на планерку…

Я вышел из кабинета и направился в мужской туалет. Планировка редакции за пятьдесят лет не изменилась, а вот интерьеры очень даже. Особенно бесила криво наляпанная штукатурка, с такими выступающими застывшими каплями, об которые запросто можно стереть кожу в кровь. Сантехника меня уже не удивила: обычный кран с барашками, на которых были отколупаны красная и синяя пластмассовые нашлепки и виднелись крышечки болтиков. Горячей воды у нас не текло и в двадцать первом веке, так что смысл этих нашлепок и вправду терялся. А вот бачок туалета был задран чуть ли не под самый потолок, и слив управлялся куском шпагата с какой-то металлической загогулиной, привязанной на конце.

Поплескавшись в раковине под краном и напившись воды, я еще раз глянул в зеркало: треснутое, маленькое и мутное, и подивился реалистичности сна: даже капельки стекают по морде, как настоящие! Фантастика!

В дверь туалета начали ломиться, я отодвинул шпингалет и столкнулся нос к носу с невысоким, черноволосым и голубоглазым мужчиной лет сорока. "Даниил Давидович Шкловский, отдел сельской жизни" — услужливо подсказала память баском Белозора.

— Ну, енот-полоскун! — сказал Даня. — Плохо выглядишь, Гера… Про планерку не забыл?

Забудешь тут! Я молча отсалютовал ему кулаком, мол — "но пасаран" — и отправился в кабинет за материалом по фанерному производству. Скорее всего, Арина Петровна имела в виду именно это, когда говорила о ПДО. Градообразующее предприятие, однако! Флагман лесопромышленного комплекса области и всё такое. А сейчас им руководит… Волков! Василий Николаевич Волков! А через лет пятнадцать он займет пост председателя горсовета…

Я с ужасом себя одернул — это что значит: сейчас? Нет никакого сейчас, есть сон, очень реалистичный… Заливают меня сейчас навязчивые люди в белых халатах всякими мельдониями, промедолами и фенибутами, или что там вкалывают от белой горячки, и проснусь я в неприятных стенах с кафельной плиткой. Я заметку про Макановический диспансер писал — знаю, о чем говорю…

В приемной сидела хмурая молодая женщина со сложной прической. Она осуждающе глянула на меня и поцокала языком. Дверь в кабинет главного редактора была открыта, но я специально задержался, чтобы глянуть табличку и не опростоволоситься.

Главным редактором единственного и неповторимого печатного органа родного Дубровицкого района на данный момент был некто Сергей Игоревич Рубан. Видимо, это он и восседал за громоздким письменным столом на фоне переходящего красного знамени, которое, как снова подсказала память, наша редакция отобрала у конкурентов — Мозырской "Новой жизни". С обеих сторон от знамени висели портреты: Леонида Ильича Брежнева и Петра Мироновича Машерова. Вот такой у нас, оказывается, ярко выраженный местечковый патриотизм, однако!

Вся стена была сплошь увешана почетными грамотами и дипломами — говорю же, быть на хорошем счету — это у нашей редакции такая традиция… Что во сне, что в реальности.

— Герман Викторович, вам нехорошо? — вежливо поинтересовался шеф и подозрительно принюхался. — Присаживайтесь, не стесняйтесь.

Конечно, единственное свободное место было рядом с Ариной свет Петровной, которая демонстративно отвернулась:

— Даже не дыши в мою сторону, слышишь? — прошипела она.

Ишь, какая цаца! Я ощутил приятный запах ее духов — и где только взяла, в эпоху-то нарастающего дефицита? И вдруг меня будто током ударило: запах во сне! Какой, к ебени матери, во сне может быть запах?

* * *

Глава 2, в которой всё не так плохо

— Гера, останьтесь, — сказал шеф, когда планерка окончилась и раздача слонов состоялась.

Я остался, пытаясь держать лицо. Сергей Игоревич строго блестел на меня стеклами очков в роговой оправе.

— Считайте, что сегодня у вас отгул. Материал вы сдаёте? Давайте его сюда, Арине Петровне, как вычитаю — отнесу… Всё, Гера, пойдите домой, приведите себя в порядок, отдохните, на речку сходите, вон какой разлив в этом году красивый… Нужно жить и работать дальше. Вы меня поняли?

Мне пришлось кивнуть, хотя я ни черта не понял.

— И вот вам совет — с большевистской прямотой: вам нужно жениться. Присмотритесь хоть в редакции — у нас тут есть незамужние девчата! — на сей раз стекла очков заблестели игриво. Вот уж — седина в бороду! — Не девчата — огонек! А муза ваша театральная — ну ее, ей-Богу, она вам только голову морочит!

Я даже удивился, когда при упоминании некой театральной музы щеки Геры-меня вдруг загорелись. Он что — влюбленный? Ну не-е-ет, этого паскудства мне и даром не надь, и за деньги не надь. Будем избавляться! Влюбленность, в отличие от любви — состояние физиологическое, основанное на биохимии, и потому справиться с ним возможно.

— Спасибо, Сергей Игоревич, я действительно что-то расклеился. Нужно время собраться с мыслями. Завтра буду готов к труду и обороне!

— Смотри мне! Завтра работы полно, людей не хватает, так что чтобы огурцом был, понятно?

— Понятно!

Явно кроме