Акула пера в СССР - Евгений Капба

Я?! — Арина Петровна удивленно глянула на агрессивную бабулю, и мне ничего не оставалось, как подхватить свою непосредственную начальницу под локоть и утащить из автобуса — на следующей остановке.

Оказавшись на твердой земле, девушка вернула себе уверенность и царственную осанку, и, прежде всего, забрала у меня свою руку.

— Я смотрю, у вас много энергии, Гера, — строго сказала она. — Я вчера говорила с шефом — вместо Шкловского про благородных оленей материал писать будешь ты. Так что можешь сразу собираться — поедешь в БООР, и дальше — будешь в распоряжении Стельмаха. Пустишь энергию в мирное русло.

Пришлось понуриться, сделав скорбный вид. Она думала, что здорово меня нагрузила, да? Внутри меня один гаденький попаданец торжествующе отплясывал лезгинку: БООР — это Белорусское общество охотников и рыболовов, а Стельмах — старший егерь и непримиримый борец с браконьерством в районе!

— Вы просто разбиваете мне сердце, Арина Петровна, усылая прочь от себя… — с деланной скорбью проговорил я.

Ответственный секретарь снова фыркнула, обаятельно наморщив носик, и зацокала каблуками по асфальту — впереди уже виднелись окна редакции.

Глава 4, в которой появляются олени

"Козлик" Стельмаха с надписью "БООР" на борту лихо подпрыгнул на выбоине в асфальте и затормозил. Чихнув, выхлопная труба выпустила последний клуб дыма, лязгнула дверца, и главный дубровицкий охотник бодро выпрыгнул наружу и зашагал ко мне.

Это был высокий, худощавый, загорелый мужчина, с копной седых волос и моложавым, улыбчивым лицом.

— Это вы — Белозор? — спросил он и протянул ладонь.

— Так точно, Герман Белозор, — я пожал его крепкую руку и улыбнулся в ответ.

— Ян Генрикович Стельмах, директор Дубровицкого отделения Белорусского общества охотников и рыболовов, ну и старший егерь по совместительству. Я смотрю — у вас и фотоаппарат есть? Это очень хорошо! Кадры можно сделать просто отличные! Мы поедем к благородным оленям. Недавно выпустили четырнадцать особей, вожак у них — с такими рогами… — он сделал жест руками, который должен был обозначать раскидистые рога. — Красота! И этой красоты у нас через несколько лет по лесами будет много.

Я оглядел себя с ног до головы и растерянно потоптался на месте.

— Ян Генрикович, а мы можем заехать в универмаг — я хоть кеды куплю, а то в этих штиблетах по лесу бегать — чистой воды смертоубийство! И домой ко мне — за рюкзаком, а то Шкловский должен был ехать, а вон как оно вышло…

— Заедем, почему нет?

Дома я потратил что-то около пятнадцати минут на поиск старого потертого брезентового рюкзака и запихивание в него всего необходимого: смены белья, зубной щетки, полотенца и прочего. Когда забрасывал рюкзак на заднее сиденье "козлика" — обратил внимание на белую "Волгу", которая стояла у калитки Пантелевны, и звонкие голоса на ее подворье. Гости?

Судя по настрою Стельмаха и намекам шефа — в рабство охотникам меня отдавали всерьез и надолго, на пару-тройку дней — точно. Я должен был набрать материала на цикл статей о развитии охотничьего промысла в районе — посоветовали сверху, а от таких советов не отказываются. Кажется, незабвенный Леонид Ильич был заядлым охотником — может, это как-то связано?

В любом случае, переодевшись из цивильных брючек и рубашки в удобные штаны-хаки и серую тенниску, я почувствовал себя гораздо лучше. Оставалось раздобыть кеды — если и не легендарные "Два мяча", то любые другие, потому как рассчитывать на то, что у Белозора водились какие-нибудь адекватные кроссы или берцы, явно не приходилось. Ну, не кирзачи же напяливать, в самом деле?

Универмаг "Ведрич", названный так в честь мелкой речушки, притока Днепра, был одним из самых изобильных мест в городе, не считая "Березки", конечно — даже в моё время, когда сетевые магазины и частные павильоны заполнили город. Стельмах припарковался у районной библиотеки, и я выскочил на улицу, задумавшись о слове "припарковаться". Как нынче звучал этот глагол?

— Гера, Герочка, Герань… — раздался вдруг гнусавый голос и я вздрогнул от неожиданности.

На покрытых трещинами бетонных ступеньках крыльца библиотеки сидели три типа — из тех классических персонажей, при виде которых пробуждаются древнейшие инстинкты "бей или беги": картузы, рубашки-тельняшки, мятые брюки-клёш, необремененные интеллектом лица… Совсем молодые, лет по семнадцать-двадцать… Вспомнился виденный краем глаза белогвардейский плакат "ОТЧЕГО ВЫ НЕ В АРМИИ?" Советский союз же, берут вроде всех и откосить нереально? Или — уже отслужили?

— Гера, так что насчет подгона? Ты обещал всемерно поспособствовать — а всё никак… — память Белозора выдала кличку старшего из них, голубоглазого башибузука — Сапун (от фамилии Сапунов), и имя — Тимох.

Зная Викторовича, он наверняка не стал бы ничего обещать такой сомнительной личности. Наверняка всё было слегка по-другому, а обещание — это вольная интерпретация Тимоха. А потому я сказал:

— Ветер переменился. Потом обсудим, лады?

— Ветер, гришь? — Сапун встал, и его соратнички поднялись разом, всем своим видом излучая угрозу. — Гера, а ты не попутал ничего?

Ладонь сама нырнула в карман, кастет удобно лег на костяшки пальцев. Так вот в чем дело, Гера! Вот зачем ты его носишь! Понять бы еще — что за мутки у тебя с этими ребятосиками… Хлопнула дверь "козлика", выглянул Стельмах:

— Белозор! Какие-то проблемы?

— Никаких проблем, дядя! — откликнулся Сапун и цыкнул зубом на своих присных, развернувшись на каблуках.

Они ушли куда-то в сторону городской Набережной, а я развел руками, отвечая на вопросительный взгляд егеря. В конце концов, куплю я кеды или нет?

* * *

Пока мы ехали, Ян Генрикович рассказывал об эпопее с благородными оленями. Оказывается, после войны они остались практически только в Беловежской пуще, и для улучшения популяции привозили самцов и самок из Воронежского заповедника, а после роста поголовья — начали расселять по всем районам республики. Животное красивое, из природных опасностей для него только волки, по северу республики — бурый медведь, у нас — рысь может задрать олененка… Благородный олень — украшение леса! Встреча