Сапфик - Кэтрин Фишер

Тёмный Чародей стиснул её локоть и заставил поклониться вместе с собой. Другая его рука вознесла над головами меч. Жонглёры и танцоры неустанно сновали в толпе, собирая монеты, сыплющиеся, словно падающие звёзды.

Когда всё закончилось, и зрители растеклись по коридорам, Аттия обнаружила, что стоит в углу площади, обхватив себя руками. В груди пульсировала боль. Несколько женщин, держа на руках больных детей, переминались под дверью, за которой скрылся Чародей.

Аттия медленно выдохнула. Дурацкие ощущения! Наверное, так себя чувствуют контуженные.

Быстро, пока никто не заметил, она нырнула под тент, пробежала мимо клетки с медведем, миновала платочный городок жонглёров. Один из них заметил её, но не двинулся с места, увлечённо жаря мясо на костре.

Аттия открыла маленькую дверь под нависающей крышей и проскользнула внутрь.

В помещении было темно.

Он сидел перед тусклым зеркалом, освещённым единственной оплывшей свечой, и, не оборачиваясь, взглянул на отражение вошедшей.

Она наблюдала, как он снимает парик, разматывает якобы отсутствующий палец, стирает с морщинистого лица грим и швыряет на пол потрёпанный плащ.

Потом он облокотился о столик и одарил её редкозубой улыбкой.

— Отличный спектакль, — сказал он.

— Я же говорила, что у меня получится, — кивнула она.

— Ладно, куколка, ты меня убедила. Эта работа твоя, если она тебе по-прежнему нужна.

Он засунул в рот комок кетта и начал жевать.

Аттия огляделась: Перчатки нигде не было видно.

— О да. Она мне нужна.

2

Ты предал меня, Инкарцерон.

Как мог ты позволить мне упасть?

Я сыном твоим считал себя.

Но ты лишь играл со мной.

Финн сгрёб в охапку бумаги и запустил ими о стену. Полетевшая следом чернильница разбилась, и по стене плачущей звездой растеклось тёмное пятно.

— Сэр! — воскликнул мажордом. — Прошу вас!

Оставив его просьбу без внимания, Финн опрокинул стол. Тот грохнулся на бок, стопки бумаг и свитки разлетелись по комнате, тесёмки с печатями перепутались. Финн угрюмо направился к двери.

 — Сэр, тут ещё по крайней мере шестнадцать…

 — Разберись с ними сам.

 — Сэр?

 — Ты слышал! Сожги их. Съешь. Скорми их собакам.

— Здесь приглашения, на которых должна стоять ваша подпись. Документы по Стигийскому соглашению, указы по поводу одеяний для коронации…

Финн свирепо уставился на тощую фигурку мажордома, суетливо собиравшего бумаги.

 — Сколько раз повторять: не будет никакой коронации!

Оставив мажордома с открытым ртом, он развернулся и дёрнул ручку двери. Стражники по ту сторону вытянулись в струнку, но как только они попытались последовать за ним, тоже получили свою порцию ругани. Финн промчался по обшитым деревянными панелями коридорам, сквозь занавесы и через Главную гостиную, перепрыгивая через роскошные диваны, расшвыривая элегантные стулья, оставляя позади запыхавшуюся стражу. Одним прыжком вскочив на стол, он прокатился по его гладкой поверхности, раскидывая серебряные подсвечники, перепрыгнул на широкий подоконник, скользнул в окно и был таков.

А позади, в дверном проёме, тяжело дыша и бессильно рыча, стоял мажордом. Он шагнул в маленькую кладовку, прикрыл за собой дверь, сунул кипу мятых бумаг под мышку. Опасливо огляделся, вынул мини-ком, который она дала ему, и с отвращением — ведь приходится нарушать Протокол! — нажал на кнопку. Ослушаться никак нельзя — эта особа может быть не менее грозной, чем принц.

Устройство щёлкнуло.

 — Что на этот раз? — поинтересовался девичий голос.

Мажордом сглотнул от волнения.

 — Прошу меня извинить, леди Клодия, но вы просили сообщить вам, когда это снова произойдёт. Так вот, я полагаю, это только что случилось.

Финн приземлился на четвереньки, тут же подскочил и зашагал прочь. Компании прогуливающихся придворных расступались перед ним, дамы под хрупкими зонтиками приседали в торопливых реверансах, кавалеры снимали шляпы и склонялись в глубоких вычурных поклонах. Не глядя по сторонам, Финн проходил мимо, безжалостно давя ногами белые ракушки на тропинке. Он презирал дорожки с их стерильно чистой поверхностью, поэтому срезал путь наискосок через партерный газон[1]. Возмущённый садовник выглянул из-за изгороди, но как только узнал принца, тут же припал на одно колено. Финн выдавил из себя холодную улыбку. Принцы в этом раю имели некоторые преимущества.

День был замечательный. Маленькие перистые облака плыли по небу, такому синему, что к этому невозможно было привыкнуть. Под старыми вязами возле озера суетилась стая галок.

К этому озеру он и устремился.

Гладкая синяя поверхность воды притягивала, как магнит. Финн расстегнул жёсткий воротник, который его заставляли носить, рванул его что есть силы, проклиная всё на свете: узкие камзолы, мудрёные правила этикета, бесконечный Протокол. Он снова бросился бежать мимо статуй и античных ваз с цветущими растениями, распугивая гусей, которые с громким гоготом и шипением бросались врассыпную, хлопая крыльями.

Теперь ему дышалось немного свободнее. Тупая боль в голове ослабла, погасли плясавшие в глазах искры. Там, в душной комнате, за заваленным бумагами столом его чуть не настиг приступ, нараставший в нём, подобно ярости. Может это и была ярость. Может быть, нужно было позволить этому случиться, с благодарностью провалиться в припадок, постоянно подстерегающий его, как чёрная яма на дороге. Потому что, несмотря на нестерпимую боль, на жуткие видения, только после приступа, перетерпев всё, он мог заснуть, крепко и без кошмаров о Тюрьме. Без снов о Кейро, брате по обету, оставленном там.

От дуновения ветерка вода в озере пошла мелкой рябью. Финн покачал головой — его выводила из себя эта превосходно отрегулированная погода, эта внешняя безмятежность. У пристани качались на воде окружённые зелёными плоскими листьями кувшинок небольшие лодки, слегка ударяясь друг о дружку бортами; над ними роилась мошкара.

Что здесь реально, а что иллюзорно?

В Тюрьме, по крайней мере, он понимал хотя бы это.

Финн сел на траву. Он был измотан, и теперь злился на самого себя. Мажордом просто выполняет свои обязанности. Кидаться чернильницами глупо.

Он улёгся на спину и прикрыл глаза локтём, позволив солнечным лучам согреть и успокоить его. Так тепло и так ярко. Сейчас он почти привык, но за первые несколько дней Снаружи едва не ослеп, приходилось надевать очки с тёмными стёклами, иначе глаза болели и слезились. И потянулись долгие недели, в течение которых его кожа потеряла фарфоровую бледность. Бесконечные ванны и процедуры выведения вшей; лечение, на котором настоял Джаред. Недели терпеливых уроков Клодии: как одеваться, вести беседу, пользоваться ножом и вилкой. Нужно было выучить титулы, правильно кланяться, не кричать, не плеваться, не ругаться и не пускать в ход кулаки.

Два месяца назад он был Узником без всякой надежды, жалким голодным оборванцем, вором и лжецом. А теперь он принц в настоящем раю.

И, тем не менее, он никогда не был более несчастен, чем сейчас.

Сквозь прикрытые веки он почувствовал, как чья-то тень заслонила солнце.

Финн сильнее зажмурил глаза, но отчётливо ощутил аромат её духов, шелест её платья. Она присела рядом на низенький каменный парапет.

Немного помолчав, он произнёс:

— Знаешь, меня ведь прокляла Маэстра.

— Я не знала, — холодно ответила Клодия.

— Она прокляла меня. Маэстра, в чьей смерти я виновен. Я забрал у неё кристальный Ключ. Последнее, что она сказала: «Надеюсь, это погубит тебя». И вот теперь её проклятье стало сбываться, Клодия.

Она молчала так долго, что ему пришлось поднять голову и посмотреть на неё. Клодия сидела, обхватив колени, спрятанные под персиковой юбкой, и наблюдала за ним с тем изучающим и одновременно сердитым выражением глаз, которое было ему хорошо знакомо.

— Финн…

Он сел.

— Только не надо! Не говори мне, что я должен забыть прошлое. И не повторяй мне снова, что жизнь здесь подобна игре, что каждое произнесённое слово, каждая улыбка и каждый поклон — это ход в шахматной партии. Я не могу так жить! Не желаю!

Клодия нахмурилась. Она заметила напряжение в его глазах — как перед припадком. Ей вдруг захотелось накричать на него, но вместо этого Клодия заставила себя спокойно произнести:

— Как ты себя чувствуешь?

— Приступ приближался, — пожал плечами Финн, — но отступил. Я думал… я надеялся, что когда я совершу Побег, приступы сами собой прекратятся. Всё из-за этих дурацких бумаг.

— Нет, не из-за них. — Клодия покачала головой. — Это всё из-за Кейро, так ведь?

Финн уставился прямо перед собой. Спустя несколько мгновений спросил: