«Левые взгляды» в политико-философских доктринах XIX-XX вв.: генезис, эволюция, делегитимация - Анатолий Рясов

Однако реформистские установки в «левом движении» в конце XIX в. стали своеобразной тенденцией в эволюции взглядов ряда идеологов. Среди первых реформистов, помимо Л.Блана и Ф.Лассаля, можно выделить французского историка Ж.Жореса, с 1893 г. примкнувшего к группе умеренных социалистов. Одним из основных тезисов реформистов был принцип сотрудничества пролетариата с буржуазией, одобрительное отношение к вступлению социалистов в правительство.[9] Несмотря на неприятие революционных установок, принадлежность реформистов к «левым» характеризовало негативное отношение к политике милитаризма и колониализма, а также серьезное внимание к проблемам социальной дифференциации, поощрение профсоюзов. Но фактически, в реформизме Жореса, в идее постепенной трансформации капитализма в социализм, прослеживался отход ряда социалистов от революционных принципов, развитый в концепциях катедер-социализма[10] поссибилизма[11] и прочих теориях, приведших к эклектике «левых» установок с «центристскими» и «правыми».

В дальнейшем яркими представителями реформизма в европейском «левом движении» стали Э.Бернштейн и К.Каутский.[12] Э.Бернштейн выдвинул концепцию ревизионизма, а К.Каутский создал теорию ультраимпериализма. Эти доктрины сводились к доказательству неприемлемости революционных установок в новых исторических условиях модификации экономического развития капиталистической системы, в которых социализм мог быть осуществим лишь мирным путем постепенной и естественной трансформации политических институтов, а единственным средством реализации социалистических принципов призвано было стать всеобщее избирательное право и борьба за места в парламенте. Эти разновидности реформизма, стремившиеся приспособить «левые ценности» к существовавшим политическим условиям[13], отличала от других умеренных теорий (лассальянства, социализма Ж.Жореса) опора на экономические принципы марксизма. Они не отказывались от ряда основополагающих тезисов К.Маркса, подчеркивая, что критикуют теорию изнутри, приспосабливая к новым экономическим условиям, в которых классовая борьба не исчезла, но приняла иные формы.

Такие черты оппортунистических течений как готовность к компромиссу с существующими политическими режимами и неприятие революционных методов вызвали серьезную полемику внутри «левого движения»[14], но, несомненно, импонировали властвующим элитам Европы, которые расценили реформизм как наиболее адекватную существующим политическим системам разновидность «левых взглядов», к тому же вполне вписываемую в либеральную многопартийную систему, тем более что все теоретики реформизма апеллировали к традиционным либеральным ценностям, таким как избирательные права и парламентаризм.[15] В последующие годы оппортунистические лидеры начинали не только вступать в правительства, но и оказывать активную поддержку внешней государственной политике, в том числе и колониальной. Их позиция становилась все более «правой» (или, по крайней мере, все более эклектичной).

Реформизм стал одним из первых серьезных «прецедентов» трансформации «левых ценностей», когда конкретная практическая ситуация стала вносить серьезные коррективы в теоретические установки. Не в последнюю очередь это было связано с приобщением «левых» к властным функциям: становясь частью политической элиты, они неизбежно начинали руководствоваться логикой «правящего класса».

Логическим итогом распространения принципов реформизма, совпавшего по времени с возраставшей популярностью идеологии большевизма стал раскол Второго Интернационала в 1914 г. Позднее, в 1919 г., большевиками (во главе с В.И.Лениным) был создан Третий (Коммунистический) Интернационал (просуществовавший до 1943 г.), а социал-демократы (во главе с К.Каутским и Э.Бернштейном) создали Бернский Интернационал, который в 1923 г. слился с объединявшим «центристские» социалистические партии Европы Венским (2 ½-ым) Интернационалом, образовав Социалистический рабочий Интернационал, просуществовавший до начала второй мировой войны. С этого момента начиналась эпоха одновременного сосуществования большого количества «Интернационалов», каждый из которых притязал на роль «хранителя огня» в «левой традиции».

Организационно конкретизировав свои теоретические позиции, представители «левых» течений превращались в политических противников, и если раньше предметом дискуссий и взаимных инвектив были в первую очередь философские и методологические вопросы, то теперь на первый план идейной борьбы выходили тактические и организационные проблемы. «Левые взгляды» утрачивали свой сугубо теоретический характер и становились идеологической основой партийных программ. Причем каждое течение не только предлагало вариант решения конкретных социально-экономических проблем, но и в той или иной степени притязало на истинность именно своей версии, подчеркивая одновременно как ее актуальность и обусловленность соответствующему историческому этапу, так и максимальную аутентичность в рамках «левой традиции». По существу, этот конфликт стал формой борьбы за идеологическое господство, а целью политической полемики, в отличие от философских дискуссий, в первую очередь являлась не теоретическая аргументация своей правоты, а «разоблачение» оппонента.

Главными оппонентами как марксизма, так и реформизма внутри «левого движения» оставались анархисты, среди которых следует выделить теоретиков Д.Гильома и М.Неттлау. Они категорически отвергали марксистские установки: во-первых, участие рабочих партий в парламентских выборах; во-вторых, неизбежность создания любых государственных образований (в том числе диктатуры пролетариата) в случае успеха революционного восстания, и, в-третьих, анархисты, являясь сторонниками децентрализации, вообще выражали сомнение в необходимости выработки единственной универсальной социалистической доктрины, на создании которой настаивали приверженцы К.Маркса.

В конце XIX в. в среде «левых» радикалов определенное распространение получила практика индивидуального террора. В этот период зарождение и распространение в Европе идей реформизма и тезисы ряда «левых» теоретиков о несвоевременности революции в совокупности с либерально-консервативной идеологией формировали новое политическое сознание. В этих условиях революция постепенно переставала пониматься как неизбежный этап исторического процесса, превращаясь в изолированный, отрезанный от совокупного движения акт. Поэтому практика индивидуального террора, воплотившаяся в ряде покушений на представителей политических элит Европы, для значительной части «левых» радикалов, не считавших реформизм эффективным методом политической борьбы, стала единственным аналогом революции.

В целом, во второй половине XIX в. окончательно оформились все основные направления «левой мысли», имевшие четкую программную определенность, серьезное теоретическое обоснование, многочисленных сторонников. В 70-80-е гг. XIX в. массовые социалистические партии были созданы в Англии, Германии, Дании, Франции, Швейцарии, Швеции, ряде других стран Европы. В 1871 г. восставшими рабочими была образована Парижская коммуна, ставшая одной из первых попыток реализации идей «левых» на практике.

Политико-философские концепции «левых» мыслителей второй половины XIX в. противостояли консервативным и либеральным доктринам. Существенным отличием этих теорий от учений первой половины XIX столетия стали попытки объединения различных школ социализма. Все направления «левой мысли» этого периода характеризовала идея прогресса, ставшая теоретическим стержнем социалистических политико-философских доктрин. Многие философы, придерживавшиеся «левых взглядов», создали цельные теории, которые стали попыткой системного взгляда на действительность.

В то же время, многообразие социалистических концепций привело к внутреннему расколу среди сторонников «левых взглядов». Во второй половине XIX в. многие ключевые вопросы «левой мысли» переставали быть чисто мыслительными проблемами, приобретали совершенно новую акцентуацию и становились практическими вопросами. Краеугольным камнем философской систематики «левых» стало манифестированное К.Марксом диалектическое взаимодействие теории и практики. Сама философия стала восприниматься как дисциплина, равноправная эмпирическим социальным наукам. Идеологизация философии стала выражаться в первую очередь в перенесении сугубо политической полемики в мировоззренческую сферу: любое идейное направление в соответствии с логикой времени обязано было перейти в организационную плоскость, каждая теория призвана была стать руководством к действиям – осмысленной политической целью, так как в противном случае она трактовалось бы как абстрактно-отвлеченное мнение, не желающее указать путь к своему осуществлению. Теоретические работы постепенно переставали пользоваться популярностью, если в них отсутствовал анализ конкретных проблем и актуальных вопросов, лежащих в основе перегруппировок внутри рабочего движения. Этот перевод теоретических тезисов в практическую плоскость сопровождался неизбежными поправками, тактическими расхождениями и даже идеологическими кризисами.