«Левые взгляды» в политико-философских доктринах XIX-XX вв.: генезис, эволюция, делегитимация - Анатолий Рясов

Однако не удовлетворившая «левых» развязка крестьянского вопроса и осознание индифферентности народных масс к революционной агитации, послужили ощутимым толчком не только для легальных публикаций, но в первую очередь – для развертывания работы по созданию всероссийской революционной организации. В условиях политической гегемонии самодержавия революционные установки становились определяющими для подавляющего большинства теоретиков «левого спектра».[66] Наиболее крупной антиправительственной организацией стала вторая «Земля и воля», образованная в 1876 г. В программных документах этой организации, наряду с бакунистскими установками[67], присутствовали конкретные политические требования: свобода переселения, личная неприкосновенность, право контроля над властями. Однако методы землевольцев содержали в себе значительный процент «левого» радикализма: террористические акты рассматривались ими как действенный способ дезорганизации правительства. Кроме того, в отличие от большинства предыдущих социалистов землевольцы, выступая за общинный коллективизм после свержения монархии, допускали промежуточный этап государственности, предшествующий возникновению анархического общества, – организационные формы закрепления теоретической деятельности неизбежно корректировали политическую стратегию «левых».

В 1879 г. «Земля и воля» распалась на две организации – «Черный передел», придерживавшийся умеренных взглядов, и «Народную волю», вставшую на позиции «левого» радикализма. Если воззрения народников «первой волны» отличало некоторое дистанцирование от текущей политической борьбы, то в конце XIX в. радикализм начал носить не общетеоретический, а социально-практический характер. С целью синтеза политики и социализма народовольцы выдвинули тезис «к социальному через политическое», в русском «левом движении» произошло окончательное признание политической борьбы как основного средства достижения социалистического идеала, а главным методом этой борьбы постепенно становился террор, после провала «культурной революции» начинавший казаться единственно возможной формой противодействия властям. Согласно воззрениям народовольцев, влияние, которое террор должен был произвести на массы, оказывалось гораздо важнее, чем непосредственные результаты, а дезорганизация государственной власти, возникавшая в условиях террористических актов, должна была привести к политической дискредитации самодержавия и складыванию революционной ситуации. Практика индивидуального террора достигла определенных результатов, главный из которых – убийство царя Александра II в 1881 г.

В новых социально-политических условиях менялись прежние идеологические координаты, и «левая» теория постепенно начинала мимикрировать в зависимости от конкретных обстоятельств. После выявления значительного процента консервативно-патриархальных установок среди большей части крестьянства, надежда на социальный переворот снизу стала казаться многим революционерам малообоснованной, и в воззрениях ряда народовольцев появились нехарактерные для русского народничества тезисы о революционном меньшинстве и необходимости строго централизованной политической организации. Все это способствовало зарождению в России новых политических теорий, отличных от «крестьянского социализма». К концу 80-х гг. XIX в. народовольцы поставили вопрос о возможности решения социально-политической проблемы небольшой группой людей – революционным меньшинством. Этот вопрос во многом определил формы будущего развития русского марксизма.

Однако воззрения народовольцев не были единственной предпосылкой появления авторитарных установок в русской «левой мысли». Роль «моста» от народничества к марксизму (особенно его большевистской составляющей) сыграл «русский бланкизм», представленный в первую очередь в воззрениях С.Г.Нечаева и П.Н.Ткачева. Это самобытное явление русской общественно-политической мысли, хронологически развивавшееся параллельно с народническими воззрениями и идейно противостоявшее как умеренно-пропагандистскому, так и анархистскому направлениям. Взаимовлияние революционного народничества и «русского бланкизма» не подлежит сомнению, однако ряд критериев не позволяет поставить знак равенства между этими разновидностями «левых взглядов».[68] В доктрине «русского бланкизма» присутствовали тезисы о социалистических формах организации внутри общины и об освобождении личности в социальной революции, однако эти идеи не являлись центральными в программных документах бланкистов и в большей степени носили декларативный характер. Гораздо большее внимание было уделено установкам на захват государственной власти революционным меньшинством.

Такие взгляды были характерны еще для прокламации «Молодая Россия», написанной П.Г.Заичневским в 1862 г.[69] и декларировавшей, что образованию федерации должна была предшествовать диктатура революционной партии, построенной на началах централизма. Но впервые идея об освободительной роли сознательного революционного меньшинства, близкая воззрениям О.Бланки, получила серьезное воплощение и четкую формулировку в прокламациях С.Г.Нечаева, организовавшего в 1869 г. революционное сообщество «Народная расправа». Деятельность этой тайной организации определялась в первую очередь «Программой революционных действий»[70] и идеями, изложенными в «Катехизисе революционера».[71] Для этих документов были характерны установки на создание жесткой иерархии в революционном сообществе, подчеркивание специфической формы организации революционных сил: жесткой конспирации, единственно возможной в русских политических условиях, «революционный маккиавеллизм», предполагавший полное отрицание каких-либо этических норм.

Взгляды С.Г.Нечаева были развиты и теоретически обоснованы в работах П.Н.Ткачева. Тезисы о жесточайшей централизации, иерархической подчиненности, строгой дисциплине и предельной конспиративности революционного сообщества стали для «русского бланкизма» основополагающими. В работах «русских бланкистов» подчеркивалась особая роль государства в регулировании организации общества, была выдвинута идея о революционной диктатуре меньшинства[72], а главным средством для захвата политической власти провозглашался террор, в теоретической апологии которого П.Н.Ткачев намного превзошел народовольцев. В модели революционной власти, сконструированной П.Н.Ткачевым, не было речи о самоуправлении, а главным атрибутом нового революционного правопорядка объявлялось насилие. Провозглашалась централизация каждой отдельной функции власти и возможно большая дифференциация этих функций. В этой установке, полемически заостренной против идеи общественного самоуправления, прослеживались все необходимые элементы для возникновения сверхцентрализованного государственного аппарата.

Воззрения С.Г.Нечаева и П.Н.Ткачева во многом контрастировали с рядом установок «ортодоксального» марксизма, однако следует отметить, что в России именно «русский бланкизм» впервые сформулировал тезис о необходимости революционной диктатуры и важнейшей роли государства после осуществления социалистической революции. Более того, «русские бланкисты» провозглашали этот тезис как единственно верный в существовавших социально-политических условиях, диктовавших необходимость реализации «реалистической» трансформации первоначального «революционно-утопического» проекта. Концепции С.Г.Нечаева и П.Н.Ткачева отличались крайним антиперсонализмом, централизмом, этатизмом и резко контрастировали с воззрениями революционеров-народников, но во многом предвосхитили большевистские установки. Начав с тезиса об общественном контроле над экономической и политической жизнью и резкого неприятия консервативных установок, ориентированных на концентрацию властных функций в руках элиты, «левые» через теорию революционного заговора приходили к апологии государства и правящего меньшинства.

Появление русского марксизма и последующая эволюция «левой» политико-теоретической линии

До начала 70-х гг. ХIХ в. К.Маркс не имел серьезных последователей в России, где подавляющее большинство социалистов отрицали идею гегемонии пролетариата, считая, что эта модель игнорирует интересы других слоев общества, и, прежде всего, крестьян и ремесленников, составлявших большинство населения России.[73] По мере развития торгово-промышленных отношений происходила попытка придать индустриализации некапиталистическое направление: народнические воззрения переносились в сферу экономики, где в качестве альтернативы социальной дифференциации, наемному труду и монополизации капитала выдвигались производственные ассоциации (аналог общинно-коллективистских форм организации в промышленности).