Дочь друга - Кристина Майер

даже могу прийти к нему ночью и уснуть рядом, если мне плохо. Так я в детстве только к родителям бегала. Тогда все было хорошо.

— Это ты пока балуешься! — орет Ванька. — Не заметишь, как подсядешь, Лада. Точно по губам дам, если еще раз застану, — машет перед лицом раскрытой ладонью, но мы оба знаем, что он не ударит.

Ванька сам иногда курит, когда ему плохо, но мне не позволяет даже приближаться к сигаретам. А я и не курю, мне не нравится запах и дым, но объяснить свое поведение могу только себе. Когда человеку эмоционально плохо, физическая боль может встряхнуть, не позволить сойти с ума, не скатиться в депрессию. Я в последнее время постоянно на пределе. Моя физическая боль – сигареты.

— Я не слышала, как ты пришел, — поднимая взгляд к его лицу. Знал бы ты, как я тебя люблю… братик. Разве так бывает – мы всего два месяца знакомы, но я его будто всю жизнь знаю.

— Поэтому к сигаретам потянулась? — рвано дышит, еще не успокоился. — Лада, последнее предупреждение, — строго, а я не даю обещаний, боюсь нарушить. — Что у тебя случилось? — уже спокойнее, прижимает к своему животу мою голову и целует в макушку.

Я не жалуюсь Ваньке на каждый звонок родителей, но он знает, что у меня в семье проблемы, знает, что отец хотел выдать меня после школы замуж за сына своего партнера, чтобы объединить капиталы. Настаивал, угрожал, давил, пока я сознание не потеряла и мне скорую не вызвали.

А еще Ваньке известны подробности моего изгнания из общежития с припиской «за аморальное поведение». А я всего лишь хотела поставить своих соседок по комнате на место. Задолбали каждую ночь парней водить. Те ко мне постоянно подкатывали по-тихому, когда соседки отворачивались. Сначала – «выпили-закусили», а потом пьяные в постель, а ты лежи и наблюдай, как их белые ягодицы пляшут в темноте. Не комната, а траходром. Попробуй уснуть под противные стоны и скрип старых кроватей, от которых зубы болеть начинают. Я учить в коридор сбегала, конспекты на подоконниках писала, но ни разу не наябедничала.

Сама решила с ними разобраться. За две бутылки водки договорилась с парнями, что они сделают мне длинную качественную запись со стонами, скрипами, шлепками и всей этой порнушной фигней. В самый интересный момент, когда мои соседки разбрелись со своими «мачо» по койкам, я включала запись, обломала им секс, когда на всю комнату не тихое «у-ум-м-м», а громкое «а-а-а-а… еще… глубже хочу… давай…». Когда на жалобу соседей прибежала комендантша, трое ушлепков единогласно сказали, что приходили ко мне. Мои соседки подговорили. Решили проблему – меня на улицу за нарушение дисциплины, а сами могут и дальше трахаться по-тихому.

Ванька меня с улицы подобрал, как котенка бездомного, к себе забрал. У него квартира в центре. Шикарная квартира с дорогущим ремонтом, в десяти минутах ходьбы от моего ВУЗа. Как я доверилась? Паршиво на душе было в тот день, еще собака под колесами машины на моих глазах погибла, а тут Ванька со своей открытой доброй улыбкой. Я сразу к нему потянулась. Раньше я и представить не могла, что смогу такое отчебучить – пойти к незнакомому человеку в гости, тем более к парню, и остаться у него жить.

Теперь я знала этого парня и точно могу сказать, что лучше человека не встречала. Хотя Игорь тоже неплох – мой школьный приятель, но Ваньку я люблю так, как если бы он был моим братом.

У Ваньки дофига проблем, но он ими не любит делиться. Как-то мы с ним напились, и я узнала, что у Вани несколько лет отношения с замужней женщиной. Мне бы хотелось туда влезть, копнуть поглубже, но он не позволяет. А я ее почему-то ненавижу. Ведь она обманывает их обоих. У Ваньки рак, я не знаю, насколько все серьезно, он проговорился, но больше ни на один вопрос не ответил. А у меня страх и паника. Что все очень серьезно. Он не говорит, но я стараюсь читать между строк. Например, то, что его Соня не хочет уходить от мужа, потому что там стабильность. Ванька обеспеченный молодой человек, я знаю, могу судить по дорогим вещам и покупкам. Тогда в чем стабильность? В том, что Вани может не стать? Я гоню от себя эти мысли, боюсь их. А еще Ваня безумно хочет ребенка, у него глаза хрустальными становятся, когда он об этом заговаривает, такое чувство, что хочет оставить после себя продолжение. Больно до слез. Я ни о чем не спрашиваю, не лезу больше, но очень переживаю.

— Так что у тебя случилось? — Ваня поднимает мое лицо, вытирает слезы, а я и не заметила, что плачу. Я на него минуту смотрю и молчу, а потом обнимаю, пряча на груди лицо.

— Спасибо, что ты у меня есть, — прижимаюсь тесно-тесно. Вот разве так бывает, что совсем посторонний человек стал таким родным?

— Так… ты меня пугаешь, — обнимает, а я ему рассказываю о разговоре с отцом. — Все, все… Милада, — гладит по спине, потому что я опять начинаю плакать.

— Наверное, в прошлой жизни ты был моим братом, — делюсь своими подозрениями, когда заканчиваю рассказ.

— Хреновым братом я был, если ты ревешь, — недовольный серьезный голос заставляет улыбнуться сквозь слезы. — Отец хочет, чтобы ты в Новосиб вернулась?

— Угу, — мычу ему в рубашку.

— Думаешь, опять о помолвке с каким-нибудь мажором заговорит? — чувствую, как под щекой вибрирует его грудная клетка, мой Ванька злится.

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Мама вчера звонила, сообщила, что они в очередной раз разводиться собрались, — спрятав ладони между колен, стараюсь взять себя в руки. Меня отпустило, я больше не реву, но начало потряхивать. — Я сказала отцу, что у меня тут практика в солидной фирме наклевывается, он попросил данные, пробивать собрался. Я могу только название чебуречной скинуть, там мне место официантки предложили.

— Я тебе жопу напорю, если сунешься в какое-нибудь дерьмо, — сразу становится серьезным. — Найдем тебе работу, не переживай.

— В солидной фирме? — улыбаюсь. Ванька какие-то проекты на дому делает, у него целый кабинет с серьезной техникой и несколькими компьютерами, но он никогда не упоминал, на кого работает.