Последняя легенда Анкаианы - Лертукке

Ночь кончалась; оставаться здесь дольше, тем более в такой опасной близости от окна становилось опасно, и Аланкрес все больше уверялся в том, что придется рискнуть и ломиться сквозь декорацию открыто. Тревожное оглядывание сильно поредевшей к утру массы посетителей привело к новому ощущению, заставившему его вздрогнуть. Прошел упущенный миг, и оно исчезло, оставшись в памяти как краткий взгляд, в котором Аланкрес прочел узнавание. Возможно, еще и удивление, но это уже значило не так много - Аланкрес был гораздо больше удивлен сам.

Разбираться уже не было времени - до художественного творения как раз образовался проход, и Алик, собрав последние силы, незамеченным проскочил отдыхать.

Череда потайных лестниц и дверей оказалась на своем месте, хоть и обветшала немного, и вампир с сентиментальным наслаждением восстановил в памяти почти не изменившийся рисунок трещин на темных стенах, мимо которых он последний раз проходил в середине ушедшего века.

Дальнейшее продвижение вверх подбросило еще один повод для беспокойства - стало отчетливо видно, что эту лестницу какое-то время назад посетил человек. Он даже не удосужился стереть со ступенек свои грязные следы. А на подходе к своей комнате Алик обнаружил даже оставленное человеком послание, заткнутое за ручку двери.

Гадкое чувство загнанного животного заставило его на короткое мгновение замереть на месте. Но ведь если его хотели убить, это можно было сделать вместо того, чтобы оставлять тут всякие бумажки, рассудил он, и осторожно взяв письмо развернул его. Первая же фраза ошарашила своей нелепостью: " Дорогой Аланкрес!.."

- Кому это тут я дорог? - опасливо произнес он, и, когда успокоение от звука собственного голоса появилось, продолжил читать.

"...Обнаружив тебя здесь, я сначала не поверил своим глазам и очень испугался, потому что последний раз подобные тебе твари встречались мне единственно в рассказах, на реализм отнюдь не претендующих, коими меня небезуспешно пытались напугать в детстве (позволю себе заметить, что в эту комнату привели меня поиски совершенно иного, нежели обнаруженное мною). Однако, поразмыслив и изучив некоторые документы, среди которых были и касающиеся прошлого этого места, я пришел к выводу, что если ты тот, кем кажешься, ты смог бы помочь мне в одном очень простом для тебя и очень сложном для меня деле. В случае если ты решишь почтить меня своим согласием, место твоего отдохновения останется, к нашей обоюдной радости, в тайне от людей и особенно от некоей религиозной секты, допускающей существование подобных тебе и очень неприязненно к этому существованию относящейся. Искренне надеюсь на наше продуктивное сотрудничество.

За разъяснениями обращаться в розовый дом на берегу. Спросить Фила.

Фил.

Посещению было больше месяца, поэтому и заметил его проснувшийся и немного размокший Алик только теперь. У адских сил, будь им пусто, не было права замечать такие визиты. Автор письма и следов скрупулезно обыскал комнату, коридор и даже ветхий балкончик, что небезопасно, значит был целеустремлен и не боялся риска. Прибавив к вышеприведенным свойствам характера Фила те, что явственно проскальзывали в письме, Аланкрес в полной мере осознал необходимость посещения розового дома следующей же ночью.

Вообще, сколько он себя помнил, все пытались его как-то использовать. И прокляли его этим сном вместо того, чтобы извести нормально, придерживаясь приличий единственно из корысти, и месяц назад ставню не открыли, а казалось бы - чего проще?

Презирая себя, как параноика, Аланкрес зачем-то проверил плотно ли в его запыленной обители забиты ставни и запирается ли дверь изнутри (хотя он помнил, что не запиралась). Затем он смахнул пыль и все остальное с красивой бронзовой подставки в центре комнаты и скоро уснул на ней сидя, обхватив руками колени и уткнув в них лицо.

2. Фил.

Верить в сказки, будучи маленьким, для Фила было так же естественно, как в нынешнем возрасте верить во власть над миром самой всепоглощающей силы на свете. Единственным ее выражением во все времена было количество, и Фил решил обеспечить себя им раз и навсегда. Достичь подобного можно многими незаконными путями, стоящими нервных клеточек неподготовленным умам, коим Фил и являлся, а потому и почел лучшим выбирать из путей законных, и остановился почему-то на странном - поисках кладов. Может быть его надежда на успех уходила корнями именно в эту, с детства выработанную привычку верить в сказки...

Так, или иначе, а найти клад - это не просто пойти и выкопать его. Нужна обстоятельность. Для начала Филу потребовалось наличие друзей в городском архиве, затем среди спортсменов - аквалангистов, спелеологов, и прочих. Старательное выслушивание пенсионеров с богатым военно-революционным прошлым как-то все же сподобилось принести плоды - Фил успел пошарить в подвале какого-то древнего коттеджа прежде, чем его снесли, в результате чего смог сам купить себе неплохой дом и засадить вокруг него сад розовыми кустами. С тех пор, твердо уверовав в прибыльное дело, Фил споил архив, взорвал городскую свалку, подрыл лучшую часть пляжа и надоел всем так, что его в какой-то момент вместе с его поисками просто прогнали с суши. Когда Фил купил себе акваланг и катер, его финансовое положение уже начинало требовать новых сокровищ, и ему как-то пришлось с горя обшарить верхние этажи известного всем притона, переделанного из старинного замка.

Поднимаясь по потайной лестнице, он на всякий случай осматривал стены, вспугивая золотистых мокриц, пока не прошел на самый верх и там обнаружил нечто, чуть не отправившее его прямо в приют для душевнобольных.

Золота комната, в которой хранился усыпленный проклятием Алик, не содержала. Фил нашел в ней бронзовую подставку с местом последнего успокоения всякого уважающего себя человека. Фил не любил тлен, однако подставка выглядела привлекательно, и он решил осмотреть ее верх детальнее. Ушла масса филовских сил, создавая много грохота прежде, чем взору видавшего многое кладоискателя открылось зрелище, заставившее его в ужасе отшатнуться. Готовый найти что угодно, от банального скелета до интригующего ни фига, Фил застыл в ужасе, увидев среди складок пурпурного атласа и слежавшихся в мелкие волны пасмурно-серых вихров нормально построенное лицо такого вида, словно оно удосужилось помереть не раньше, чем за день до его прихода.

Фила не испугала бы высохшая кожа и ввалившиеся глаза мумии, облезающий остатками плоти череп и другие неприятно видоизменившиеся мертвые экспонаты, но такая находка заставила оформиться в мозгу Фила парадоксальной сентенции о том, что неприятно встретить неразложившегося покойника там, где ожидаешь найти разложившегося. В принадлежности находки к ордену покойников, а не впавших в летаргию наркоманов убеждало полное отсутствие дыхания.