8-й день недели - Дальний

Пять метров, четыре, три, два, один…

Девушка ухватилась за ручку и навалилась всем весом на массивную деревянную дверь. Но та распахнулась неожиданно легко, как если бы одновременно потянули с обратной стороны. Не удержав равновесия, Жанна беспомощно растянулась на пороге. Разбитое лицо опахнула ворвавшаяся в дом осень. В голове снова зазвенело. Нестерпимо заныло ушибленное колено. Первое, что она увидела, открыв глаза, были знакомые туфли. Туфли Элвиса Пресли.

Он… оно поджидало меня.

Стиснув зубы, кошка подняла голову. Однако то, что предстало перед взором, оказалось совсем не похоже на живого человека. Это вообще не являлось человеком. Мефистофель с ведьмой подошли и обступили неудачливую беглянку, перепачканную в собственной крови. Тем временем Элвис захихикал и поставил ногу ей на шею. Попытка извернуться, чтобы ещё раз посмотреть в его лицо, оказалась безуспешной.

Время остановилось.

Последнее, что Жанна услышала, был протяжный звук «буу» и хруст собственных шейных позвонков.

Пролог. Afterparty

В 02:21 на телефон диспетчера системы обеспечения вызова экстренных оперативных служб 112 поступил звонок о пожаре. Горел дом на Рублевском шоссе.

Дежурная следственно-оперативная группа приехала на место чп через пятнадцать минут после прибытия пожарных расчётов.

Следователь, капитан полиции Марченко, зябко поёжился и поднял воротник куртки. Пасмурное первоноябрьское утро обещало мало чего хорошего. Ещё оно предвещало скорый холодный дождь. Порывы стылого ветра то тут, то там поднимали рои опавших листьев. Над остатками некогда величественно строения, словно стая ворон над бездыханным телом, вздымался едкий черный дым. Теперь руины ожидает снос при помощи манипулятора.

– Чёртов дом сгорел быстрее, чем мы успели потушить, – голос прозвучал устало и отрешённо.

Марченко посмотрел на подошедшего, седовласого невысокого мужчину лет пятидесяти.

Тот достал пачку «Петра» и предложил угостить сигаретой, но Марченко отрицательно покачал головой.

– Михаил Васильевич. – Мужчина протянул руку для рукопожатия. – Я тут главный среди пожарных.

– Александр Дмитриевич Марченко, следователь. – Марченко пожал руку собеседника, неожиданно оказавшуюся довольно крепкой. – Выходит, так сказать, дом сам себя потушил. Помог вам.

– За двадцать пять лет службы такое вижу впервые. – Михаил Васильевич глубоко затянулся и на мгновение задержал дыхание, успокаивая нервы. Затем шумно выдохнул. – Много чего повидал, но такое…

Марченко нахмурился.

– Считаете, что дом подожгли умышленно?

Пожарный задумался. Ситуация не из рядовых.

– Похоже на то. Но даже если предположить, что подпаливали одновременно в разных местах, то даже так всё произошло слишком стремительно. Словно и стены заранее пропитали легковоспламеняющейся жидкостью.

Осторожно, стараясь не обжечься там, где было ещё горячо, и обходя лужи воды с пеной, оставленные пожарными расчётами, Марченко пробирался среди дымящихся развалин. Его не остановили ни запрет Михаила Васильевича, опасавшегося обрушения перекрытий, ни собственное чувство самосохранения, настойчиво шепчущее воздержаться от прогулки по свежесгоревшему особняку. Профессиональная интуиция же толкала вперёд.

Пожарные, облачённые в боевую одежду, тем временем деловито сворачивали рукава. Поодаль застыли несколько карет скорой помощи с включенными проблесковыми маячками. Медики сбились в кучку и курили, перетаптываясь с ноги на ногу.

Спасать здесь разве что души.

Марченко ухмыльнулся невесёлой мысли и тут же оступился на обломке кирпича, вывихнув щиколотку.

Бл… ть! Этого только не хватало…

Осторожно потёр ноющее место и, прихрамывая, двинулся дальше. По обеим сторонам залитой грязью аллеи располагался розарий, теперь уже полурастоптанный. Ещё дальше – фонтан с ярусной подачей воды. Некогда прекрасный, сейчас перепачканный сажей и копотью. А всё ещё торчащие из чаши водозаборные шланги пожарных машин делали несчастный фонтан больше похожим на гигантскую медузу. Крупные капли пота заливали глаза, мешая смотреть. От исходящей от пепелища жары Марченко давно и безальтернативно вспотел, однако снять куртку не решился. Мало ли что, лишний слой одежды может защитить при контакте с горячей поверхностью.

Из развалин то и дело доносилось приглушённое шипение и какое-то странное уханье, напоминавшее голос совы и бросавшее в дрожь.

Дойдя до большой лужи, полицейский остановился. Ему вдруг захотелось всё бросить и написать рапорт об увольнении. Пока не поздно. Впереди раскрытой пастью зияла чёрная дыра, ранее служившая главным входом в особняк. На пороге лежало обгоревшее тело, предположительно принадлежащее женщине. Немного помедлив, он перешагнул через лужу и приблизился. Носовой платок хоть и защищал от остатков перегретого пара и неприятного запаха, но не сильно.

Марченко склонился над обугленными останками и инстинктивно перекрестился. Не то, чтобы он глубоко верующий. Скорее, нет. То есть, когда как. Когда припрёт…

Руки жертвы вскинуты к голове, словно та пыталась защитить лицо от огня. Длинные волосы. Вернее, то, что от них осталось. Одежда – судя по всему, карнавальный костюм женщины-кошки.

Вчера было 31 октября…

– Александр Дмитриевич, наденьте хотя бы каску!

Присутствие ещё одного живого человека разбавляло печальную картину и радовало. Однако следователь отмахнулся от семенящего к нему молодого оперуполномоченного Гены Трумана, добродушного здоровяка ростом под два метра.

– Спасибо, Гена. Лучше бы раздел какого-нить пожарника моей комплекции и притаранил евошный костюм. Толку было бы гораздо больше.

– Всё шуточки шутите, товарищ капитан, – Гена обиженно надул щёки и опустил протянутую руку с защитной каской.

– Нет, на самом деле, смотри сколько их теперь без дела шлындает? Отвёл в сторонку одного, прессанул и раздел. – Марченко подмигнул раздосадованному Гене и повернулся, намереваясь войти в дом.

В подобные острые моменты всегда просыпается неуместное желание юморить. Как реакция организма на стресс.

Однако Гена повертел каской и решительно нахлобучил на голову.

– Я с вами, Сан Дмитрич, – заявил он безапелляционным тоном.

Марченко замер.

– У тебя ещё нет жены и детей, Гена. Поэтому твоей драгоценной жизнью рисковать не будем. Ступай, работай с хозяевами и очевидцами.

– Но… – тот был явно недоволен таким поворотом событий, но Марченко перебил:

– Это приказ.

Затем театрально набрал полные лёгкие воздуха и, закрыв нос рукой, шагнул за порог.

За спиной раздалось недовольное бурчание:

– У вас тоже нет семьи и детей, Сан Дмитрич.

Внутри царил полумрак от продуктов горения, разбавляемый светом, пробивающимся через большие оконные проёмы. Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила вздрогнуть:

Дом меня пригласил.

И правда, при таких пожарах строения остывают по нескольку дней. Не то, чтобы зайти, а вообще приблизиться невозможно. Остатки некогда роскошной обстановки хрустели и мешались под ногами. Вспомнив предостережение Михаила Васильевича, Марченко внимательно осмотрел потолочное перекрытие. Почерневшее, оно выглядело крепким и ничем не выказывало готовность обрушиться на голову. Тем не менее, начали одолевать неприятные мысли.

Гена прав. У меня нет жены и детей. Нет наследников. А что, если я отсюда живым уже не…

В свои двадцать семь он так и не создал «ячейку общества». Хотя многие коллеги уже женаты и имеют двоих, а то и троих детей.

Работа отнимает много времени? Да, это правда. Я люблю свою работу. Хотя некоторые говорят, что работу следователя любить невозможно. И уделяю ей слишком много времени за пределами рабочего дня. Почему? Ну просто не всегда успеваю… а, чёрт. На самом деле это не более чем попытка убежать от самого себя, от боли прошлого.

В недрах потолка громко хрустнуло, отчего волосы на голове зашевелились.

А захочет ли дом выпустить?

Марченко чуть ли не физическим усилием отстранился от липких щупальцев страха и сделал ещё шаг… и замер, внимательно разглядывая предмет, лежащий под ногами. Тускло поблёскивавший в немощном свете окна, он явно диссонировал с окружающей обстановкой. Полицейский склонился над находкой, вытащил телефон и сделал несколько снимков. Затем, через платок, чтобы не оставлять отпечатков, поднял вещдок и внимательно рассмотрел.

Им оказался небольшой золотой кулон на цепочке из аналогичного благородного металла. Последняя разорвана, половинки покачиваются в такт колебаниям ладони. В остальном украшение не пострадало.