Голубоглазая богиня - Памела Робертс

Гарри Джодди презирал Грязного Тедди до глубины души и всегда старался держаться от него подальше. Но не от страха, как многие, а от отвращения. Чтобы не запачкаться…

Вот и сейчас он толкнул друга и сказал:

— Пойдем отсюда, Пат. Похоже, эти подонки собираются расположиться тут надолго.

— Да брось, Гарри, не дрейфь. Они же нас не трогают. А мы еще не видели самого главного…

— Ага, это точно, — ядовито заметил Джодди. — Мы пока не присутствовали при том, как они будут вливать в себя галлоны пива, орать и лапать девчонок, а потом обгадят все заведение и отвалят, предоставив Берту приводить все в порядок и заплатив за ущерб в лучшем случае двадцатку. И к твоему сведению, я не дрейфлю, как ты изысканно выразился. Просто мне противно быть в одном месте с подобными типами.

— Ох, Гарри, Гарри, что-то ты чересчур уж большой чистоплюй, — вздохнул Пат и язвительно продолжил: — Даже и не знаю, как это ты, с такой нежной и чувствительной душой, в журналистику подался. Как раз туда, где самое средоточие грязи и непристойности.

— Ну все, хватит! Мы с тобой уже неоднократно обсуждали твои взгляды на мою профессию. Ты лучше бы на себя обратил внимание, а то… — Тут он осекся, поняв, что еще немного, и наговорит лишнего, о чем завтра же непременно пожалеет. — Ладно, Пат, давай не будем ссориться.

— Ха! Еще чего! Мы и не ссоримся. Просто я хочу, чтобы ты увидел то, ради чего я тебя привел. Что касается Грязного Тедди, то, думаю, Берт если еще и не звонит шерифу, то скоро соберется. А в случае чего, тебе, глядишь, будет о чем написать.

Они остались за столиком. Шайка Грязного Тедди устроилась неподалеку и вела себя предсказанным образом. Но пока излишки спиртного еще не затуманили последние остатки их разума, они ограничивались лишь непристойными выкриками и жестами, не переходя к насильственным действиям.

Наиболее благоразумные из клиентов вскоре покинули заведение, но Пат с Гарри продолжали сидеть.

— Эй, парень, смотри, да смотри же, вот она, — сдавленно прошипел Макферсон, толкая приятеля под руку.

Гарри пролил пиво, выругался, поднял глаза и…

По освещенной мягким золотистым светом сцене шла, нет, выступала, нет, плыла… богиня, настоящая богиня.

Высокая, стройная, с длинной шеей и гордо вскинутой головой, она могла соперничать с любой из верховных богинь Олимпа. Копна белокурых волос, собранных высоко на затылке, рассыпалась вдруг золотым водопадом, окутав ее почти до бедер и вызвав у зрителей такой стон, что стены содрогнулись.

Гарри смотрел, позабыв закрыть рот, не понимая, спит он или бодрствует, не привиделось ли ему это потрясающее создание, не плод ли это воображения, разогретого выпитым за день и вечер и предыдущими выступлениями.

Но нет, она снова повернулась и одарила его взглядом пронзительных ярко-голубых глаз — холодным, полупрезрительным, полунасмешливым, приведшим его в чувство и вернувшим к действительности. И он услышал вопли, мяуканье, хрюканье и ржание, перемежающиеся всеми известными и неизвестными ему похабностями, лившимися со стороны шайки Грязного Тедди.

— Ах ты, шлюшка… Какие у тебя титьки… Дай-ка я тебя… Ишь ты… Иди-иди сюда, мы тебя тут по очереди вы…

И поверх всех голос самого Тедди:

— Иди, спляши у меня на коленках… даю сто баксов! Не хочешь? Ах ты… Двести баксов! Ах так… Ну я тебя… Иди, кому говорят, ты б…

Он встал со стула, харкнул на пол, вскарабкался на сцену и направился к белокурой богине. Этого уже Гарри снести не мог. Он вскочил, едва не опрокинув столик, и в мгновение ока оказался в центре событий — между красавицей и отвратительным чудовищем, тянущим к ней лапы и истекающим похотливой слюной.

— Вали отсюда, козел д… — прошипел Тедди, пытаясь оттолкнуть неизвестно откуда взявшуюся помеху.

На сцену уже лезли его дружки, размахивая цепями и ножами, но Гарри, как отважный рыцарь, грудью встал на защиту чести прекрасной дамы, ни на секунду не задумавшись о том, имеется ли она у стриптизерши, и если да, то нуждается ли в защите.

Последнее, что он запомнил, — это отвратительный звук, раздавшийся в тот момент, когда его кулак встретился с переносицей Грязного Тедди, и последовавший за этим душераздирающий вопль пострадавшего противника. Потом голова словно взорвалась и рассыпалась на тысячи разноцветных осколков…

2

— Гарри… Гарри… Ну, приди же в себя… Постарайся, друг, давай…

Он с огромным трудом разлепил веки и попробовал сесть, но тух же упал обратно. Голова перестала походить на разбитый витраж и превратилась в один большой гудящий свинцовый котел.

Несчастный застонал и попытался поднять руку, но и она отказывалась подчиниться. Еще никогда в жизни Гарри не ощущал себя таким разбитым, да нет, что там разбитым, разобранным на мелкие составные части, каждая из которых болела невыносимо, нестерпимо, отчаянно.

— Гарри, ну как ты?

Прямо над ним маячило лицо Пата с непривычным, взволнованно-перепуганным выражением, а за ним еще чье-то, только, пока он не мог понять, чье именно.

— Жутко… — не сказал, прохрипел Гарри. — Что это было?

— Тебя избили дружки Грязного Тедди. После того как ты сломал ему нос, а Бэбс тяжко ранила его мужское достоинство. Говорят, он вряд ли будет трахаться в ближайшем будущем, если вообще когда-нибудь сможет. Верзила Поттер и Бобби-Робби постарались, чтобы тебе этот вечер запомнился тоже. А Счастливчик Стоннерт поклялся, что, как только его выпустят, он до тебя доберется…

— Счастливчик Стоннерт?! О Господи, только этого еще не хватало… А ему-то какое дело?

— Ты, видно, еще в себя не пришел, Гарри. А если пришел, то надо признать, совершенно не годишься на роль репортера даже в нашей дыре. Неужели ты не знаешь, как Счастливчик хотел, чтобы его сестренка Джил вышла за Тедди? А теперь, если он так пострадал, как говорят, Джил ни за что не согласится. А для Счастливчика благосклонность Тедди крайне важна, потому что…

— О-о-о… — снова застонал раненый. — Хватит, Пат, пощади. Не нагружай меня подробностями. Дай-ка виски глотнуть.

— Ты уверен? — с сомнением спросил Пат. — Думаю, тебе все же лучше доктору показаться…

— Брось, Пат, и так тошно.

— Но я уже позвонил…

Дай виски, черт бы тебя побрал! — рявкнул Гарри, окончательно выходя из себя, но не выдержал нового приступа боли, вызванного перенапряжением связок, и потерял сознание.

— Не знаю, что делать, — неуверенно произнес Пат, оглядываясь на Бэбс.

— Чего тут знать? Я в вашей дыре всего три дня, и то понимаю, что дело пахнет керосином. Их хоть до утра-то продержат?

— Надеюсь. Шериф — мужик суровый, он эту банду ненавидит лютой ненавистью. Только вот у Грязного Тедди лучший адвокат в нашем городе…