Беженцы - Евгений Кукаркин

- Все у нас получилось нехорошо. Я чувствую себя виноватым перед твоим народом и мне очень стыдно за своих. Бацилла национализма пролезла в головы молодежи и потом мы еще будем пожинать горькие плоды.

- Не переживай, Шарафыч. Все встанет на свои места. Правда, пока мы вернемся к нормальным отношениям, за это время глупо будут гибнуть безвинные люди, выльются на наши головы потоки грязи и недоверия, но Россия останется могучей и мы по прежнему останемся интернационалистами и вашими друзьями.

- Это будет потом, а пока в знак памяти твоего отца прими от меня подарок.

Агарлыков вытаскивает из стола сверток и достает из него пистолет ТТ с двумя обоймами.

- Это оружие твоего отца. Я взял его из архива. Вот тебе документы на право ношения пистолета.

- Но здесь печать старого СССР? Этот документ действителен?

- Бланков других нет, Коля. Это даже к лучшему. Ты должен пройти четыре границы и в случае чего заявишь, что получил его в старое время.

- Думаешь поможет? Не отберут?

- Черт его знает. Еще вот что. Под Ленинградом у меня есть хорошие знакомые. Возьми их телефон и адрес. Они не раз мне говорили, что в их районе есть пустые деревни и они рады буду помочь тем беженцам, которые не имеют корней в России. Если не устроишься в городе, что бы не маяться, поезжай туда. Они уже дали добро.

- Спасибо, Шарафыч.

- Не за что.

Он поднимается из-за стола и прижимает меня к своей груди.

- Прощай, сынок. Может мы увидимся еще перед отъездом.

На аппарели суета. К телячьим вагонам подъезжают телеги и грузовые машины с вещами. Кругом снует народ, кудахчут куры, визжат свиньи, сплошной гул от криков и шума машин. Почти сто семей пытаются затолкнуть пожитки в эти вонючие вагоны для скота. Через толпу проталкивается светлая "Волга". Она подползает к концу аппарели и из нее выходит тот самый мужик, что навязывал мне вагон с Максимовым, у него в руках чемоданчик.

- Здравствуйте, - обращается он ко мне. - Приехал вас проводить.

- Здравствуйте. Так где вагон?

- Вот он.

Действительно из-за большого пакгауза выползает такой же как и все вагон для скота, толкаемый допотопным паровозиком "овечкой". В раскрытых дверях высокая девица и женщина.

- Вот вам и напарник, Оля со своей матерью.

- Но ведь это...

- Женщина, хотите сказать. Да, так надо. Лучше пусть будут женщины, что бы к вам меньше всего придирались. Двое мужчин вызовут подозрения. Возьмите чемоданчик, в нем проездные документы и русские деньги... Что бы вас меньше проверяли, не скупитесь, платите.

Вагон лязгнул, прицепившись к составу. Девушка соскакивает на землю и идет к нам.

- Товарищ полк...

- Тише ты. Вот тебе напарник. Звать Николай, лейтенант, холостой, будет тебя охранять. Не вздумай ершиться, если все сорвешь, я тебе сам голову оторву.

- Да я ничего...

- Я тебе уже говорил, ее звать Оля, - уже обращается ко мне мужик. построже с ней. Все друзья, ни пуха вам, ни пера.

- К черту, - дружно послали мы его.

Мужик уехал.

- Где ваши вещи? - спросила Ольга.

- Вот, два чемодана и чемоданчик.

- Это всего-то?

- Больше не нажил.

- Давайте я вам помогу.

- Не надо, сам.

На ветку прибыли ОМОН овцы и солдаты. Прикатил в газике Агарлыков. Я попросил Ольгу не выскакивать из вагона, а сам пошел к газику.

- Что происходит, Шарафыч?

- Вам хотят закатить веселые проводы. Там вдоль ветки собираются националисты. Мы прикроем вас со стороны города и чуть оттесним их от дороги. Тебе надо обойти все вагоны и предупредить людей о том, что как только состав тронется, все должны задвинуть двери и захлопнуть форточки. Мало ли какую пакость подбросить могут.

- Хорошо, Шарафыч.

- И еще. Не будьте раззявами в пути. Сколотите комитет, организуйте круглосуточную охрану. Вам еще достанется в пути. Где Максимов?

- Вон там.

- Я к нему.

Я обхожу вагоны, переписываю хозяев и предупреждаю каждого, о возможной провокации. Некоторые нервные сограждане тут же начинают принимать меры, замуровывая себя в глухие клетки на колесах. Наши вагоны все время распихивают, подталкивая к аппарели новые пустые, а из заполненных, формируют состав. Мой вагон затесался где-то по средине. Часа через четыре состав готов. Меня находит Максимов.

- Коля, списки у тебя?

Я протягиваю ему бумагу. Он изучает ее.

- Сто семь семей. 351 человек. Себя-то внес?

- Нет, но я сейчас. Я еще не узнал фамилию моей попутчицы.

- Давай быстро. Я тебя жду.

Я помчался к своему вагону. Рядом с нашими дверями стояло несколько парней и болтало с Ольгой, которая опершись на доску, перекинутую поперек двери, мило улыбалась.

- А ну все по местам, - рявкнул я.

- Ну вот, допрыгались, мой охранник пришел, - весело ухмыльнулась Ольга.

Парни неохотно расходятся.

- Ты что здесь митинг устраиваешь?

- Они сами собрались вокруг меня. Я их не приглашала.

- Не хватало только, чтобы ты их пригласила. Мне нужна твоя фамилия.

Игнатьева Ольга Арсентьевна. Маму тоже давать?

- Давай.

Она диктует фамилию мамы.

- Что делать-то сейчас?

- Карауль шмотки. Из вагона не на шаг.

- Слушаюсь, товарищ начальник.

Я пришел к Максимову и передал последние три фамилии.

- Сейчас привезут питьевые бачки, нужно всем раздать, заполнить здесь водой и предупредить людей, что бы набрали воду во все емкости, через пустыню едем. В Мары нам выдадут уголь, а пока буржуйки пусть топят деревом. Я уже послал парней, разломать вон те два туалета и развалившийся сарай.

- Не рано?

- Нет. Агарлыков просил быстрей уезжать, там в городе, хулиганы уже подожгли несколько домов беженцев и теперь он боится, как бы они не прорвались сюда. Вон уже и тепловоз подходит.

Вместе с тепловозом к аппарели подъехал допотопный грузовик с питьевыми бачками. Все бегут к нему, бачки разбирают и потом несутся к водяному рукаву, который хлещет во все стороны воду, разливая ручейки на путях.

- Иди возьми бачок, - говорит Максимов.

Я подхожу к машине, забираю бачок и набрав воды, подхожу к своему вагону. Ольга по прежнему стоит, облокотившись на доску, и ехидно улыбается.

- Пока, ты ходил где-то, мне уже притащили питьевой бачок с водой.

- Хорошо, будет два.

Я бросаю к ее ногам бачок и вода расплескавшись, заливает ей ноги.

- Поосторожней.

- Стараюсь.

- По вагонам, - стали кричать люди.

Все заметались. С путей стал быстро исчезать народ, только рукав гнал воду на рельсы. На аппарели стоял Агарлыков и махал рукой. Вагон дернулся. Я залез в него и стал задвигать двери.

- Что ты делаешь? Маме будет плохо, ей и так не хватает воздуха.

- Молчи, так надо.

Я захлопываю двери. По вещам, накрытым чехлами, пробираюсь к форточкам и закрываю лючки.

- Иди сюда, - командую Ольге.

Она пробирается к щели форточки, которую я придерживаю на проволоке.

- Теперь смотри.

Состав медленно выползает на центральную ветку железной дороги. Как только мы проехали в пригород, то вдоль полотна увидели бесящуюся толпу народа. Первые глухие удары донеслись до нас. В вагоны летели камни, бутылки, тухлые яйца и помидоры. От куда-то раздалось несколько выстрелов. Забарабанило и по нашим стенкам. Ольга прижалась ко мне и спрятала голову под мышку. Шабаш длился долго. Один камень угодил в форточку и чуть не вырвал ее у меня из рук. Вой и улюлюканье стояли вокруг. Под этот дикий аккомпанемент, мы проехали пригород и я увидел несколько туркменских всадников, которые грозили нам нагайками. Потом пропали и они. Со всех сторон однообразно глядели пески. Теперь все стихло, можно открывать двери.

- Ольга, посмотри маму. Как там она?

Ольга отползла от меня и пошла к маме. Они заговорили. Я протиснулся к двери и отодвинул ее. Состав ожил, кто-то из соседей помахал мне рукой. Мы начали поход на родину.

Ночью остановились в Иолотани.

- Коля, - кричит за дверью Максимов, - выйди сюда.

Я отодвигаю двери.

- Что такое?

- Тепловоз нам не дают.

- Кто?

- Начальник станции. Старый тепловоз уехал обратно, а новый, до Мары не заявляли. Мы ведь движемся вне графика.

- Вот, сволочи. Не хватало нам здесь лагерем встать. Пойдемте, я с ним поговорю.

- Только, не очень-то так...

- Пошли.

Толстый, заспанный туркмен, угрюмо смотрел на меня из-под фуражки.

- Здравствуй, начальник, - по-туркменски говорю ему.

Он кивает головой и молчит. Я сажусь напротив.

- Сколько?...

Он молчит, пристально глядя на меня. Я наклоняюсь к нему и уже тихо.

- Сколько надо...

- Лимон, - наконец глухо выдавливает он.

- Давай тепловоз. Будет лимон.

- Через четыре часа, - прорвало начальника, - лимон сейчас.

- Хорошо. Я пошел за ним. Вызывай тепловоз.

Максимов подпрыгивает на ходу и спрашивает.

- Сколько запросил?

- Миллион.

- Вот, сволочуга. Пошли ко мне, я из общественных денег дам.

- Хватило бы нам денег до конца пути.