Стихи - Владимир Набоков

10 октября 1918

Среди обугленных развалин,средь унизительных могил —не безнадежен, не печален,но полон жизни, полон сил —с моею музою незримойтак беззаботно я брожуи с радостью неизъяснимойна небо ясное гляжу.Я над собою солнце вижуи сладостные слезы лью,и никого я не обижу,и никого не полюблю.

Иное счастье мне доступно,я предаюсь иной тоске,а все, что жалко иль преступно,осталось где-то вдалеке.Там занимаются пожары,там, сполохами окружен,мир сотрясается, и старыйпереступается закон.Там опьяневшие народыведет безумие само, —и вот на чучеле свободыбессменной пошлости клеймо.

Я в стороне. Молюсь, ликую,и ничего не надо мне,когда вселенную я чуюв своей душевной глубине.То я беседую с волнами,то с ветром, с птицей уношусьи со святыми небесамимечтами чистыми делюсь.

23 октября 1918

Шумела роща золотая,ей море вторило вдали,и всхлипывали, пролетая,кочующие журавлии в небе томном исчезали,все тише, все нежней звеня.Мне два последних рассказали,что вспоминаешь ты меня…

24 октября 1918

За полночь потушив огонь мой запоздалый,в притворном забытьи покоюсь я, бывало,и вот, преодолев ревнивый сумрак туч,подкрадывается неуловимый лучи разгорается и освещает страннокартины на стене. Доносится нежданнодо слуха моего необъяснимый звуки повторяется отчетливей, и вдруг —все оживляется! Волшебное — возможно:халат мой с вешалки сползает осторожнои, протянув ко мне пустые рукава,перегибается, и чья-то головаглядит, лукавая, из мусорной корзины,под письменным столом, а по стене картиныкружатся, вылетев из неподвижных рам,как попугайчики, и шкаф дубовый самзавистливо кряхтит, с волненьем наблюдая,как по полу бежит одна туфля ночнаявдогонку за другой.Но только двинусь я, —глядь, — все рассеялось, и комната моямгновенно приняла свой вид обыкновенный.В окне дрожит луна невинно и смиренно,халат — на вешалке, повсюду тишина…Ах, знаю я тебя, обманщица луна!

Разгорается высь,тает снег на горе.Пробудись, отзовись,говори о заре.Тает снег на горепред пещерой моей,и вся даль в серебреосторожных лучей.

Повторяй мне, душа,что сегодня весна,что земля хороша,что и смерть не страшна;что над первой травойдышит горный цветок,наряженный в живоймягко-белый пушок,что лепечут ручьии сверкают кругомзолотые струи;

что во всех и во всемтихий Бог, тайный Богнеизменно живет;что весенний цветок,ветерок, небосвод,нежных тучек кайма,и скала, и поток,и, душа, ты сама —все одно, и все — Бог.

11 ноября 1918

* В С.: "1920 г."

В хрустальный шар заключены мы были,и мимо звезд летели мы с тобой,стремительно, безмолвно мы скользилииз блеска в блеск блаженно-голубой.И не было ни прошлого, ни цели;нас вечности восторг соединил;по небесам, обнявшись, мы летели,ослеплены улыбками светил.

Но чей-то вздох разбил наш шар хрустальный,остановил наш огненный порыв,и поцелуй прервал наш безначальный,и в пленный мир нас бросил, разлучив.И на земле мы многое забыли:лишь изредка воспомнится во снеи трепет наш, и трепет звездной пыли,и чудный гул, дрожавший в вышине.

Хоть мы грустим и радуемся розно,твое лицо, средь всех прекрасных лиц,могу узнать по этой пыли звездной,оставшейся на кончиках ресниц…

1918, Крым

Лишь то, что писанос трудом — читать легко.

Жуковский

Если вьется мой стих, и летит, и трепещет,как в лазури небес облака,если солнечный звук так стремительно плещет,если песня так зыбко-легка,ты не думай, что не было острых усилий,что напевы мои, как во сне,незаметно возникли и вдаль поспешили,своевольные, чуждые мне.

Ты не знаешь, как медлил восход боязливыйэтих ясных созвучий — лучей…Долго-долго вникал я, бесплотно-пытливый,в откровенья дрожащих ночей.Выбирал я виденья с любовью холодной,я следил и душой и умом,как у бабочки влажной, еще не свободной,расправлялось крыло за крылом.

Каждый звук был проверен и взвешен прилежно,каждый звук, как себя, сознаю,а меж тем назовут и пустой и небрежнойбыстролетную песню мою…

23 августа 1918

Кружитесь, падайте…Мы — смуглые дриады —осенним шорохам и рады и не рады:лес обнажается, и фавны видят нас,и негде спрятаться от их янтарных глаз.Шуршите, блеклые…

Вчера мы на полянеплясали в розовом предутреннем тумане,подбрасывали мы увядшие листы,и осыпались они так мягко с высоты,холодным золотом на плечи нам спадали…Шуршите, блеклые…

Вчера нас увидали,и встрепенулись мы, и разбежались вмиг,за нами топот был, и чей-то звучный кликто рядом, то вдали — звенел и повторялся…Шуршите, блеклые…

Край неба разгорался,и шумно мчались мы, то плача, то смеясь,и пестрые листы, за нами вслед кружась,летели, шелестя, по рощам и по скатами дальше — по садам, по розам, нами смятымдо моря самого…

А мы — опять назад,в леса да на холмы — куда глаза глядят!

8 августа 1918

Ты его потеряла в траве замирающей,в мягком сумраке пряных волн.Этот вечер был вздохов любви умоляющейи любви отвечающей полн.Отклонившись с улыбкой от ласок непрошеных,от моих непонятных слов,ты метнулась, ты скрылась в тумане нескошенныхголубых и мокрых лугов.

Я бежал за тобою сквозь дымку закатную,но догнать я скоро не мог…Ты вздыхала, раздвинув траву ароматную:"Потеряла я башмачок!"Наклонились мы рядом. Твой локон взволнованныйчуть коснулся щеки моей;ничего не нашли мы во мгле заколдованнойшелестящих, скользких зыбей.

И, счастливый, безмолвный, до садика дачногоя тебя донес на руках,и твой голос звенел чище неба прозрачногои на сонных таял цветах.Как теперь далеко это счастье душистое!Одинокий, в чужой стране,вспоминаю я часто минувшее чистое,а недавно приснилось мне,что, бродя по лугам несравненного севера,башмачок отыскал я твой —свежей ночью, в траве, средь туманного клевера,и в нем плакал эльф голубой…

20 ноября 1918

Сторожевые кипарисыблагоуханной веют мглой,и озарен Ай-Петри лысыймагометанскою луной.И чья-то тень из-за оградыупорно смотрит на меня,и обезумели цикады,в листве невидимо звеня.И непонятных, пряных песенгрудь упоительно полна,и полусумрак так чудесен,и так загадочна луна!А там — глаза Шехерезадыв мой звездный и звенящий садиз-за белеющей ограды,продолговатые, глядят.

25 ноября 1918

Ты многого, слишком ты многого хочешь!Тоскливо и жадно любя,напрасно ты грезам победу пророчишь,когда он глядит на тебя.Поверь мне: он женщину любит не боле,чем любят поэты весну…Он молит, он манит, а сердце — на волеи ценит лишь волю одну!

И зори, и звезды, и радуги мая —соперницы будут твои,и в ночь упоенья, тебя обнимая,он вспомнит о первой любви.Пусть эта любовь мимолетно-случайнокоснулась и канула… Пусть!В глазах у него замечтается тайна,тебе непонятная грусть…

Тогда ты почувствуешь холод разлуки.Что ж делать! Целуй и молчи,сияй безмятежно, и в райские звукитвои превратит он лучи!Но ты… ты ведь любишь властительно-душно,потребуешь жертв от него,а он лишь вздохнет, отойдет равнодушно —и больше не даст — ничего…

26 ноября 1918