Вернувший к свету - Наталия Романова

не умел готовить, даже самые простые блюда, каша или отварные макароны, ставили его в тупик. Он не знал, как стираются вещи, сколько раз в неделю нужно мыть полы, протирать пыль, не имел представления, где в доме находится утюг, о разных режимах глажки тоже не слышал.

В свою очередь, мама не знала, где хранятся столярные и другие инструменты. Ей никогда в жизни не пришло бы в голову забить гвоздь самой, переставить стол, перекопать огород, тем более выйти на работу. Деньгами нашу семью всегда обеспечивал отец, когда-то работой в леспромхозе, потом промысловой охотой.

Такой образ жизни казался мне неправильным, вернее нежизнеспособным. Случись с одним членом семьи несчастье, второй оставался беспомощным. Правда, до этого года я считала, что подобное положение делает уязвимой женщину, ставя в зависимое положение, но как выяснилось – мужчине, не умеющему себе ложку подать, тоже тяжело остаться на старости лет без полноценной опеки жены.

Конечно, я должна была ехать к родителям, брать хозяйство в свои руки. Помогать восстанавливаться маме, ухаживать за отцом, заниматься здоровьем сына. Только на всё это нужны деньги! Прожить вчетвером на две небольшие родительские пенсии невозможно. Если же покупать все лекарства, которые прописали маме, то денег не останется и на скромную еду.

Выходило, что мне срочно нужны были средства, желательно сейчас. Квартира была снята до конца месяца. Средние зарплаты здесь считались больше, чем я смогла бы получать в Новосибирске при самом оптимистичном раскладе. Значит, единственный выход – найти работу в этом регионе. Хорошо бы бухгалтером, по специальности, но тогда я была готова на любую: товароведом, продавцом, разнорабочей. Чего я действительно не боялась никогда – это работы. Как уехала из отчего дома, хваталась за любую. Трудилась официанткой, мерчендайзером, супервайзером, вторым бухгалтером, дошла до главного. Постепенно набиралась опыта, параллельно училась сначала в институте, на одних курсах, других, третьих, пока не вышла замуж.

На этом моё триумфальное покорение карьерных вершин закончилось. С тех пор многое изменилось, мир вокруг меня и внутри стал другим, но одно я знала наверняка – работы я не боялась никакой.

Всю ночь меня бросало из крайности в крайности. Выбрать что-то одно, сосредоточится, составить примерный план хотя бы на завтра, я не могла. Психолог предупреждал, что так и будет, но одно дело – предполагать, какая будет реакция на первую встречу с реальностью, другое – столкнуться. С собственной беспомощностью смириться было сложно, даже страшно.

Сумбур в голове и чувствах заставил меня провалиться в тревожный сон, где один и тот же голос повторял: У тебя сын. Кирилл. Три года. Кирилл. Сын. Три года. У тебя сын. Придётся жить. Поняла меня?

Теперь я знала, кому принадлежал этот голос и серые глаза в обрамлении пушистых ресниц. Второй раз я его увидела, как мне думалось, через несколько часов после первого, но оказалось, что через несколько дней. На болтающемся поверх голубой хирургички бейдже было написано «врач-хирург Демидов Алексей Викторович». Он приветливо улыбался, увидев мой взгляд, и продолжил колдовать над моим телом.

Самой себе я напоминала резиновую куклу со множеством катетеров, дренажей в самых неожиданных местах. О том, как все эти приспособления называются, я узнала позже, тогда же из меня торчали «трубки», как из осьминога щупальца. С одним из таких «щупалец» занимался Алексей Викторович, а я переводила взгляд от бейджа с именем к рукам в перчатках и обратно. В конце он подмигнул мне, уверенно сказав:

– До встречи. – И скрылся из поля зрения.

Может быть, он был рядом, казалось, я слышала его голос, но привстать и оглядеться не могла, да и не хотела. Сон побеждал любые желания.

Третий раз мы встретились, когда Алексей Викторович бесцеремонно заявился в мою палату за час до отбоя, уселся напротив кровати на стуле, вытянув ноги, и просканировал меня взглядом с ног до головы.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

В одно мгновение выражение его лица изменилось, из изучающего превратившись в приветливо-дружелюбное.

– Хорошо, – ответила я.

– Хорошо-хорошо? – уточнил Алексей Викторович, всматриваясь мне в лицо, что почему-то заставило меня покраснеть, несмотря на то, что с моим уровнем гемоглобина я могла бы сыграть без всякого грима труп в любительском театре.

– Д-да, – кивнула я.

– Позволите?

Алексей Викторович поднялся, достал перчатки, показал жестом, что собирается меня осмотреть. Я согласилась, вернее, сделала вид, что даю согласие. Разве у меня был выбор? Потребовать другого врача на основании того, что этот заставил мою, обделённую эритроцитами личность, краснеть? Это было бы верхом наглости и неблагодарности с моей стороны.

Отвела глаза в сторону, смотреть на перевязку почти на весь живот не хотела. Неровные края виднеющихся разводов зелёно-бурого цвета пугали. Мне казалось – там, под белым пластырем, страшная, зияющая рана, которая навсегда изуродовала меня. К тому же я боялась боли. К этому времени я привыкла, что больно было почти всегда, приняла это как должное, но нет на свете существа, которое стремилось бы усилить собственные страдания. Я тоже не хотела.

Зажмурилась, отвернулась в сторону стены, резко выдохнула, замерла, пережидая осмотр.

– Давай спинку посмотрим, – как маленькой сказал он.

Пришлось неуклюже, вздыхая и корячась, менять положение.

– Всё хорошо, – услышала я.

Я готова была поспорить, поскольку хорошо мне не было. Нигде. Никак. Но ничего не ответила. Я выжила благодаря врачам, дышала, могла двигаться, пусть с трудом, но ведь могла. Смотрела на божий свет, видела далёкую иллюминацию города в окне, поговорила по телефону с мамой, обняла отца – разве это не заслуживало характеристики «всё хорошо»?

– Там правда не всё так страшно, как кажется, – сказал Алексей Викторович, укрывая меня одеялом, показывая взглядом в область моего живота, а после вышел.

– До свидания, – сообразила я попрощаться, когда дверь уже закрылась, и добавила в тишину палаты: – Спасибо…

Через час заглянула медсестра, её звали Аня. Славная, добродушная и очень болтливая молоденькая девушка, закончившая колледж в этом году. Кажется, её рот не закрывался ни на минуту.

– Готовим попу, – с порога заявила Аня победным голосом, продемонстрировав два шприца.

– Почему два? – спросила я. Вчера и позавчера был один укол на ночь.

– Алексей Викторович назначил. Не переживайте, Алексей Викторович лучший, лишнего не пропишет. Вам сильно повезло, что его выдернули в выходной день, когда вас привезли, иначе… – Аня замолчала, сообразив, что сказала лишнее. – Он вообще – врач от бога! Только вам дважды жизнь спас, а так – не сосчитаешь скольким. А видели, какой красивый? У нас почти все девочки в него влюблены или были влюблены, и пациентки постоянно влюбляются, только всё без толку. Но это ерунда, главное – руки у него золотые, и голова, и сердце, и… – трещала и трещала Аня, расписывая достоинства человека с золотыми руками, головой, сердцем и другими органами, который, как оказалось, дважды спас мне жизнь – Алексея Викторовича Демидова.

В итоге я всё-таки крепко заснула, провалилась в сон, как в чёрную космическую дыру, из которой никак не могла вынырнуть, кружилась по краю сновидений, словно у горизонта событий.

Выдернул меня настойчивый звонок в дверь вперемешку с настырным стуком. Кое-как собрала мысли, сумела встать с дивана. Оглядела себя – помятая трикотажная пижама, махровые носки из разных пар. По обыкновению бледная, лохматая и такая же мятая, как трикотажный комплект на мне, в синюю мелкую клетку.

– Алексей Викторович? – уставилась я на того, кто стоял на пороге, одновременно соображая, что нужно была спросить, кто за дверью, и не понимая, что он делает здесь…

Глава 3

Я отступила на пару шагов, хотя единственное, что нужно было сделать – быстро рвануться вперед и успеть закрыть дверь перед лицом гостя. Ногу в проём двери он не поставил, это я отметила краем сознания, скорее рефлекторно, но отчего-то отступила. Дура!

– Я зайду? – неверно истолковал мой жест Алексей Викторович.

И действительно зашёл, скинул куртку одним движением, вторым пристроил её на пустующую настенную вешалку, где одиноко висел мой пуховик, на верхней полке устроились мои же вязаная шапка и шарф. Разулся, аккуратно поставил обувь, пробежался взглядом по полу