Как поджарить цыпочку - Нина Килхем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, Дэниел никуда не поехал. А теперь его преподавательская карьера летит в тартарары, и театр полгода не платит денег. И вот каждое утро он заглядывает в свое будущее – туманное безвоздушное пространство, в котором присутствуют лишь жалкие рецензии, неблагодарные студенты, ответственность, гражданская совесть и, под занавес, некролог под заголовком «Никто». Он повис над бездной, и ноги уже едут по ее краю.
Дэниел вздохнул. Джасмин была совершенно другой. Жизнерадостной, уступчивой, терпеливой. Но со временем, чем больше она уступала, чем терпеливее себя вела, тем раздражительнее становился он сам. Нет, дело не в ней, говорил он себе. Виновато время, однообразие и работа без отдыха. Жизнь. Надо пытаться быть счастливым. Нет, в самом деле. У него есть любимая жена, напоминал он себе. Конечно, он любит ее. Она божественно готовит. Дочка у него – самая хорошенькая в классе. Он и сам – не пустое место. Разумеется, пара сотен долларов не помешала бы. Ну, и новая машина тоже. Дом побольше. Съездить бы куда-нибудь с размахом. Хорошо бы на Таити. Там пляж. И груди. Голые груди. Круглые коричневые груди.
Дэниел отложил ложку.
– Сегодня, наверно, задержусь.
Джасмин поглядела на него.
– Опять?
Он пожал плечами.
Джасмин отвела взгляд.
– Чего бы тебе хотелось на день рождения?
– Ничего. Ничего бы мне на мой день рождения не хотелось, – ответил он.
Но у Джасмин были свои планы. Она тайком заглянула в свои записи. Вычеркнула дайкири и вписала беллини. Добавила брускетту.[4] Да, и ай-оли![5] Еще свежий лосось и треска, артишоки, морковь, грибы и сладкий укроп. Это идея. Чего бы еще? Устриц? А почему бы, черт возьми, и нет? Очень даже поднимут настроение. Так, теперь основное блюдо… И тут она зашла в тупик. Ей хотелось приготовить Дэниелу на день рождения что-нибудь особенное. Нужно было придумать блюдо в его честь. Музыканты ведь преподносят в подарок свои арии, фуги и симфонии, вот и она должна изобрести какое-нибудь роскошное блюдо. Блюдо для короля. Что-нибудь мужественное и благородное. Может, говядину или баранину? Под потрясающим соусом. А к мясу картошка, грибы, лук. Ох, не старо ли это все? Конечно старо. Нужно что-то совершенно новое. Неделями она теребила свой блокнот, он совсем обветшал от постоянных вычеркиваний и поправок. Сначала она думала приготовить лапшу с говядиной по-азиатски или запечь макароны по-итальянски, но не слишком ли это прозаично для такого случая? Она надеялась, что если будет все время возвращаться к своим записям, то вдохновение придет. Но до сих пор озарение так и не снизошло, отсиживалось где-то за пределами сознания.
Джасмин собрала со стола тарелки, оставленные Дэниелом, и поставила их в раковину. В тот роковой день, когда она впервые увидела его в «Американском кафе», он ей не особенно понравился. Слишком худой. Костлявый, как отметила ее мать. Но вскоре Джасмин поняла, что у него душа толстяка. Вес его тела был обусловлен не расстройством психики, а наследственностью. Он, как и она, обожал поесть, и оба поедали пищу с плотоядным урчанием. Но для такого любителя поесть Дэниел, как ни странно, совершенно не умел готовить. Рис не мог сварить, не говоря уж о яйцах всмятку. Так что после короткого медового месяца, во время которого он таскал ее по французским кафе и за все платил сам, Джасмин начала для него готовить. С тех пор она по ресторанам больше не ходила.
– А чего ты ожидала, – говорила ей мать. – Парень-то безработный.
– Нет, – поправляла ее Джасмин, – он артист.
Как же часто ей приходилось это повторять!
Но то, чего ему не хватало в профессиональной деятельности, он с лихвой возмещал в другом. Через два дня после знакомства он привел ее в свою коммуналку, которую делил с двумя шоферами-марокканцами. Там он уселся на кровать и притянул Джасмин к себе. От него пахло лимоном. Он намеревался потрясти ее как мужчина, сделать ее счастливой.
– Мне хочется, чтобы тебе было приятно, – шептал он в ложбинку между ее влажными грудями.
Худющий, а какой сильный, выносливый. Когда все наконец произошло, он нежно ее поцеловал, выскользнул из постели и, просунув голову в дверь, громко позвал одного из дожидавшихся внизу марокканцев. Марокканец торопливо взбежал по ступеням. Джасмин оледенела от ужаса и натянула на себя простыню. Но оказалось, что тот принес два стакана холодной воды. Дэниел благодарно улыбнулся ему и протянул Джасмин запотевший стакан с плавающими в воде листиками мяты. Поглядывая на Джасмин сверху, он пил воду большими глотками и теребил завиток волос у пупка. Джасмин медленно опустошила стакан и в оцепенении откинулась на подушки. В комнате из мебели были только кровать, комод и сломанное кресло. Одежда Дэниела висела на вешалке в дальнем углу комнаты. Он забрал у нее стакан и поставил его на комод вместе со своим.
– Тебе удобно? – спросил он.
Джасмин улыбнулась и кивнула, подумывая, однако, о том, не лучше ли отправиться домой, чем остаться ночевать в доме, полном незнакомых мужчин. На всякий случай она поинтересовалась, что братья-марокканцы едят на завтрак. Она замерзла и потянулась к покрывалу, валявшемуся в ногах постели, но Дэниел перехватил ее руку и навалился сверху. Он смотрел в ее растерянные глаза и улыбался.
– В первый раз это была необходимость, – сказал он. – А теперь будет наслаждение.
Откинувшись назад, он достал покрывало, натянул его на голову и занялся исследованием ее тела.
Когда он закончил, Джасмин поняла, что отныне принадлежит ему с головы до ног. До этого она была пару раз влюблена, во всяком случае ей так казалось. Был у нее молодой француз, который, желая порадовать Джасмин, натирал свой пенис улиточным маслом, но по сравнению с восторгом сегодняшнего совокупления то была лишь мимолетная липкая ночь. Проснувшись утром в одной постели с Дэниелом, она была полна сил, каждая клеточка ее тела ликовала, будучи в состоянии полной боевой готовности. Она бы даже на убийство пошла, чтобы сохранить их союз. Дэниел теперь принадлежит ей, и никому она его не отдаст. Думая о нем, она употребляла те же самые эпитеты, что и для буйабеса[6] – необычайный, изысканный, непостижимый, дар господний.
После завтрака Дэниел, оскалившись перед зеркалом, изучал свои зубы, которыми очень гордился. Он старел, а зубы были как молодые. Тем не менее он старательно за ними ухаживал, с религиозным рвением шуровал в них специальной зубной нитью, четыре раза в год ходил к дантисту снимать камни и никогда не забывал чистить зубы после еды. Он был стоматологическим гигиенистом. И вот, три года назад он впервые в жизни жутко испугался. Врачиха долго глядела ему в рот и что-то бормотала, потом стянула с лица маску и уставилась ему прямо в глаза. Дэниел улыбнулся, ожидая комплимента в адрес своих зубов.
– С такими, как вы, тяжелее всего.
– Простите?
– У людей с хорошими зубами зубы выпадают раньше, чему других. Они самоуверенно считают, что волноваться не о чем, а зубов уже раз – и нет. Частенько с таким сталкивалась.
Дэниел, защищаясь, непроизвольно прикрыл рот рукой.
– А м-м-можно это как-то предотвратить?
– Не знаю, не знаю. От вас очень многое потребуется.
– Что именно?
– Выдержка.
– Э-э-э…
– Раз в день – нет, дважды в день вам придется проявлять выдержку. Готовы вы к этому?
– А что, так плохо дело?
– Да, так плохо.
– Ладно, говорите.
Она медленно поднесла к его носу коробку с зубными нитями.
– Вот, прошу любить и жаловать.
Дэниел отпрянул.
– О нет!
– О да. Хотите сохранить зубы – надо платить.
Натягивая в руках нить, как удавку, она приблизилась к Дэниелу. Лицо у него исказилось ужасом.
– Сейчас я вам покажу, как это делается.
Натерпевшись боли и залившись кровью, как недорезанная свинья, через пять минут Дэниел выбрался из кресла полностью обученным. Он притащил домой коробку дареных зубных нитей и копался в ней каждый день, приговаривая: «Девочки не клюют на беззубых мальчиков».
Сегодня утром, сжав свою ляжку, Дэниел с отвращением отметил, что ноги у него уже не такие крепкие, как во времена, когда он играл в футбол в колледже. Он продержался в одной и той же лиге и играл с упоением и успехом с тех пор, как закончил учебу, но два года назад пришлось уйти. Его тактично – разве это можно сделать тактично? – попросили уступить место молодому игроку. Это был самый грустный день в его жизни. Беседуя по телефону с капитаном команды, он притворно похохатывал, а потом положил трубку и вышел из дома. Джасмин окликнула его, но он, не останавливаясь, устремился к машине. По бульвару Мак-Артура он направился в Грейт-Фолс, собираясь либо прогуляться по любимым тропинкам, либо засесть в баре. Сначала выбрал прогулку, но потом увидел, что к пяти часам домой все равно не успевает, и свернул на стоянку у Хехт. Там, в кафе «Гулиган», он взял себе огромный бокал коктейля «Маргарита». После третьего бокала на глаза навернулись слезы. Он ретировался на стоянку и, шмыгая носом, как мальчишка, залез в машину.