Евреи и Евразия - Яков Бромберг

С тех пор, по иронии судьбы, В.В. Шульгин лишь в изгнании обратился, по парижскому месту печатания его статей, в публициста, некоторым образом столичного, много времени и сил тратится им на обличения украинского сепаратизма — дело, конечно, заслуживающее всяческой похвалы. Но и в этой области, в которой многоопытному киевскому публицисту, казалось бы, книги в руки, где самая провинциальность и «местность» культурно-областной традиции, его вскормившей, могла бы помочь ему подняться на высоты истинно государственного делания, — В.В. Шульгин теряется в «слишком человеческих» и личных спорах против дубового сепаратистского невежества. И напрасно стали бы мы искать у него разработанной системы общих идей, изобличающей самоубийственные нелепости последнего политического чудища, рожденного из недр европейского утопизма — пресловутого права на «самоопределение» по диалектологическим признакам. Пойти по этому пути значило бы для неунывающего «белого мечтателя» найти некоторые точки соприкосновения с еретиками, усомнившимися в спасительности и непреходящести европейского учительства в этом мире. Гораздо вернее и покойнее предаваться историческим воспоминаниям по разным юбилейным оказиям или даже выносить на суд все терпящей публики давние семейные споры с пресловутым брест-литовским племянником.

Еврейской проблемой, не в пример украинской, В. В. Шульгин занимается очень давно, еще с добрых старых времен всеобщего благополучия, и притом с большей пристальностью; не без публицистического блеска, но и не без излишнего и недостойного шума. При всем разнообразии случаев, побуждавших его браться за перо, основной круг еврейских проблем, привлекавших его внимание, оставался неизменно одним и тем же: это были всегда вопросы примитивного соперничества рас и кровей и еще вечная тревога за исход борьбы за экономическое преобладание, в смысле захвата хозяйственных высот, либеральных профессий и социального статуса, между народом-хозяином и пришельцами. Тем самым В.В. Шульгин становился на почву, которую давно облюбовала еврейская периферия, и на точку зрения, с которой и она разумела русско-еврейский вопрос; противники оказывались, как это ни странно, соблазнительно похожи друг на друга и совсем друг другу по плечу, и спор, безнадежный, но привычный, даже комфортабельный, для обеих сторон, благополучно продолжается до сего дня. Но уже следующий по глубине аспект еврейской проблемы, который мы назовем геополитическим, — противоречие между тесной географической локализованностью расселения евреев на русской равнине и общеимперским значением русско-еврейской культурной и политической коллизии, между неприятием и преодолением местно-провинциальной резиньяции, раскрывающимся в исторических судьбах русского еврейства, и полной государственно-территориальной безболезненностью этого процесса даже в среде утопически-периферийной — все это сознается В.В. Шульгиным весьма смутно и неохотно. Глубочайшая же религиозно— трагическая и провиденциальная сторона русско-еврейской проблемы для него окончательно и навсегда останется книгой за семью печатями, о ней в последней его книге нет даже и мимолетного упоминания, и здесь он как духовный тип еще больше уподобляется еврейской материалистической периферии. Не имея в настоящий момент доступа к книге В.В. Шульгина и имея в свое время случай лишь довольно бегло ее прочитать, мы вынуждены отказаться от поисков некоторых других, еще более конкретных черт, сближающих его облик с этой малопочтенной духовной категорией, которые, мы уверены, нашлись бы в достаточном количестве. По-видимому, слишком враждебно-пристальное внимание к некоторым явлениям, особенно при отсутствии у наблюдателя иммунизирующего аппарата в виде системы собственных положительных и превосходящих идей — небезопасно для него самого в смысле духовной заразы. С другой стороны, давно известно, что еврейско-периферийный тип как духовная субстанция обнаруживает недвусмысленные способности к экспансии за пределы собственно еврейского этнического элемента.

Книга В.В. Шульгина была способна и даже, может быть, рассчитана автором на кратковременную, хотя и довольно шумную сенсацию, к счастью, давно умолкшую. Справедливость требует, впрочем, отметить, что, как всегда, львиная доля заслуги за создание этого succes du scandale принадлежит еврейским литераторам. Самые почетные лавры в этом смысле стяжал, по-видимому, г. Поляков-Литовцев, от статьи которого в газете г. Милюкова, поражающей своей бестактностью и полным отсутствием чувства меры, сильно покоробило даже многих его кадетских единомышленников.

По этому случаю да позволено нам будет коснуться одной любопытной стороны старой юдофильской традиции русской эрдековской печати, сохранившейся за рубежом в полной неприкосновенности. Для защиты против нападок антисемитов эта печать всегда не только гостеприимно предоставляла свои столбцы еврейским журналистам, но и отказывалась от всякой цензуры их ответов, иногда весьма невредной (можно пожалеть, с точки зрения еврейских интересов, что редакторский карандаш г. Милюкова, по-видимому, не прикоснулся к статье г. Полякова-Литовцева). Зато этим, в громадном большинстве случаев, покровительство и ограничивается; редко эрдековские идеологи славянорусского происхождения вдохновляются наветами «черносотенцев» на самостоятельные подвиги защиты угнетенной невинности. И здесь, в эмиграции, мы напрасно искали под «филосемитическими» статьями в республиканской газете подписи г.г. Милюкова, Демидова или Вакара. Зато не упускают подобных случаев г.г. Поляков-Литовцев, Миркин-Гецевич, Бенедиктов, Ст. Иванович и др. и храбро идут в атаку, pro domo sua, не смущаясь и не оглядываясь, идут ли сзади на подкрепление их «арийские» товарищи.

Представители белой, активистской и охранительной идеологии имеют, конечно, слишком много оснований и поводов для решительнейших нападок на еврейство и его роль в событиях нашего времени, но у лучших из них элементарная порядочность и обостренное чувство ответственности диктует воздержание от затрагивания еврейской проблемы, в которой, как они, может быть, сами предвидят, они едва ли смогли бы удержаться на должной высоте объективности и литературных приличий. Вследствие этого некоторые их высказывания в этой области именно своим выделением чисто фактической стороны дела и слишком тщательным воздержанием от комментариев и суждений производят впечатление недоговоренности и фальши.

С другой стороны, в «оппозиционной», кадетско-эрдековской части эмиграции удержались в первобытной чистоте политические нравы и навыки доброго старого времени, когда бесправное положение евреев и их полная непричастность к активному использованию каких бы то ни было частиц политической власти позволяли оппозиции при всякой дискуссии по еврейскому вопросу без дальнейших околичностей или опасений становиться на сторону явно и невинно преследуемых. В этой среде традиции старого фрондирующего юдофильства, в котором часто проявлялось не столько искреннее сочувствие жертвам несправедливого угнетения, сколько готовность и умение использовать существующее положение для своих собственных узкополитических целей, диктуют отрицательное отношение ко всякой попытке сделать русско-еврейский вопрос предметом широкого принципиального обсуждения. Тем менее можно было бы ожидать, что инициатива в этом деле будет внушена со стороны многочисленных и влиятельных слоев зарубежной части еврейской интеллигенции, в которой, не исключая даже значительной части ее социалистических элементов, эрдековские идеалы и прогнозы будущего пользуются большой популярностью. В этой среде сказывается не только обычно присущая нам, евреям-интеллигентам, болезненная щепетильность по отношению ко всякой попытке сделать предметом разбирательства наши действия и склонности, но и истинно мещанская боязнь перед широкой и принципиальной постановкой и трактовкой важных вопросов жизни с действительно новых и плодотворных точек зрения. К этому истинно буржуазному, в худшем смысле этого и вообще столь малопочтенного слова, противлению социалистическо-радикального духа всякой истинной новизне нам придется еще возвращаться в дальнейшем.

Еще менее приходится ожидать чего-либо нового и оригинального в интересующем нас направлении со стороны радикально-социалистических течений в эмиграции или со стороны той части внутрироссийской интеллигенции, которая связана с нынешними коммунистическими держателями и монополистами власти. Несмотря на внешнее разрешение еврейского вопроса в Советской России, входящее в область действия простой и механической отмены и уничтожения всяких национальных и паспортно-вероисповедных ограничений (отмена эта, впрочем, восходит к Временному правительству), по существу, вопрос этот, во всей сложности вытекающих из него государственно-правовых и житейски-бытовых следствий, остается неразрешенным и там, о чем свидетельствует разрастающийся, по единогласному свидетельству наблюдателей, антисемитизм. Разрешение вопроса, в истинных и последних основаниях своих религиозного и эсхатологического, исходящее от власти безбожной и материалистической, для которой вероисповедные и национальные различия между людьми представляются только терпимым до времени злом, во всяком случае, чем-то досадным и отживающим или даже отжившим, не может являться хоть сколько-нибудь удовлетворительным для всякого, кто, как мы, видит в наличности религиозного и национального сознания народов некое положительное и непреходящее благо, а историческое шествие и преемство народов и культурных миров осмысливает в категориях таинственных осуществлений внемировых и предвечных предопределений.