Когда приближаются дали… - Владимир Немцов

Надя спросила, как пройти в управление. Он посмотрел на нее непонимающе и указал рукавицей налево:

— За «мертвый сад».

Вчера она гуляла по садику, на который ей сейчас указал рабочий. Здесь был старый хутор, жил какой-то чудак. Но почему сад назвали «мертвым»? Осенний, что ли? Но он еще наполовину зеленый, пожелтел кустарник да кое-какие деревца. Вот и сейчас его видно. Будто по зеленому блестящему шелку разбросаны желтые и красные листья. Интересно, как бы выглядел такой рисунок на платье?

Подойдя ближе к деревьям, Надя всплеснула руками:

— Дождь, что ли, прошел над садом? Или это роса? Что скажешь, специалист?

«Специалист» молчал. Без ложной скромности он мог признаться, что немного понимает в происхождении и характере атмосферных осадков, строил всякие электронные приборы для определения влажности, изучал микроклимат в разных районах, короче, считал себя достаточно сведущим в этих делах. Но здесь он растерялся и мог лишь удивленно смотреть на странные шутки природы. Дождь? Роса? Неужели Надюша не видит, что это лед? Будто в гололедицу, им покрыты стволы, ветки, листья. Но время-то еще теплое, даже сейчас жарко, пришлось снять пальто.

Надя перепрыгнула через толстую трубу, похожую на газопровод, и, по-детски подскакивая на одной ножке, побежала. Махнув пестрой косынкой, крикнула:

— Догоняй.

Надя скрылась за кустарником и вдруг отчаянно взвизгнула. Багрецов бросил чемодан, пальто и перемахнул через трубу. Два десятка метров до первых кустов он пролетел как на крыльях.

Размазывая кровь по щеке, Надя с ужасом смотрела на сиреневый куст. Вадим хотел раздвинуть ветви, посмотреть, что же там могло быть, но листья на них оказались твердыми и острыми, будто жестяными. Он невольно сунул порезанный палец в рот и лишь сейчас догадался, что не льдом покрыт «мертвый сад»… Какая там гололедица! Блестящее стекловидное вещество обволакивало деревья и кустарник. По траве нельзя было пройти; она звенела и трещала, резала ботинки.

Надя боялась пошевелиться. Кругом колючие стеклянные ветки. Услышав всхлипывания, Вадим словно очнулся, обнял Надю и вывел на безопасное место.

Она оглянулась на «мертвый сад».

— Объявление хоть бы повесили. Фокусники.

Багрецов не мог подавить в себе любопытства. Непонятно, что же здесь произошло? На том месте, где он стоит, трава пожелтевшая, но совершенно нормальная. Засохший кустик полыни тоже обыкновенный. А чуть подальше все покрыто стеклом, как ледяной коркой.

Он окинул взглядом сад. Ближайшие деревья — акация, сирень. Еще какие-то декоративные растения. Жимолость? Кое-где на ветках блестящие сосульки. Пройдя несколько шагов, Вадим заметил желтый одуванчик. Осеннее цветение. А вот цветок цикория, будто сделанный из стекла, лепестки голубые, прозрачные. Вадим тронул стебель ногой, он упруго сопротивлялся, потом со звоном лопнул, как стеклянная трубка. Багрецов нагнулся: у ног лежала застывшая лягушка с широко раскрытым ртом. Блестящая, она напоминала майоликовую пепельницу.

Надя, успокоившись, припудрила царапину и, не в силах сдержать любопытства, пошла к Вадиму. Он слышал, как хрустит трава у нее под каблучками, надо бы пойти навстречу, но не было сил оторваться от этого необычного зрелища. На холодном гладком листе застыла стрекоза. Она уже никогда не взлетит, и прозрачные крылышки ее поистине стали стеклянными.

Страшный сад. Весна его никогда не разбудит. Он вечен в своей осенней красоте.

— Димка, смотри! Щегленок… — послышался жалобный голос Нади.

Он подбегает к ней, и Надя пугливо жмется к его плечу. Возле куста, словно пытаясь взлететь, подняла крылья будто окровавленная красноголовая птичка. Сейчас она кажется раскрашенной фарфоровой статуэткой. Глаза, подернутые пленкой, раскрытый клюв… Наверное, в последние свои минуты хватала воздух в густом липком дожде. Багрецов догадывался, что распыленная масса, чем-то напоминающая жидкое стекло, падала сверху, обволакивая все живое в этом саду. Но зачем это нужно? Чья злая воля умертвила его? Дикое издевательство над природой, и простить этого нельзя.

Вадим оторвал от земли щегла, чтобы показать начальнику строительства. Сад обходили стороной. Надя совсем расстроилась, опасливо косилась на мертвую птичку, лежащую у Димки на ладони. Вадим молчал.

С этих пор он никогда не сможет назвать Надю «щегленком». Никогда.

Глава третья

Никто из химиков не слыхал о «лидарите»

 Жизненный опыт у Багрецова невелик, но, постоянно общаясь с настоящими творческими людьми, он мог категорически утверждать, что это люди изумительной душевной чистоты. Ведь он жил с ними рядом, бок о бок. Однако он наблюдал и другое, не раз убеждался на опыте, что в науке невероятно трудно отличить созидателей от потребителей. Последние очень ловко маскируются. Попробуй раскуси их.

Итак, в институт, где работал Багрецов, пришла бумага из некой организации, которая пышно именовалась НИИСТП (Научно-исследовательский институт строительно-технических проблем). Багрецову было приказано составить список телеметрических приборов для передачи на расстояние примерно таких показателей, как влажность, температура, механические деформации — всего, что требуется строителям.

Багрецов составил список, взял приборы и на другой же день отправился «в распоряжение начальника ОКБ НИИСТП товарища Васильева А. П.». Единственно, что знал Вадим, — стройка находилась где-то в Западной Сибири, вдали от крупных населенных пунктов — в неизвестных Вадиму местах.

Встреча с Васильевым не так уж волновала Багрецова. Начальник особого конструкторского бюро и он же руководитель строительства. Наверное, опытный администратор, погрязший в хозяйственных заботах.

Но как бы удивился Вадим, познакомившись с «опытным администратором» Васильевым и увидев его за столом в своем кабинете.

Васильев приходил на работу очень рано, когда его никто не мог беспокоить. Это время отдавалось самому главному. Тут формулы, колонки цифр, беглые рисунки, эскизы, собранные в толстой пронумерованной и прошнурованной книге, сухо именуемой «технический дневник». Прежде чем сесть за письменный стол, он долго, как хирург, мыл руки, вытирая их, придирчиво осматривал каждый палец — не осталось ли чернильных пятен — и лишь тогда брался за перо. Работал он с увлечением. Васильеву немногим больше пятидесяти, а он торопится, боится, что не успеет выложить все свои идеи, экспериментально доказать их плодотворность и все это передать людям.

Но вот когда ему, инженеру-механику по образованию, предложили руководить конструкторским бюро в институте, где решались проблемы строительства и где властвовали представители «чистой науки» — физики, химики, которые потом вынуждены были объединиться под флагом «физико-химической механики», то на первых порах он растерялся. Новая наука с огромной будущностью. Совсем недавно ее создали советские и зарубежные ученые. Как он сможет объединить у себя в конструкторском бюро, которому приданы лаборатории и физиков, и химиков, и механиков, интересы ученых всех этих специальностей? Прошел месяц, и Васильев понял, что в лабораториях его КБ далеко не все жаждут такого сотрудничества, а потому и работа идет ни шатко ни валко.

С самого первого дня, как только Васильев переступил порог института, его стали считать несусветным чудаком. Но не потому, что, скажем, он оказался рассеянным, как принято думать об ученых, или встряхивал пробирку, говоря при этом: «Видите, что-то черненькое там белеется?» Не искал он и свою палку, висевшую на руке. У нового начальника были иные странности. Знакомясь с сотрудниками, он вызывал их поочередно в кабинет. Приходит к нему в назначенный час молодой диссертант. Васильев говорит, что просмотрел все его отчеты, диссертацию, и тут же с места в карьер советует оставить научную работу. «Таланта, — говорит, — у-вас нет. Не мучайте себя и нас. Пока не поздно, займитесь полезным делом».

К новому начальнику многие молодые ученые стали относиться с уважением. Действительно — талант, и заслуг у него в прошлом достаточно. Но находились и другие. «При чем тут наука? Если ты инженер, то сиди на заводе, занимайся массовой продукцией. А здесь научный институт. Ученый выбирает себе тему и чаще всего работает над ней всю жизнь. Он однолюб, изучает тему до тонкости, пока не будет ее знать лучше всех. Только такой ученый, не заглядывая в справочник, может ответить, к примеру, какова звукопроводность пенобетона такой-то марки при минусовых температурах. А вы говорите «Васильев!» Что он может?» Перед войной Васильев конструировал танки, потом подводную установку для разведки нефти, наконец, пришел в строительный институт разрабатывать технологию массового производства домов. Все это были звенья одной и той же цепи.