Дитя минувшего - Кристина Веда

– Что интересно?

– Ты интересная.

Не успела ответить, как меня окатила волна тёплого воздуха, так и оставив с раскрытым ртом от своеобразного комплимента. От нежного касания бабочки я ощутила поцелуй весеннего ветра, в носу защекотал запах свежей травы, что росла на полях рядом с домом. Такая легкость охватила тело, словно я порхала. Мурашки пробежали по коже. Перед глазами застыла картина цветка и синего неба, а затем лицо с поглощаемыми все вокруг глазами и… темнота. Я лежала на полу.

– Мария!

Наводнение пропало, оставив опустошение. Проморгавшись, я уставилась на Вову, что держал меня под руки, поднимая с пола. Видимо он выбежал из-за своей парты, когда я упала.

Кто-то откашлялся, и я посмотрела на застывшую в дверях Тамару Петровну. Она явно хотела предъявить за мое недавнее поведение в своей старческой манере, но её вниманием завладело что-то другое.

– Что ты рыщешь на моем столе? – сквозь вставленные зубы прошипела она, неотрывно следя за моими руками. Принюхивалась, словно зверь, учуявший добычу.

Я уже хотела извиниться, но язык не повернулся. Тело ослабло, и я только смогла перевести взгляд на живую бабочку, цепляющуюся за мой палец. Она расправила крылышки, пошевелила усиками и взлетела, выпорхнув в окно. Мы с Вовой проводили её взглядом.

Как я могла подумать, что бабочка погибла?

С глухим стуком каблуков Тамара Петровна оказалась рядом, заглянула в мое лицо. Спиртовой аромат духов привел в чувства, и я встретилась с испытывающим взглядом. Вова также следил за мной, помогая устоять на ногах. Держал меня под локоть.

– Простите, мне вдруг поплохело.

И правда, живот свело в спазме, а тошнота подкатила к горлу, но все прошло также быстро, как и появилось. Только тишина угнетала. И я посмотрела на Тамару Петровну. Зрачки её вибрировали, расширяясь и резко сужаясь, словно в попытке загипнотизировать. Голос стал подозрительно ласковым:

– Твоя кровь. Твой запах. Где оно?

– Что?

– Оно всегда было у тебя?!

– Я не понимаю, о чем вы.

Воздух вокруг замер, все остановилось только на глазах учительницы. И как так получилось, что она, старушка с полтора метра ростом, вдруг нависла надо мной, заглядывая в самую душу.

– Если вы о бабочке, то я поймаю вам новую, – а про себя подумала, фиг вам, а не новая бабочка, лучше собирайте оригами, – Тамара Петровна, вы не хотите закапать в глаза? У вас зрачки… – я многозначительно показала на свои глаза, ощутив, что выгибаюсь в спине, отклоняясь все дальше и дальше, того и гляди встану на мостик, – в общем, дергаются они.

– Ты мне давно не нравишься…

Волосы Тамары Петровны встали дыбом, зашевелились, словно черви под землей. Черты лица заострились и на какую-то секунду мне почудилось, что её крючковатые пальцы со слегка отросшим маникюром удлинились, превращаясь в когти.

Холод пробежал по спине. У нее действительно отрасли когти с остатками розового лака. Я попятилась в бок, выскальзывая между стеной и Тамарой Петровной. Она безотрывно следила за мной, сгорбив спину, словно перед прыжком.

Вова встал рядом с ней, сжимая в руке раскрытую тетрадь и внимательно меня осматривая:

– Тамара Петровна, она не хочет браться за голову? Давайте я её подтяну по предметам?

Та прорычала в ответ.

Я покосилась на Вову. Неужели он не видел, что творилось вокруг? Но он с каким-то странным интересом наблюдал за моим отступлением. Символы в его тетради вдруг обрели четкие формы, дымка над ними рассеялась и появилось четкое слово «БЕГИ».

– Мне пора, – я попятилась к двери, проверив рюкзак за спиной, чтобы в случае чего стать катапультой и защититься. Выдавила нервную улыбку, – дедушке все передам, он накажет меня по всей строгости. Не утомляйте себя, Тамара Петровна. Отдохните, – еще раз бросила взгляд на её растопыренные когти, – сходите на маникюр, розовый вам идет. До свидания!

И я выбежала из кабинета. Сердце подскочило к горлу, в висках зашумело. Перед глазами стоял образ Тамары Петровны, её рычание все еще било в спину, преследовало.

Толчок. Ноги запнулись о себя же, и я полетела на кафель, подставив руки. Рядом кто-то вскрикнул:

– Ненормальная, куда несешься?

Одноклассница Лерка лежала рядом, потирая локоть. Кто-то из толпы подбежал к ней, помогая подняться. Из открывшегося рюкзака посыпались тетради и пенал, и я потянула к ним руки, чтобы собрать, но в дверном проеме заметила высунувшуюся голову Тамары Петровны. Вот старуха дает, удивительная гибкость.

Какая гибкость? Беги!

– Извините! – выкрикнула я и подорвалась на выход из школы, подхватив оторвавшуюся лямку рюкзака.

До дома я бежала что есть мочи, хоть и останавливалась каждые двадцать метров, чтобы отдышаться. Моя физическая форма не была на высоте, но даже с отдышкой я стремилась вперед, к маленькой хижине посреди леса, где любая печаль растворялась в горячем чае с конфетами, а боль делилась на двоих.

Когда-то мой дом казался неподвижным великаном, живущим вдалеке от всех, отшельником, принимающих к себе всех нуждающихся. Там, в простенькой комнате стоял стол и три стула, а в самом углу находилась белая печь. В зимние ночи она согревала не только тело, но и сердце. Стоило сесть на маленькую табуретку, хозяин дома тут же подкидывал дров, словно подбадривая, и читал сказки. Щеки обдавало жаром, для удобства на табуретку клали подушку, и ты слушал, слушал, слушал…

Ветер подул в лицо, охладив горячие щеки. Я оглянулась, проверив, не следил ли кто за мной, и вошла в дом. Хвойный аромат бревен, из которых был сколочен дом, последовал за мной в комнату дедушки.

– Привет, дедуль, – поздоровалась на автомате и прошла в свою комнату. Нужно было обдумать случившееся и, возможно, возобновить прием успокоительных. Уж слишком странное мне причудилось.

Комнату освещал солнечный свет, но ничего примечательного в ней не было. Легкий беспорядок, но и его можно было спрятать под кроватью при желании. Просто желания не было.

Я включила телевизор, достала толстую иглу с ниткой, и села зашивать рюкзак. То, что оторвалась лямка, было реальностью, ведь вот она, лежала в моих руках. Не шилась правда, потому что была плотной, но реальной.

А что еще было реальным?

Скрипнули половицы и дверь открылась. Своей косолапой походкой в комнату вошел дедушка. Короткая стрижка с посеребренными волосами, голубые, добрые глаза, обрамленные морщинками, не понятно, это следы старости или постоянных насмешек над жизнью и миром.

– Что делаешь, моя хорошая?

Его голос был домом. Самым уютным местом в мире. Но я боялась посмотреть в глаза, ведь деда обладал удивительной способностью понимать мое настроение при