Королевство иллюзий - Элина Градова

— Я вернусь, — оставляя пронзительный синий взгляд, и исчезает в холодном фреоновом тумане, клубящемся из недр камеры…

Вот я и осталась одна. Стою в полной растерянности. Ушёл, всё-таки! Костя меня бросил. Видно, сказочно-красивый Оберон и впрямь настолько важен для него, что выбора не стояло. На что я только надеялась? Зачем торопилась? Могла бы ещё два дня побыть с ним. А там, глядишь, что-нибудь бы произошло такое, что отодвинуло портал на второй план!

Но что случилось, то и надо принимать, дело сделано. Только, как, принять-то? Я не готовилась! Вернее, понимала такую возможность, но ещё совсем недавно строила планы, в которых центром моей вселенной, её осью был Костик! Выдерни ось, и всё посыплется! Я посыплюсь! Надо удержаться, надо как-то не развалиться…

— Давай, Тань, соберись! — сама себя подстёгиваю, — мало что ли разочарований было в жизни? Проживи этот день, потом проживи ещё один. Потом на работу, там тосковать некогда, не дадут! Потом пройдёт неделя, другая, и будет тебе Костик казаться принцем из сна, постепенно отдаляясь и забываясь, как любой сон, заменяясь другими, новыми…

Только такого уже не приснится, не пригрезится!..

Заставляю себя, как механическую куклу, производить нормальные действия. Надо полки возвращать на место. Уже минут двадцать прошло, как мы зашли в её владения, а этой малахольной торгашихе, вообще, по фигу, что у неё творится, хоть полмагазина вынеси, так и трындит по телефону!

Опасаясь развалить добро, сначала составляю на пол все баночки-скляночки, чтобы спокойно вставить пустую решётчатую полку в пазы. В душе кровоточит дыра размером с Костин кулак, а руки твёрдо и бесшумно делают своё дело.

Я уже справилась с двумя полками, они не тяжёлые, главное ровно задвинуть их на свои места, осталось ещё три, а потом займусь расстановкой товара. Как эта курица будет ценники развешивать, мне не интересно, надо же ей хоть немного поработать, не всё уши греть, да язык чесать о трубку!

Когда задвигаю третью решётку, на меня из ледяных недр шарахает мощным потоком холодного ветра. Не успеваю ничего сообразить, старательно вставленные мной полки с грохотом летят на пол,

— Прости, богинюшка, я уже заскучал! — Костик без куртки лохматый, счастливый, хватает меня за локоть и втаскивает за собой в холодильник. Пытаюсь брыкаться, запинаюсь за выброшенные полки, хочу спросить! Ему по барабану! Наконец-то, на нашу возню прибегает болтливая продавщица,

— Да вы что? Совсем охренели тут?! — орёт, глаза таращит. Но это уже не важно!

— Я убью тебя! — наконец удаётся сделать выдох сразу вместе с ругательством.

— Лодочник, — добавляет радостно любимый. Я его слышу и ощущаю, но не вижу! Кругом ветер, кромешная тьма, закручивающаяся спиральной воронкой, уволакивающей нас всё глубже и дальше…

* * *

Не знаю, на что это похоже! Наверное, подобным образом готовят космонавтов к невесомости! Нас крутит и швыряет одновременно, потеря ориентации полнейшая, кругом не то что темно, а черным-черно! Определиться с верхом и низом нереально. Да ещё и гул стоит несусветный! То ли это кровь грохочет в ушах, то ли внешний шум, не пойму! Кажется, ору во всю глотку, но себя не слышу.

— Не бойся, любимая, скоро всё закончится! — Костика над ухом я услышала прекрасно, значит, эта какофония не в голове! А он держит меня так крепко, словно попала в железные тиски. Даже вдох свободно не могу сделать. Но пусть уж лучше так, я готова остаться с переломанными рёбрами, лишь бы эта круговерть не оторвала нас друг от друга! А то занесёт куда-нибудь, и поминай, как звали! Сдохну в чёрной дыре, как собака!

Представляю, как он после такой карусели, одуревший и оглохший вывалился в чужом мире, сразу наполучал пинков и был изгнан от портала на верную погибель!..

Сколько времени нас месит в центрифуге, не представляю, но кажется, скорость витков замедляется, гул в ушах слабеет и вдруг, бездна со смачным чпоком выплёвывает свою добычу куда-то!

Приземлились мягко. В смысле я, потому что на Костика, а на что он упал, не знаю. По-прежнему темно. Хотя, тьма не такая плотная, как в воронке. Немного света поступает, после абсолютной черни, глаза могут разглядеть очертания неровных скальных поверхностей и сводов, а уши после гула, во внезапно наступившей тишине, расслышать стук капель о камни, кап, кап, кап…

— Костя, — шепчу, потом поправляюсь, — Берти! Ты жив?

— Жив, Наихрабрейшая моя, — смеётся, — надеюсь не для того спрашиваешь, чтобы сразу здесь меня казнить?

— Ты гадёныш, Берти! — он лежит подо мной и улыбается совершенно безмятежно, будто не на камни свалился со своей ношей, а разлёгся на пляжном песочке, — зачем втащил меня за собой?

— Видела бы ты свою унылую мину, когда прощалась, — вот ведь, поросёнок, и не скроешь ничего, — я дал тебе подумать, осознать, и вернулся. Тем более, сама сказала, что решать мне. Я вроде бы пока ещё мужчина?

— Безусловно, Берти! — тут уж крыть нечем.

— Так вот и решил! — меня волнует не это,

— Ты хочешь сказать, что прокрутился в этой мясорубке два раза подряд? Туда и обратно?!

— Чего не сделаешь ради богини? Выпал сюда, полежал, подумал и вернулся! Это тебе не на такси кататься: двойной тариф в один конец! Здесь всё бесплатно! Мотайся, не хочу!

— Если мне даже приплатят, обратно не полезу!

— Домой больше не вернёшься? — вот хитрец!

— Вернусь, конечно! Но сразу назад не смогу!

— Это только в первый раз страшно, с непривычки! И добро пожаловать в Оберон, любимая!

— Это вот этот склеп ты называл красотой? — ничего себе красота!

— Это старый разрушенный грот, я провалился в него случайно, когда скрывался от мага. Интересно, кто-нибудь из предков знал, что в этих руинах воронка в иномирье?

Костя аккуратно стаскивает моё непослушное тело с себя, садится и пытается привести в вертикальное положение, но я, как ватная, лишённая позвоночника кукла, пластаюсь назад,

— Брось меня, командир, выходи сам!

— Ничего, ничего, сейчас реанимируем, — вот набрался! От меня, что ли?

Устроив мою голову на своих коленях, растирает виски, разминает ладони, пальцы, потом плечи и снова велит садиться, помогает. Послушно пытаюсь, кажется получается, и мир вокруг переворачиваться перестаёт. Потом, поднявшись сам, подхватывает меня подмышки и осторожно ставит на ноги. Они, как не мои: колени дрожат и подгибаются,