СТРАНА ТЕРПИМОСТИ (СССР, 1951–1980 годы) - Светлана Ермолаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед сном баба Надя качала ее в кроваткекачалке. Как-то мать не вытерпела и сказала сердито:
– Прекрати ты качать эту дылду! Может, еще песни будешь петь?
– А что, и буду! – ответила любящая единственную внучку бабка.
В ту же минуту раздался требовательнокапризный голосок Ксени:
– Баба! Песню пой! И бабка запела:
«По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах, бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах…
или славное море – священный Байкал…»
В 1947 году, в первый год после рождения дочери, оба родителя вступили в партию и стали ярыми и преданными заветам Ильича коммунистами. Баба Надежда не одобрила их поступок и часто бурчала про себя: – Ваши партейцы всю мою родню под корень извели, а вы пошли им прислуживать. Бабушка была верующей, потихоньку, когда родителей рядом не было, крестилась и вполголоса шептала молитвы. Правда, Ксюшу не приучала. Но зато тайком крестила ее, а крестик спрятала подальше: «Родители безбожники, а внучку не допущу…»
Ксеня подросла, ей было лет пять, когда произошел курьезный случай. Одна взрослая девочка выпросила Ксеню у родителей в кино. После долгих колебаний мать отпустила малолетнюю дочь с чужой почти девочкой, уж больно та просила. Окончился фильм, они вышли из кинотеатра. Через некоторое время Ксеня захныкала:
– Уста-а-ала, на ручки хочу…
Девочка взяла ее на руки и обнаружила, что на ногах малышки нет валенок, одни теплые носки. Бегом она вернулась обратно, но валенки не нашлись, и девочка, укутав ноги Ксени полами дохи, всю дорогу тащила ее, тяжеленную, на руках. От матери попало девочке, а не Ксене.
– Но я не знала, что она сняла валенки, – оправдывалась девочка.
– Надо было проверить, ты уже взрослая, с тебя спрос, – не унималась мать.
Ксеня, разомлевшая в тепле, помалкивала.
Похоронили бабушку Надежду. Ксене запомнилось ласковое, любящее лицо бабушки в больничном окне. Потом ее могила, вся в зеленой траве – на ней красиво смотрелись крашеные яйца, когда они втроем пришли на кладбище в родительский день. Конечно, родители были атеистами, но некоторые старые традиции украдкой исполняли. Из тусклого обычно неба вдруг проглянул тонкий солнечный лучик, упал на крашеные луковой шелухой яйца, и они засияли, как золотые.
После смерти бабушки пришлось родителям отдать Ксеню в круглосуточный детсад. Иногда они навещали ее среди недели и привозили что-нибудь вкусное, однажды – виноград. Она ела крупные прозрачные светло-зеленые ягоды и была счастлива. Мороз стоял под пятьдесят, а от винограда пахло летом. Здание детсада было кирпичным, с большими деревянными ставнями на окнах и широкими железными карнизами снизу. Ксене нравилось пускать на железо слюну, которая мгновенно застывала в пузыри – большие и маленькие. У нее здорово получалось. Раз она наклонилась и только хотела выпустить слюну, как кто-то из мальчишек толкнул ее: губы прилипли к железу. Она оторвала их, из глаз брызнули слезы. Не столько, может, от боли, а сами по себе. Она никогда не плакала от физической боли, но часто – от обиды на несправедливость.
К ней подбежала воспитательница, начала жалеть и ругать одновременно. А Ксеня молча смотрела на ярко-красное пятно, замерзшее на железе. И варежка была вся в крови, и во рту была кровь, которую она слизывала с губ. Под тонкой кожицей губ оказалось очень много крови. Пузыри она не перестала делать, только прежде смотрела, чтобы никто не стоял возле.
А вообще от города, где Ксеня родилась, в ее памяти остались снег и мороз почти всю долгую зиму, а летом – пыль, песок, унылая серость деревянных домов и пустота улиц. Много лет спустя она узнала, что Якутск строили ссыльные, «провинившиеся» перед властью люди.
В Якутске родители накопили деньги и купили «Победу» стального цвета.
МИНУСИНСК, город ссыльных
1952-55 годы. Небольшой провинциальный городок по обе стороны речки Протоки, впадающей в могучую сибирскую реку Енисей, соединялся высоким, но не широким деревянным мостом с проездом для телег и машин посередине и тротуарами по краям. Отца подвинула на переезд тетя Нина, его двоюродная сестра. Они жили втроем: тетя Нина, ее муж и сын – в большом доме с большим садом и огородом. Родня жила богато и была прижимиста. К себе жить, во всяком случае, не пригласили. Правда, по приезду, пока нашли квартиру, несколько дней они у них перекантовались.
Ксеня как-то днем на буфете возле хлебницы поймала мышонка прямо в руки. Посадила его в картонную коробку и поставила на подоконник. Такой маленький, такой хорошенький! Она его полюбила. Поднималась утром, шла к коробке и кормила его молоком с крошками хлеба. Идиллия продолжалась два дня. На третий – малышка обнаружила коробку пустой. Она огорчилась очень сильно. Даже заплакала. Вдруг сквозь слезы увидела на полу комочек серой шерстки и красное пятно. Она поняла своим детским умишком, что мышонка съел большущий кот Барсик, живущий в доме. Она сильно горевала, но домашних животных любить не перестала. Это была первая трагедия в ее детстве.
Ксене было ужасно скучно. Книг в доме не было, картинки не посмотришь, и она развлекала себя, как умела: когда все расходились по делам, она втихаря оборвала куст крупной спелой малины и наелась от пуза. Затем решила обследовать сад: яблок уже не было, лишь на одной ветке красовалось большое красное яблоко. Ксюша поняла, что оно висит неспроста, сорвать его и съесть не решилась, но вроде нечаянно задела его и уронила на землю. «Потом съем», подумала она. Яблоко действительно оказалось не простым, а каким-то коллекционным. Оказывается, хозяин дядя Федя пытался привить его к обычной низкорослой яблоне. Мичурин, блин! (XXI век, комментарий автора). Их поторопили с переездом.
Вскоре они поселились в доме у одинокой женщины. Родители купили гуся. Поскольку хозяйка не выносила кошек, а собака сидела во дворе на цепи, Ксеня, когда появился гусь, очень привязалась к нему, живому и теплому, и назвала его Тега. Гусь тоже привязался к ней. Едва Ксеня, возвращаясь из детсада вечером, появлялась в калитке, как он, растопырив крылья и гогоча, устремлялся к ней навстречу. Она, присев на корточки, обнимала его за длинную белую шею и шептала что-то ласковое. Так завязалась дружба. Девочке было очень одиноко, родители работали, хозяйка сидела дома и тоже была одинокая, но неприветливая и недобрая. А может, просто не любила детей.
В конце декабря у Ксени был день рождения. И «недобрая» хозяйка купила Ксюше подарок: пупсика с одежками. Но когда хватилась вручить девочке, оказалось, что потерялся ключ от комода, куда она положила подарок. Бедная женщина обыскалась, а Ксюша ходила за ней, как привязанная, и едва ни плакала. Это было утром перед детсадом. Ключ так и не нашелся. Ксюша от обиды украла в детсаде куклу. Подошла к дому и засунула ее в почтовый ящик. А потом сделала вид, что нашла куклу. Но мать ее разоблачила и заставила вернуть куклу при всех детях с извинениями. Это было очень унизительно. Ключ от комода нашелся на следующий день, но радости уже не было.
Вечером в день рожденья она вернулась из садика, вошла во двор, постояла, дожидаясь своего Тегу, но его не было. Она кинулась в дом.
– Где Тега?
– Сейчас, доченька, увидишь своего Тегу, – мама, наклонившись к духовке, вытащила огромный противень, на котором фырчал жиром, исходил паром и незнакомым для Ксени запахом с растопыренными в стороны крылышками и ножками, зажаренный до коричневого цвета Тега.
Ксеня в ужасе закрыла лицо руками и, зарыдав, бросилась во двор, в сарай, где держали гуся. Она упала на покрытый соломой пол – в соломе торчали белые перышки, и долго, безутешно рыдала, пока мать ни пришла за ней и ни увела ее, замерзшую и заплаканную, в дом. Ксеня еще долго всхлипывала, отогреваясь возле печки.
Отец, со смаком разделав гуся, положил на тарелку крылышко и поставил на стол перед Ксеней.
– Вот съешь и будешь легкой, как это крылышко, – ласково сказал он любимой, единственной дочке.
– Нет! Никогда я не буду есть гуся, – Ксеня непримиримо глядела на улыбающегося отца.
– Глупышка, мы для того купили и откармливали его, чтобы съесть, – сказала мама: она ела ножку, и жир стекал по ее пальцам.
«Лучше бы Тега умер от голода, тогда я бы похоронила его и проведала могилку», – подумала Ксеня.
Нет, нельзя сказать, что Ксенины родители были жестокими людьми, просто им не было времени заглянуть маленькому человечку в душу, в ее внутренний мир; посмотреть на свершившееся ее глазами. А она не могла смотреть, как ели Тегу, который был ее другом. Ксеня сильно хотела есть, но встала из-за стола и легла спать в другой комнате. К ней заходили и мать, и отец – они чувствовали себя виноватыми, хотя и не понимали, в чем, – уговаривали ее поесть, но бесполезно. Она уснула голодной. С тех пор Ксеня, даже став взрослой, не ела птицу. Даже на дух не выносила. Это была вторая детская трагедия в ее жизни.