Том 1. Стихотворения 1838-1855 - Николай Некрасов

20 февраля 1845

Современная ода*

Украшают тебя добродетели,До которых другим далеко,И — беру небеса во свидетели —Уважаю тебя глубоко…

Не обидишь ты даром и гадины,Ты помочь и злодею готов,И червонцы твои не украденыУ сирот беззащитных и вдов.

В дружбу к сильному влезть не желаешь ты,Чтоб успеху делишек помочь,И без умыслу с ним оставляешь тыС глазу на глаз красавицу дочь.

Не гнушаешься темной породою:«Братья нам по Христу мужички!»И родню свою длиннобородуюНе гоняешь с порога в толчки.

Не спрошу я, откуда явилосяЧто теперь в сундуках твоих есть;Знаю: с неба тебе всё свалилосяЗа твою добродетель и честь!..

Украшают тебя добродетели,До которых другим далеко,И — беру небеса во свидетели —Уважаю тебя глубоко…

Старушке*

Когда еще твой локон длинныйВился над розовой щекойИ я был юноша невинный,Чистосердечный и простой, —Ты помнишь: кой о чем мечталиС тобою мы по вечерам,И — не забыла ты — давалиСвободу полную глазам,И много высказалось взоромЖеланий тайных, тайных дум;Но победил каким-то вздоромВ нас сердце хладнокровный ум.И разошлись мы полюбовно,И страсть рассеялась как дым.И чрез полжизни хладнокровноОпять сошлись мы — и молчим…

А мог бы быть и не такимЧас этой поздней, грустной встречи,Не так бы сжала нас печаль,Иной тоской звучали б речи,Иначе было б жизни жаль…

(15 мая 1845)

«Он у нас осьмое чудо…»*

Он у нас осьмое чудо —У него завидный нрав.Неподкупен — как Иуда,Храбр и честен — как Фальстаф.С бескорыстностью жидовской,Как хавронья мил и чист,Даровит — как Тредьяковской,Столько ж важен и речист.Не страшитесь с ним союза,Не разладитесь никак:Он с французом — за француза,С поляком — он сам поляк,Он с татарином — татарин,Он с евреем — сам еврей,Он с лакеем — важный барин,С важным барином — лакей.Кто же он? (Фаддей Булгарин,Знаменитый наш Фаддей.)

«Когда из мрака заблужденья…»*

Когда из мрака заблужденьяГорячим словом убежденьяЯ душу падшую извлекИ, вся полна глубокой муки,Ты прокляла, ломая руки,Тебя опутавший порок;

Когда, забывчивую совестьВоспоминанием казня,Ты мне передавала повестьВсего, что было до меня;

И вдруг, закрыв лицо руками,Стыдом и ужасом полна,Ты разрешилася слезами,Возмущена, потрясена, —

Верь: я внимал не без участья,Я жадно каждый звук ловил…Я понял всё, дитя несчастья!Я всё простил и всё забыл.

Зачем же тайному сомненьюТы ежечасно предана?Толпы бессмысленному мненьюУжель и ты покорена?

Не верь толпе — пустой и лживой,Забудь сомнения свои,В душе болезненно-пугливойГнетущей мысли не таи!

Грустя напрасно и бесплодно,Не пригревай змеи в грудиИ в дом мой смело и свободноХозяйкой полною войди!

«Пускай мечтатели осмеяны давно…»*

Пускай мечтатели осмеяны давно,Пускай в них многое действительно смешно,Но всё же я скажу, что мне в часы разлукиОтраднее всего, среди душевной муки,Воспоминать о ней: усилием мечтыИз мрака вызывать знакомые черты,В минуты горького раздумья и печалиБродить по тем местам, где вместе мы гуляли, —И даже иногда вечернею порой,Любуясь бледною и грустною луной,Припоминать тот сад, ту темную аллею,Откуда мы луной пленялись вместе с нею,Но, больше нашею любовию полны,Чем тихим вечером и прелестью луны,Влюбленные глаза друг к другу обращалиИ в долгий поцелуй уста свои сливали…

1846

Перед дождем*

Заунывный ветер гонитСтаю туч на край небес,Ель надломленная стонет,Глухо шепчет темный лес.

На ручей, рябой и пестрый,За листком летит листок,И струей сухой и остройНабегает холодок.

Полумрак на всё ложится;Налетев со всех сторон,С криком в воздухе кружитсяСтая галок и ворон.

Над проезжей таратайкойСпущен верх, перед закрыт;И «пошел!» — привстав с нагайкой,Ямщику жандарм кричит…

«Ходит он меланхолически…»*

Ходит он меланхолически,Одевается цинически,Говорит метафорически,Надувает методическиИ ворует артистически…

Огородник*

Не гулял с кистенем я в дремучем лесу,Не лежал я во рву в непроглядную ночь,Я свой век загубил за девицу-красу,За девицу-красу, за дворянскую дочь.

Я в немецком саду работал по весне,Вот однажды сгребаю сучки да пою,Глядь, хозяйская дочка стоит в стороне,Смотрит в оба да слушает песню мою.

По торговым селам, по большим городамЯ недаром живал, огородник лихой,Раскрасавиц девиц насмотрелся я там,А такой не видал, да и нету другой.

Черноброва, статна, словно сахар бела!..Стало жутко, я песни своей не допел.А она — ничего, постояла, прошла,Оглянулась: за ней как шальной я глядел.

Я слыхал на селе от своих молодиц,Что и сам я пригож, не уродом рожден, —Словно сокол гляжу, круглолиц, белолиц,У меня ль, молодца, кудри — чесаный лен..

Разыгралась душа на часок, на другой…Да как глянул я вдруг на хоромы ее —Посвистал и махнул молодецкой рукой,Да скорей за мужицкое дело свое!

А частенько она приходила с тех порПогулять, посмотреть на работу моюИ смеялась со мной и вела разговор:Отчего приуныл? что давно не пою?

Я кудрями тряхну, ничего не скажу,Только буйную голову свешу на грудь…«Дай-ка яблоньку я за тебя посажу,Ты устал, — чай, пора уж тебе отдохнуть».

— «Ну, пожалуй, изволь, госпожа, поучись,Пособи мужику, поработай часок».Да как заступ брала у меня, смеючись,Увидала на правой руке перстенек…

Очи стали темней непогодного дня,На губах, на щеках разыгралася кровь.«Что с тобой, госпожа? Отчего на меняНеприветно глядишь, хмуришь черную бровь?»

— «От кого у тебя перстенек золотой?»— «Скоро старость придет, коли будешь всё знать».— «Дай-ка я погляжу, несговорный какой!» —И за палец меня белой рученькой хвать!

Потемнело в глазах, душу кинуло в дрожь,Я давал — не давал золотой перстенек…Я вдруг вспомнил опять, что и сам я пригож,Да не знаю уж как — в щеку девицу чмок!..

Много с ней скоротал невозвратных ночейОгородник лихой… В ясны очи глядел,Расплетал, заплетал русу косыньку ей,Целовал-миловал, песни волжские пел.

Мигом лето прошло, ночи стали свежей,А под утро мороз под ногами хрустит.Вот однажды, как я крался в горенку к ней,Кто-то цап за плечо: «Держи вора!» — кричит.

Со стыдом молодца на допрос привели,Я стоял да молчал, говорить не хотел…И красу с головы острой бритвой снесли,И железный убор на ногах зазвенел.

Постегали плетьми, и уводят дружкаОт родной стороны и от лапушки прочьНа печаль и страду!.. Знать, любить не рукаМужику-вахлаку да дворянскую дочь!

«Я за то глубоко презираю себя…»*