Темные числа - Маттиас Зенкель

Сергей Алексеевич мог и дальше по воскресеньям приучать сотрудников к зимнему плаванию. Он уже разбил ледяную корку на воде в купальне, подкатил к краю балки для опоры. Затем растер тощий торс снегом и спустился по вырубленным во льду ступеням в воду. Несколько раз с наслаждением фыркнув, заведующий лабораторией вновь ухватился за нить мыслей:

– …И теперь ко всем трубкам у-ф-ф-ф подать добавочное напряжение у-ф-ф-ф стабилизировать сигнал у-ф-ф-ф снизить торможение в цепи…

Аспиранты и техассистенты сбросили купальные полотенца и один за другим окунулись в воду. Леонид, ковылявший наискосок через пруд № 3, слышал, как они сопят и охают. Леонид опирался на костыли, а загипсованную ногу поддерживала стальная кошка. Кроме него, только сторожу Кузьменко и страдающему хроническим насморком офицеру службы безопасности Ниточкину удалось отвертеться от регулярных закаливающих процедур. Оба сидели на деревянных скамеечках у собственной проруби и проводили внеплановые эксперименты. Старик Кузьменко как раз сменил наживку, привязал к подлеску еще большую, вырезанную из куска покрышки бутафорскую рыбу и окунул ее в стеклянную банку с маслянистой смесью из-под шпрот. Стоило пропитанной маслом наживке погрузиться на глубину, как Кузьменко тут же резко дернул леску. Ниточкин рассмеялся, увидев, с каким усилием старик вытаскивает добычу:

– Еще один сапог фрица в твою коллекцию.

Однако над водой уже показалась острая морда щуки. Вытаскивая буквально поросшую мхом щуку на лед, Кузьменко опрокинул скамеечку.

– Какой еще сапог? Не удивлюсь, если мы у нее в желудке найдем целую ногу, – пропыхтел он.

Хищная рыба била плавниками по льду, словно выказывая уважение старику. Она разевала пасть, и появлялись кровавые пузырьки. Нет, не только пузырьки.

– Стимнябещегжусь, – услышал Леонид булькающие звуки.

Ниточкин воскликнул, заглушая щуку:

– Кузьменко, посмотри на спинной плавник.

Левой рукой Ниточкин выхватил нож и, ловко сделав два надреза, вытащил из плавника бронзовую пластину.

– Тут что-то выгравировано, – сообщил он и потер пластину о пальто. – «Esox lucius rex. Промаркирована и выпущена в… 1884 году? Вернуть Е. И. В., Академия наук, СПб.». Это что, шутка? – накинулся офицер службы безопасности на старика Кузьменко. Тот вытащил крючок из щучьей пасти, осторожно снял наживку.

Щуке удалось раскрыть жаберные крышки. Рыба приподняла голову и повернула ее. Посмотрев на Леонида золотым глазом, она вытолкнула непригодный для нее воздух:

– Отпусти меня, служивый, а я исполню три твоих желания.

Леонид покосился на мужчин. Те, казалось, не слышали предложения щуки.

– Три желания? – прошептал он.

– Cкажи только: «По щучьему веленью, по моему хотенью…»

– Да знаю, знаю. А почему всегда три? Почему не два? Или не десять?

– Ох, батюшки, опять из этих, – простонала щука. – Ты что, идолопоклонник… – здесь речь прервалась. Щука закашлялась и стала изворачиваться под сапогом Ниточкина.

– Не держи меня за дурака, Кузьменко, – потребовал офицер и в запальчивости оттолкнул щуку от проруби. – Кто еще мог сделать эту дурацкую маркировку?

Он швырнул бронзовую пластину под ноги сторожу и, тяжело ступая, пошел прочь. Щука заметно обессилела, хвостовой плавник хлопал уже не так бодро.

– Предлагаю вот что, – прохрипела она, – бросишь меня в воду х-р-р а на досуге перечитаешь Проппа х-р-р или Аристотеля. А теперь скажи х-р-р чем тебе услужить: карусель, гусеничный экскаватор х-р-р-р-р профессура по кибернетике?

Щука из последних сил приподнялась, но лишь опрокинула банку. Масло из-под шпрот пролилось на снег, потекло к проруби, в воду. Маслянистая пленка мерцала под низким солнцем всеми цветами радуги, и Леонид, не тратя времени на раздумья, бросил щуку в пруд. Не измерили, не взвесили! Но едва сторож размахнулся, чтобы дать Леониду по шее, как тот упал в обморок.

•

В лаборатории застучал молоток, удары разнеслись по парку и вырвали Леонида из беспощадного сна. Хотя мальчик вернулся из Моршина уже пять недель назад, он все не мог отвыкнуть от распорядка дня в санатории и после еды погружался в дремоту. Мама подшучивала над ним, называла султаном, пока он не сходил в городскую библиотеку и не выдвинул аргумент, что даже Павлову не удалось полностью подавить безусловные рефлексы.

– Верно, Лёня, но хорошо бы дочитать книгу.

Леонид поднялся из травы и поморгал, увлажняя сухие глаза. Он увидел, что травинки предательски отпечатались на руке, а полоса солнца уже подобралась к ногам. Леонид чихнул, прикрыл глаза рукой: против солнца он видел лишь силуэт, но по походке узнал приближающегося Кузьменко.

– Только-только одни убрались, а уже новых чокнутых заселяют, – пробормотал сторож и болезненно закашлялся, – сначала ремонтируем в поте лица… – остаток фразы заглушили удары молотка.

– Что вы сказали, Тихон Данилыч? – крикнул Леонид, но старик, пошатываясь, прошел мимо по тропинке, не взглянув на мальчика, и скрылся в развалинах Свято-Пантелеймоновского собора. Леонид был не единственным заложником условных рефлексов.

Мальчик сунул ноги в парусиновые туфли и уже по пути к прудам затолкал блокнот за пояс. Вдали взревела фабричная сирена и тут же смолкла. Это означало, что в Феофании тоже короткий перерыв.

Леонид уселся на дубовый пень, который ассистенты и аспиранты в шутку называли «древом Лебедева». И действительно, заведующий лабораторией и сегодня, выйдя из главного здания, взял курс на дубовую рощу. Каждые десять шагов он поднимал вверх руки и пружинисто приседал. Увидев мальчика, Лебедев сбился с ритма и собрался повернуть к скамейке у пруда, но Леонид вскочил:

– Здравствуйте, Сергей Алексеевич. Я просто охранял ваше место.

Лебедев поправил очки на переносице и притворился, что внимательно рассматривает пень.

– Ну, думаю, мы поместимся и вдвоем, – заявил наконец заведующий лабораторией и сел. Он закурил папиросу, молча выпустил дым, обгоревшую спичку сунул в ямку под корнями.

– Сергей Алексеевич?

– Погоди, – хрипло произнес Лебедев. Окурок в уголке рта заходил вверх-вниз, пока заведующий что-то писал, пристально разглядывал кроны деревьев и складывал цифры в столбик на обратной стороне коробки для папирос. Когда Лебедев убрал карандаш в нагрудный карман, Леонид решился на новую попытку:

– Я давно хочу спросить, можно ли когда-нибудь воспользоваться вашей вычислительной машиной?

– Ничего не знаю о вычислительной машине. А ты тем более!

– Простите, Сергей Алексеевич.

Лебедев затушил окурок о пень.

– Как тебя зовут?

– Птушков. Леонид Михайлович. Простите за беспокойство.

– Ерунда. Показывай. Может, сразу и решим твою задачку.

– Это не домашнее задание, просто мне пришла одна идея, когда я был в санатории, – ответил Леонид и протянул блокнот.

Пробежав глазами первый абзац, Лебедев закурил новую папиросу и стал читать медленнее, водя обгоревшей спичкой по строчкам. Дойдя до конца второй страницы, он быстро пролистал остальные, словно кинеограф.

– Сожалею, Лёня. Ничего подобного мы пока не можем… Ни одна машина из тех, что сегодня создаются, не способна на это. Я