Вейджер. Реальная история о кораблекрушении, мятеже и убийстве - Дэвид Гранн

Но Чип выдержал. Разве это ни о чем не говорило? Более того, он завоевал доверие Ансона и дослужился до первого лейтенанта. Несомненно, ему помог тот факт, что оба моряка презирали неуместные подтрунивания или то, что Чип называл «пустой болтовней»[28]. Один шотландский священник, позднее сдружившийся с Чипом, отметил, что Ансон нанял его, поскольку тот был «человеком разумным и знающим»[29]. Некогда беспросветный должник, ныне Чип стоял всего в шаге от заветного капитанского звания. И когда разразилась война с Испанией, он собирался впервые отправиться в полноценный бой.

* * *

Конфликт между двумя империями стал закономерным результатом бесконечных попыток европейских держав расширить свое влияние[30]. Каждая из них стремилась взять под контроль еще бо́льшие территории, чтобы эксплуатировать и монополизировать их природные ресурсы и торговые рынки. В процессе они поработили и уничтожили бессчетное множество коренных народов. Оправданием безжалостному корыстолюбию, в том числе постоянно растущей атлантической работорговле, служили рассуждения об особой миссии. Якобы просвещенные европейцы несли в отдаленные и темные земные царства «цивилизацию». Долгое время в Латинской Америке доминировала Испанская империя, однако Великобритания, уже владевшая колониями вдоль восточного побережья Америки, была на подъеме и намеревалась сломить власть соперницы.

В 1788 году капитана британского торгового флота Роберта Дженкинса вызвали в парламент, где он заявил, что в Карибском море испанский офицер задержал его бриг[31], а ему, обвинив в контрабанде сахара из испанских колоний, отрезал левое ухо. Говорят, Дженкинс продемонстрировал отрезанную часть своего тела, замаринованную в банке[32], и провозгласил: «Мое дело – моей стране»[33]. Инцидент еще сильнее распалил парламентариев и памфлетистов, и те немедля распалили жажду кровной мести – ухо за ухо – и заодно хорошей добычи. В историю конфликт вошел под названием Война за ухо Дженкинса.

Вскоре британские власти разработали план нападения на испанскую колониальную сокровищницу – Картахену. Южноамериканский город на Карибах, откуда в Испанию вооруженными конвоями везли добытое на перуанских рудниках серебро. Эта атака огромного, насчитывавшего 186 кораблей, флота под командованием адмирала Эдварда Вернона стала крупнейшим в истории морским десантом. В ее тени осталась другая, куда менее грандиозная операция, которую поручили коммодору Ансону.

На пяти военных кораблях и разведывательном шлюпе с примерно двумя тысячами человек Ансону предстояло пересечь Атлантику и, обойдя мыс Горн[34], «захватить, потопить, сжечь или иначе уничтожить»[35] вражеские корабли, ослабив испанские владения – от тихоокеанского побережья Южной Америки до Филиппин. Британское правительство, замыслив сию хитрость, хотело сохранить лицо, дабы не уподобляться грязным пиратам. Конечно, истинной целью было разграбление империи-соперницы: груженный серебром и деньгами испанский галеон – лакомый кусочек. Ухватить можно было и другую добычу: дважды в год Испания отправляла галеон из Мексики на Филиппины для закупки шелка, специй и других товаров, которыми впоследствии торговала в Европе и Америке. Эти «заморские богатства» играли важнейшую роль в торговой политике Испании.

Чипа и других исполнителей редко посвящали в планы власть имущих, а те и не жаловались – главное, получить свой кусок. Двадцатидвухлетний капеллан «Центуриона» преподобный Ричард Уолтер, впоследствии описавший поход[36], назвал галеон «самым желанным трофеем из всех, какие только можно встретить в любой части земного шара»[37].

В случае победы Ансона – «если Богу будет угодно благословить наше оружие»[38], как выразилось Адмиралтейство, – возращение домой разрешалось только посредством продолжения кругосветного плавания. Для переписки Адмиралтейство снабдило Ансона кодом и шифром, и чиновник предупредил, что задание надо выполнить «совершенно секретно и как можно скорее»[39]. В противном случае велик шанс, что эскадру Ансона перехватит и уничтожит испанская армада под командованием дона Хосе Писарро.

* * *

Чипу предстояла самая длинная – он мог отсутствовать три года – и самая опасная экспедиция в жизни. Впрочем, он видел себя странствующим рыцарем в поисках «величайшего трофея всех морей». А заодно мог стать капитаном. Ставки были высоки.

Чип, однако, опасался, что, не выйди эскадра быстро, ее уничтожит сила куда опаснее испанской армады – бурные воды у мыса Горн. Немногие британские моряки успешно прошли этим маршрутом – слишком сильные там дуют ветры, волны порой вздымаются почти на тридцать метров, вдобавок в водах скрываются айсберги. Считалось, что безопаснее всего отправляться к коварному мысу в летние месяцы юга, то есть в декабре – феврале. Преподобный Уолтер упомянул этот «основополагающий принцип»[40], объяснив, что зимой в Южном полушарии не только море свирепее, а температура ниже нуля, но также короче световой день, когда различима еще никем не картографированная береговая линия. Он утверждал, что все эти причины делают плавание вокруг этого неизвестного берега «самым пугающим и ужасным».

Однако с октября 1739 года, когда объявили войну, «Центурион» и другие военные корабли эскадры, в том числе «Глостер», «Перл» и «Северн», застряли на верфи в ожидании ремонта и снаряжения к следующему походу. Чип беспомощно наблюдал, как бегут дни. Наступил январь 1740 года. Потом февраль и март. С объявления войны с Испанией прошло почти полгода, но эскадра так и не была готова к отплытию.

Британский флот – грозная сила. Военные корабли были одними из сложнейших из всех доселе созданных машин – настоящие плавучие деревянные крепости, движимые чрез бурные воды попутным ветром. Отражая двойственную природу своих создателей, они замышлялись как орудия убийства и дома, где сотни моряков жили вместе, как одна семья. В летальной плавучей шахматной партии эти фигуры были расставлены по всему земному шару ради достижения провидения сэра Уолтера Рэли: «Тот, кто владеет морями, владеет мировой торговлей, тот, кто владеет мировой торговлей, владеет богатствами мира»[41].

Чип знал, сколь превосходен «Центурион». Быстрый и крепкий, почти тысячу тонн весом, и, как и другие боевые корабли эскадры Ансона, с тремя возвышающимися мачтами и перекрестьями реев – деревянных рангоутов, на которых поднимают паруса. «Центурион» мог одновременно идти под восемнадцатью парусами. Его корпус блестел лаком, а корму золотым рельефом окаймляли герои греческих мифов, в том числе властитель морей Посейдон. На носу красовалась вырезанная из дерева пятиметровая фигура льва, выкрашенная в алый. Корпус был обшит двумя слоями досок, что местами придавало ему толщину более тридцати сантиметров и обеспечивало надежную защиту при обстрелах – не всякое ядро пробьет такую обшивку. На корабле было несколько палуб одна над другой. На двух из них по обеим сторонам располагались ряды орудий – их грозные черные дула торчали из квадратных портов. Пятнадцатилетний гардемарин Огастес Кеппел, один из протеже Ансона, хвастал, что против могущественного «Центуриона» у других