Вейджер. Реальная история о кораблекрушении, мятеже и убийстве - Дэвид Гранн

Часть первая

Деревянный мир

Глава первая

Первый лейтенант

На борту эскадры у всех, кроме рундука – ящика для хранения личных вещей экипажа, – имелась тягостная история. Любовная рана, или сокрытый тюремный срок, или оставленная в слезах на берегу беременная жена. Кто-то жаждал богатства или славы, кто-то страшился наказания или смерти. Не был исключением и первый лейтенант флагмана эскадры «Центуриона» Дэвид Чип[12]. Крепко сбитый шотландец чуть за сорок, с длинным носом и пронзительным взглядом, он пустился в бега – подальше от ссор с братом за наследство, а также долгов, из-за которых не мог найти подходящую невесту. На берегу Чип казался обреченным, неспособным справиться с коварным течением жизни[13]. Однако, всходя в треуголке и с подзорной трубой на помост-квартердек бороздящего бескрайние океаны британского военного корабля, он излучал уверенность – и даже, как сказали бы некоторые, надменность. Деревянный мир корабля – схваченный узами суровых уставов военно-морского флота и морских законов, а в первую очередь крепкого мужского братства – давал ему убежище. Чип ощущал кристально ясный порядок, наконец четко видел цели. И новое задание, несмотря на всевозможные риски (от опасности заболеть или пойти на дно до вражеского артиллерийского огня), дарило ему надежду и, что важнее, шанс овладеть настоящим богатством – стать капитаном собственного корабля, владыкой моря.

Проблема лишь в том, чтобы отчалить от этой проклятой земли. Чип оказался в ловушке – воистину окаянной – на портсмутской верфи вдоль Ла-Манша, в лихорадочной тщете стараясь подготовить к отплытию «Центурион». Его массивный деревянный корпус, сорок четыре метра длиной и двенадцать шириной, был пришвартован к стапелю[14]. Плотники, конопатчики, такелажники и столяры сновали на палубах, как крысы (коих тоже хватало). Какофония молотков и пил. Мощеные улочки за верфью были запружены громыхающими тачками и запряженными лошадьми повозками, носильщиками, коробейниками, карманниками, матросами и проститутками. Периодически боцман давал леденящий душу свисток, и из кабаков, пошатываясь, выходили матросы, прощались с давними или новыми возлюбленными и спешили – насколько это возможно – к кораблям.

Это был январь 1740 года, и Британская империя спешно мобилизовалась на войну против своего имперского соперника – Испании. А решением, внезапно открывшим Чипу перспективы, стало присвоение Адмиралтейством Джорджу Ансону, капитану, под началом которого он служил на «Центурионе», звания коммодора и назначение командующим снаряжаемой против испанцев эскадры из пяти военных кораблей[15]. Повышение было неожиданным. Ансон, сын безвестного деревенского чиновника-сквайра, не имел высокого покровителя[16], лапы – или, деликатнее выражаясь, «руки», – тащившей многих офицеров вместе с их подчиненными по служебной лестнице[17]. Ансон, которому исполнилось сорок два года, поступил на флот в четырнадцатилетнем возрасте и прослужил почти три десятилетия, ни разу не удостоившись командования крупной военной кампанией и не заполучив ни одного богатого трофея.

Долговязый, с высоким лбом, он казался немного замкнутым. Его голубые глаза были непроницаемы, и вне компании надежных друзей он редко открывал рот. Некий государственный деятель после встречи с ним отметил: «Ансон, как обычно, говорил мало»[18]. Писал Ансон еще лаконичнее, точно сомневался в способности слов передать то, что он видел или чувствовал. «Читать он любил не особо, а писать или диктовать письма – и того меньше, что, воспринимаемое как пренебрежение… навлекло на него неприязнь многих»[19], – отмечал его родственник. Позже один дипломат шутил, что Ансон настолько ничего не знал о мире, что всегда пребывал «где-то поблизости, но никогда в нем»[20]. Тем не менее Адмиралтейство разглядело в Ансоне то же, что и Чип за два года службы в экипаже «Центуриона», – превосходного моряка. Ансон научился владеть деревянным миром и, что не менее важно, собой – он сохранял хладнокровие в любых ситуациях. Родственник Ансона отмечал: «У него были высокие представления об искренности и чести, и он держался их неукоснительно»[21]. Капитан сформировал узкий круг талантливых младших офицеров и протеже, боровшихся за его расположение. Позже один из них сказал Ансону, что обязан ему больше, чем родному отцу, и сделает все, чтобы «оправдать доверие, которое вы мне оказали»[22]. Если Ансон преуспеет в своей новой роли коммодора эскадры, он сможет назначить капитаном любого, кого пожелает. А Чип, первоначально служивший у Ансона вторым лейтенантом, стал его правой рукой.

Как и Ансон, Чип провел бо́льшую часть жизни в море, хотя поначалу надеялся избежать этой мучительной судьбы. Однажды британский поэт и литературный критик Сэмюэл Джонсон заметил: «Ни один человек не выберет участь моряка, если у него есть шанс оказаться в тюрьме, потому что корабль – та же тюрьма, только еще и с опасностью пойти на дно»[23]. Отец Чипа владел большим поместьем в шотландском графстве Файф и одним из тех титулов – второй лорд Росси, – знатность скорее обозначающих, нежели дающих. Его фамильный герб украшал девиз: Ditat virtus – «Добродетель обогащает». У него были семеро детей от первой жены и еще шестеро от второй, в том числе Дэвид.

В 1705 году, когда Дэвид Чип отпраздновал восьмой день рождения, отец вышел за козьим молоком и упал замертво. По обычаю, бо́льшую часть поместья унаследовал первенец мужского пола – Джеймс, единокровный брат Дэвида. Итак, на Дэвида ополчились силы, ему неподвластные, в мире, разделенном между старшим и младшим братьями, имущим и неимущим. Раня брата еще больнее, Джеймс, уже став третьим лордом Росси, часто манкировал выплатой завещанного отцом пособия: у одних кровь явно была гуще, чем у других. В поисках работы Дэвид поступил в ученики к торговцу. Увы, долги его продолжали расти. В 1714 году, когда ему исполнилось семнадцать, он бежал в море, что, несомненно, обрадовало семью Дэвида. Его опекун даже писал старшему брату: «Чем скорее он уйдет, тем лучше будет для нас с тобой»[24].

После этих неудач Дэвид, казалось, полностью погрузился в болезненные мечтания и еще тверже решил изменить то, что называл «злой судьбиной»[25]. Один, в океане, вдали от известного ему жестокого и несправедливого мира он сможет проявить себя – поспорить с тайфунами, победить вражеские корабли, выручить из беды товарищей.

И хотя Чип несколько раз преследовал пиратов, в том числе однорукого ирландца Генри Джонсона, стрелявшего из ружья, положив ствол на культю[26], эти ранние плавания обошлись почти без происшествий. А затем Чипа направили патрулировать Вест-Индию. Пожалуй, не было на флоте задания хуже – тяжелые болезни превращали индийские экспедиции в сущий ад.