Семь сувениров - Светлана Еремеева

1993 год, к примеру, врезался в память Николая как самурайский меч. Его друг, Витя Некрасов, с которым они всю школу сидели за одной партой, вышел вечером из дома прогуляться перед сном и не вернулся. Сгинул. Проходили годы. Все их одноклассники повыходили замуж или женились, работали, растили детей, а он так и остался совсем молодым. Витя заканчивал в тот год Матмех. Подумывал продолжить обучение в США. Впереди была вся жизнь. Николаю он часто снился. В этих снах он встречал Витю чаще всего на Невском. Они обменивались рукопожатиями, перекидывались какими-то дежурными фразами и уходили обычно в сторону площади Восстания, сливаясь с толпой. Когда же Николай просыпался после таких сновидений, он неизменно ощущал боль под левой лопаткой.

В этом новом мире Краснов все еще, несмотря на проходившие – после 1991-го – годы, пребывал в состоянии раздвоенности, неприятной осцилляции, вибрации. Его память хранила информацию о старых идолах и о новых: о Ленине, Берии, Троцком, Сталине, Брежневе… и о Горбачеве, Ельцине, Собчаке, Гайдаре, Чубайсе… К ним ко всем добавлялись имена новых властителей умов. Его разрывали на части эти духи прошлого и настоящего. Все они вибрировали, скользили, качались как маятники в голове. Не давали покоя. Он был из тех людей, которым, несмотря на явную успешность в карьере и внешнее благополучие, было сложно определиться. Он как бы стоял между образовавшейся трещиной и никак не мог решиться перепрыгнуть либо на одну сторону, либо на другую… что-то его так и тянуло – обрушаться вниз, полететь в неизвестность…

За месяцы работы над фильмом о творческом наследии Вениамина Волкова в жизни Николая Краснова произошли кардинальные перемены. Прежде всего, он развелся с женой, с которой прожил вместе более четырнадцати лет. С женой осталась дочь, Вера, которой к моменту описываемых событий было двенадцать лет. Жил он теперь один. Снимал однокомнатную квартиру недалеко от Чапыгина, 6[1]. По утрам шел на телевидение, затем выезжал с оператором на места предполагаемых съемок, брал интервью или ехал в центральный архив, откуда поздно вечером возвращался в квартиру, где его поджидал кот, переехавший с режиссером на съемную квартиру из той, старой жизни. После ужина Краснов обычно погружался в анализ и обдумывание обнаруженного за день материала, кот же располагался где-нибудь неподалеку, притворяясь спящим.

Примерно полгода назад, встречаясь с родственниками и друзьями Вениамина Волкова, Николай познакомился с дочерью писателя, Василисой Никитиной. Она была вдовой. Жила с пожилой матерью Александрой Генриховной и сыном Игорем, который заканчивал бакалавриат и готовился к поступлению в магистратуру. Василиса была еще молодой и красивой женщиной, но жила закрыто. На контакт шла неохотно. Она работала в одном из гуманитарных университетов Петербурга на кафедре английского языка, была специалистом по творчеству Оскара Уайльда, и особенно по тем его произведениям и дневникам, которые были связаны с годами тюремного заключения писателя и периодом после тюрьмы.

Еще до знакомства с дочерью Волкова, Краснов слышал от общих знакомых, что муж Василисы погиб в Чечне во время первой войны. Его отчислили из университета, и он попал под призыв. Погиб он почти сразу же, как приехал в Грозный, подорвался на мине. Был ему тогда двадцать три года.

Встречи с дочерью Волкова были частыми, беседы длились часами. Сначала Краснов приезжал к Василисе вместе с оператором, затем, примерно через месяц со дня знакомства, все чаще стал появляться в ее доме один. Снимать было пока практически нечего. Краснов понял, что ему были необходимы материалы, которые помогли бы пролить свет на все чаще возникающие темные пятна в биографии писателя. Он не мог уловить сути. Не мог разобраться в его личности. Понимал только, что за его официальным портретом, скрывался совсем другой образ, знакомый только его самым близким людям. Николай искал лазейку, которая позволила бы ему пробраться в те тайные пределы, которые обычно остаются закрытыми от посторонних глаз.

3

Муж Василисы, Петр Никитин, погиб в Чечне в 1994 году. Молодой вдове было на тот момент всего двадцать три. Она осталась с годовалым сыном на руках в сложный период, когда в университете платили копеечные зарплаты, а издатели печатали произведения ее покойного отца, не выплачивая деньги, которые Василисе, как правобладательнице, причитались по закону.

Тем не менее к середине 2010-х Василиса прочно стояла на ногах. Смогла наладить жизнь, подрабатывая на языковых курсах и проводя частные уроки. Она воспитала сына, была на хорошем счету в университете, хотя груз ответственности за обладание фамилией знаменитых родственников то и дело давал о себе знать. Когда в разговоре с коллегами случайно всплывали имена ее покойного отца (знаменитого писателя), дяди (известного литературоведа) или деда (бывшего работника Министерства культуры, стоявшего у истоков революции), упоминания эти нередко сопровождалось косыми взглядами, полунамеками, недомолвками. Как-никак после ряда телевизионных репортажей 1990-х годов общественности стало известно, что всеми уважаемый Вениамин Волков в начале 1960-х якобы написал донос на лучшего друга, а Семен Волков (отец Вениамина) в 1930-е годы принимал активное участие в разрушении церквей в республиках Советского Союза. Такие открытия, как правило, потомкам не прощают.

Жила Василиса в Центральном районе, куда переехала с матерью после развода родителей, еще в середине 1980-х годов. Окна ее квартиры выходили на канал Грибоедова и Спас на Крови. Раньше они все вместе занимали огромную квартиру в Петроградском районе, на углу Большого проспекта и Ждановской набережной, совсем недалеко от Тучкова моста. В ней после развода остался отец. Он прожил там – в полном одиночестве – до самой смерти. Сейчас эта квартира пустовала. Несмотря на потребность в деньгах, по неясным для Краснова причинам, даже в самые нелегкие времена Василиса эту квартиру не сдавала. А ведь аренда могла приносить неплохой доход. Это был центр Петербурга, в квартире располагалось пять комнат, три из которых выходили окнами на Неву.

От интервью к интервью Краснов расспрашивал Василису об отце, о деталях его жизни в конце 1980-х годов. Дочь писателя вроде бы подробно рассказывала о том, что помнила, на первый взгляд старалась не пропускать ни одной мелочи. Но все же Краснову все время казалось, что она чего-то не договаривает. За каждым ее вроде бы откровенным словом скрывалось что-то еще, что-то недоступное, что (боялся Краснов) она не откроет ему никогда, что навсегда так и останется за кадром.

Краснов назначал все новые и новые встречи, пытался разговорить Василису, придумывал всякие уловки, чтобы вызвать ее на откровенный разговор, но все было напрасно. Она всеми правдами и неправдами уходила от прямых ответов,