Сети Госпожи ужаса - Дмитрий Чайка

земли, который расковыряли до этого привычной деревянной сохой, стал гладким, словно по нему прошлись утюгом. Крупные комья разбились, и теперь староста неверяще разминал землю в пальцах, только что не обнюхивая ее.

— Цены этой штуковине нет, господин! — староста улыбался мечтательно и смотрел на меня совершенно счастливыми глазами. — Мы же обычно бревно покорявей берем и волочем его по полю. А тут… Да я такого себе и представить раньше не мог! Если бы еще серп… Эх! Зажили бы!

— Серп! — я изобразил фокусника, а стоявший рядом кузнец гордо достал из телеги свое изделие и протянул его крестьянину.

— Хо-ро-ош! — восторженно крякнул тот, ласково поглаживая острую железную кромку. — Ох, до чего хорош, господин! Ни в какое сравнение с моим старым бронзовым не идет. Тот просто нож кривой, да еще источенный весь. Он мне от отца достался, а ему от деда. Тут и лезвие больше намного, и изгиб куда круче. Это же какой пучок им захватить можно! Да в руку толщиной, не меньше!

— Мотыга! — скомандовал я, и староста лишь замычал, восторженно кивая. Альтернативе этой штуковине на каменных террасах просто нет. А их возводят одну за другой, опоясав ими южные склоны холмов. Там, на самом солнцепеке новую лозу посадили, которая через несколько лет даст свой первый урожай.

— Воды бы еще побольше, господин! — староста смотрел на меня так, словно я был способен щелчком пальцев призвать на его голову ливень.

— Чего не могу, того не могу, — развел я руками. — Ищите родники, подведем к полям. Можем вам кирпича выделить на цистерну. Но дождь… Нет, тут я бессилен. И даже жертвы не помогут.

Я ушел, оставив крестьянина нянчиться с подаренным ему серпом, мотыгой и бороной. Плуг я отвезу отцу. Там жирная, словно масло, земля, где будут получать неслыханные урожаи. А здесь сойдут и железные наконечники. Ведь вроде бы ерунда, но даже такая малость опередит свое время лет на восемьсот и спасет от голодной смерти множество жизней.

Рядом со мной на повозке едет Филон, на плечи которого ляжет снабжение островов новым инструментом. И внедрение новой агротехники ляжет тоже на него. Его старший сын поедет весной в Элиду, на запад Пелопоннеса, облеченный властью архонта. Я ему небольшой воинский контингент придам для начала. Там кое-кто из земельной аристократии уцелел. Как бы не взбунтовались.

— В этой деревне жертвенник новому богу поставили, господин, — несмело произнес Филон, отводя в сторону глаза. — Как после вашего указания большой урожай получили, так сразу и поставили. Староста этот сам его зажигает, не доверяет никому.

— Что еще за бог? — нахмурился я.

— Вы, господин, — улыбнулся Филон. — Вы этот самый бог и есть.

Вот те на! — совершенно растерялся я. — А как же я про такие обычаи не подумал? Тут ведь это в порядке вещей. Здесь власть не просто божественна. Она и есть самый настоящий бог. И Менелай после смерти стал каким-то мелким спартанским божеством, и Диомед в южной Италии, и даже Аякс на родном Саламине. Проще всего людьми управлять, объявив власть священной. Фараоны так уже последние две тысячи лет делают, и это отлично работает. И Александр Македонский, и римские императоры будут поступать точно так же, и это тоже будет работать.

— Вы, господин, — нарушил мои раздумья Филон, — к статуе бога Поседао давно приглядывались? К лицу, которое египтянин Анхер изваял.

— А что не так у нее с лицом? — напрягся я. Статую я видел, но она еще стоит в лесах, а потому я не смог оценить всей широты замысла.

— Так это же ваше лицо, царственный, — ответил Филон. — Горожане начали молиться той статуе, детей к ней приводят и жертвы несут. Вы бы не ходили по улицам, господин. Неприлично это для вас теперь.

Глава 2

Вход в родной город для Агамемнона стал полной неожиданностью. Его встречали радостными улыбками, и сотни рабынь, которые составляли во дворце подавляющее большинство, махали руками и оглашали воздух восторженными криками. Царь до того растерялся, что забыл, как еще совсем недавно собирался свернуть шею жене-изменщице, которая прямо сейчас встречает его, словно не виновата ни в чем. Агамемнон оставил при себе полусотню Талфибия, который обыскал дворец и никого опасного не обнаружил. Здешняя стража пожала плечами и уверила его в своей полнейшей преданности. Простым воинам было плевать, кто из царей сейчас занимает трон. Лишь бы вовремя давали зерно, вино и масло. И дрова, конечно же. Многие ведь жили во дворце вместе с семьями.

— Гекветы оставшиеся где? — процедил Агамемнон.

— Нет их, — негромко ответил Талфибий. «Спутники царя», вельможи и элита воинская, виновная в измене, из дворца благоразумно сбежала.

— Ладно, — махнул рукой Агамемнон. — Найдем их и покараем. Займись этим завтра же.

— Ступени пурпурными тканями выстелили, царь, — ткнул рукой Талфибий. — Честь небывалая. Словно бога тебя встречают.

— А я есть сейчас бог, — зло оскалился Агамемнон. — Я могу жизнь дать, а могу и отнять. И кое-кто здесь это понимает.

Мегарон, выложенный цветным камнем и расписанный с необыкновенным изяществом царями прошлого, не изменился ничуть. Как бы ни был безумен Эгисф, покусившийся на верховную власть, а тронуть здесь что-либо он не посмел. И трон на месте, и жертвенник справа от него, и стол, за которым цари пируют со своей знатью. Агамемнон поневоле улыбнулся. Родные стены вернули ему благодушное настроение, а выстроившиеся в рядок разодетые дочери пробудили какое-то чувство, отдаленно похожее на нежность.

— Хрисотемида, Лаодика, Электра! — залюбовался царь. — Девочки мои. Выросли-то как. Замуж пора выдавать. Я вам подарки богатые привез.

— Отец! — Электра, его любимица, выбежала вперед и обняла его крепко. — Я так ждала тебя!

— Прикажешь ужин подавать, господин мой? — с каменным лицом спросила Клитемнестра, одетая без обычной пышности. Напротив, вид ее скорее быдл траурным, неподобающим той, кто встречает царя-воина из долгого похода.

— Подай, — кивнул Агамемнон. — На сытый живот и поговорить можно.

— Я распоряжусь, — ответила царица и неспешно выплыла из мегарона.

— Орест где? — негромко спросил царь, и дочери смущенно потупились. Все, кроме Электры, которая никогда за словом в карман не лезла, а правду говорила даже тогда, когда ее и говорить-то не стоило.

— Сбежал наш брат, — ответила царевна. — Как только Эгисф на трон сел, так сразу и сбежал.

— А где Эгисф? — продолжил свою мысль царь.

— Да как только гонец из Навплиона примчал, — задорно улыбнулась девушка, — так он золота в мешок напихал, взял колесницы и с десятком людей ускакал куда-то. У него воинов много, но он их по дальним углам расселил. Не одна неделя пройдет,