Жемчужинка для Мажора (СИ) - Мур Лия

Естественно, Глеб мне не помогал. Не царское это дело. Но я даже была рада такому исходу. Конечно, делать всё в одиночку было сложно, учитывая, что вышмат для меня подобен иностранному языку, но работать с Соколовским в паре — страшно и непродуктивно. Лучше уж сама.

Скину ему готовый доклад файлом в одну из социальных сетей, и пусть сам решает, будет готовиться или нет. Это его дело. Так или иначе, я ни в коем случае не стану искать с ним личной встречи. Перебьётся.

Или он на это и надеется? Считает, что я струшу перед Виктором Сергеевичем и побегу искать его ненаглядное величество? Что буду умолять подготовиться вместе?

Ещё чего! Разбежалась! Пусть и думать забудет. Может, в старшей школе я бы именно так и поступила, но не теперь.

Раздражённо фыркаю вслух и захлопываю книгу по вышмату. Падающие через окно солнечные лучи освещают то, как от книги вверх взметнулись частички пыли. В воздухе стал сильнее чувствоваться ветхий запах. Учебник явно не новый и явно не первой свежести, зато верно послужил таким же прилежным студентам, как я.

Ладно, пора собираться домой. Вечереет, а мне еще целый час пилить на общественном транспорте.

Быстро чиркнув последние наброски в черновик, убираю тетрадь в сумку. Застёгиваю её и перекидываю лямку через плечо, чтобы было удобнее нести. Мимолётным взглядом прохожусь по ещё нескольким студентам, которые, как и я вынуждены были искать дополнительную информацию для отработок после пар. Их всего трое: две девушки и парень. Не так много. Из-за этого испытываю небольшое чувство несправедливости.

Почему именно мне в самом начале семестра уже приходится отрабатывать? Я вообще-то ничего не сделала!

Но поди докажи это Разумову, которому всё до фени. Делай доклад и точка. Кто прав, а кто виноват — разбирайтесь сами. Тотальная несправедливость!

Я не успеваю выйти из библиотеки. Я даже не успеваю дойти до стойки, за которой стоит библиотекарь — строгая, седая женщина с очками на крючковатом носу. Внутри меня всё леденеет, когда я вижу Соколовского на своём пути. Он стоит прямо в проходе между высоких полок и что-то ищет.

В проходе, который является единственным выходом из библиотеки.

Глеб нетипично хмур и задумчив, о чём свидетельствует глубокая морщинка между бровями. Его пальцы перебирают корешки книг на полке один за другим, и, кажется, что он действительно увлечён этим занятием. И, если бы не знакомое сосущее ощущение под ложечкой, я бы даже поверила в эту красивую, но дешёвую игру одного актёра.

Парень ещё не видит меня. Или же просто делает вид — пока не ясно. Но я решаю не испытывать судьбу и стараюсь слиться с книжными рядами. Мой план прост — быстро обойти его со спины, надеясь, что Глеб в кой-то веки взялся за мозги и пришёл сюда учиться.

На цыпочках, крепко сжимая от волнения лямку правой рукой, я двигаюсь вперёд. Мой взгляд пристально следит за Соколовским, улавливая малейшие изменения в его положении. И, когда парень собирается повернуться в мою сторону, я со скоростью звука шмыгаю вперед, намереваясь ускользнуть незамеченной.

Но не тут-то было.

Одним отточенным, резким движением Глеб выставляет назад свою длинную лапищу с зажатой книгой в ней, преграждая мне путь.

— Куда собралась, дорогуша? — Раздаётся глухой шёпот, и парень на пятках разворачивается ко мне и подходит чуть ближе, пряча от всевидящего взора библиотекарши.

И чуть ли не вжимая меня в книжный шкаф спиной.

— Домой, — решаю не вступать с ним в полемику, ибо бесполезно. Я всё равно ничего не докажу, а в библиотеку путь будет заказан — наказание от седой надсмотрщицы за нарушение правил.

— А ты ничего не забыла? — Таким же непринуждённым шёпотом басит брюнет.

Я скрещиваю руки на груди. Поднимаю глаза, перестав делать вид, что разговариваю с его распахнутой на две верхние пуговицы рубашкой. И испепеляю Глеба взглядом.

— Напомнишь? — Нагло отвечаю вопросом на вопрос.

Раньше я бы ни за что бы так не сделала. Опустила бы взгляд и молчала до тех пор, пока Соколовскому не надоест. Поэтому брови парня тут же взлетают вверх из-за того, что их хозяин явно прифигел от моей наглости.

— С памятью проблемы, седовласая? Завтра Разумову доклад нести.

— Ну, так неси. Это не мои проблемы, где ты его достанешь.

Я говорю, а сама ужасаюсь тому, что несу. Мой план отослать вечером готовый доклад Глебу в мессенджер на глазах рассыпается в щепки и летит в тартары. А виной тому тьма, что начинает сгущаться в янтарной радужке. И я уже не так уверена в том, что творю, но отчаянно решаю идти до конца.

— Напрашиваешься? — Парень угрожающе понижает голос, выставляет руку над моей головой, нависая ещё сильнее. — У тебя за лето совсем мозги отсохли? Забыла, что бывает, когда ты становишься непослушной?

На мгновение, в моих глазах мелькает страх. И я не успеваю его скрыть, поэтому приходится наблюдать, как на лице мажора расцветает понятливая ухмылка.

— Вижу, что прекрасно помнишь, детка. — Второй рукой Глеб наигранно ласково проводит тыльной стороной ладони по моему лицу. — Мне ничего не стоит повторить всё. Видимо, я стал слишком мягким по отношению к тебе в последнее время.

Внутри всё сжимается от страха. Дыхание спирает в груди, и я не могу сделать полноценный вдох. Ладони потеют, становятся влажными и холодными. Лёгкая дрожь сотрясает тело, когда в голове проносятся картины прошлого.

Он прав. Я помню. Такое невозможно забыть, хотя я много раз пыталась стереть тот день из памяти. Выжечь его вместе со страхом. Вот только всё всегда возвращалось на круги своя. И я продолжала молчать и терпеть.

Первое время я не рассказывала учителям и родителям о том, что Глеб меня достаёт. Но он никогда и не переходил черту, чтобы ему можно было за что-то предъявить всерьёз. Все в школе знали о том, что Арина Скворцова и Глеб Соколовский терпеть друг друга не могут. Кто-то поддерживал Глеба, а кто-то — меня.

Но однажды мне надоело терпеть всё это. Я попросту устала. На носу были выпускные экзамены, и я решила рассказать обо всём родителям, чтобы они поговорили с родителями Глеба и те как-то приструнили своего сына.

Вот только всё пошло не по плану… И я до сих пор жалею, что вообще открыла рот и пожаловалась родителям.

С тех пор в наши разборки с Соколовским я никого не вмешиваю.

— Ну, так что? — Глеб верно расценивает моё молчание. А посему продолжает самодовольно ухмыляться.

Мне хочется стереть эту противную ухмылку с его лица, но я лишь бессильно шиплю:

— Пошёл ты к чёрту, Соколовский! Делай, что хочешь! Ненавижу тебя!

Пусть запугивает. Я не отступлюсь от изначального плана.

Воспользовавшись его временным замешательством, ныряю ему под руку, и чуть ли не бегом покидаю библиотеку. Пожилая работница ворчит мне вслед, но я не обращаю внимания. Заветная дверь так близко.

Уже схватившись за ручку, я не удерживаюсь, оборачиваюсь, чтобы посмотреть, бежит ли Соколовский следом. И удивляюсь, когда понимаю — он до сих пор стоит там, у книжного шкафа, даже не сдвинувшись с места.

Переклинило что ли? Отлично! Так ему и надо. Успею добежать до автобусной остановки!

Вопреки ожиданиям, никто за мной не гнался по пустынным коридорам университета. Никто не поджидал меня во дворике. А на автобусной остановке не было ни одного знакомого мне лица.

Я облегчённо выдыхаю, прижимая к груди сумку. Но окончательно успокаиваюсь лишь тогда, когда сажусь в автобус. Сейчас общественный транспорт кажется мне самой надёжной защитой — вокруг много людей и, как минимум, Глеба нет в этом автобусе. И огромный жирный плюс, — Соколовский не знает мой новый адрес.

Нервозность после пережитого остаётся. Я смотрю в окно и невольно боюсь увидеть, как мой личный кошмар преследует меня на машине. Воображение рисует картины возможного развития событий — одно страшнее другого. Ехать до съемной квартиры чуть больше получаса. Поэтому я втыкаю наушники в уши и абстрагируюсь от всего. Закрываю глаза, лишь бы ни о чём не думать.