7-я книга. День Откровения - Алекс Карр

Джейн не успела сказать Наташе и слова, как в трубке зазвучали короткие гудки. Она положила телефонную трубку и бегом бросилась в ванную, прикидывая на бегу, успеет она хотя бы сделать макияж. О завтраке или чашке кофе уже не могло идти и речи, хорошо еще, что её дорожная сумка с репортерскими принадлежностями, была, как всегда, в полной боевой готовности. Наспех одевшись, Джейн пулей вылетела из своей новой квартиры, уют которой ей так до сих пор и не удалось оценить по-настоящему. Прямо на ходу она вызвала по сотовому телефону такси, которое подъехало, пока она спускалась в лифте и, сев в салон, попросила водителя ехать побыстрее.

Всю дорогу до аэропорта на лице Джейн блуждала мечтательная улыбка. Она была знакома с Наташей Кутасовой чуть больше года, но уже успела с ней подружиться и та сделала для нее так много полезного, что она, порой, даже удивлялась этому. С этой женщиной её познакомил на приеме в австрийском посольстве в Вашингтоне старый приятель, фоторепортер из "Пари Матч" Жан-Анри. Наташа Кутасова была супругой французского военного атташе и не смотря на то, что её сыну уже было четырнадцать лет, выглядела, в крайнем случае, лет на двадцать. Она была худенькой и изящной женщиной с удивительно наивными глазами, но при этом отличалась просто-таки взрывной энергией. Рядом с ней Джейн, которая была на восемь лет её моложе, казалась самой себе глубокой старухой.

Их очень сблизило то, что у Наташи, как и у Джейн, в результате войны погибли родители. Наташа живо интересовалась работой Джейн и, как выяснилось, давно хотела встретиться с ней и поэтому, когда они вместе оказались на том дипломатическом приеме, она сама послала Жана-Анри разыскать её в саду посольства, под любым предлогом привести и непременно познакомить с ней. Джейн была сразу же очарована этой веселой и непосредственной женщиной, которая совсем не была похожа на большинство жен дипломатов и так смешно говорила по-английски, нисколько не смущаясь своим неправильным произношением. Зато она была в курсе всех событий, которые случались не только в Вашингтоне, но и далеко за его пределами и имела массу знакомых как среди дипломатов, так и среди политиков, бизнесменов и уж, конечно, среди военных.

Её муж, Пьер Кутасов, потомок древнего русского княжеского рода и полковник французской армии, был очаровательно нежно влюблен в свою хрупкую красавицу-жену, а она вовсю пользовалась этим. Именно по просьбе Наташи Пьер устроил для Джейн встречу с одним из руководителей французских спецслужб и тот дал ей пространное интервью по поводу деятельности Всемирного Антикриминального Трибунала, ответив на множество вопросов с редкостным для военного терпением. Это был далеко не первый разговор Джейн с руководителем такого ранга, но впервые человек из спецслужб так откровенно отвечал буквально на все её вопросы и даже позволил использовать его высказывания без каких-либо купюр.

Генерал Морис Сен-Клод был, пожалуй, первым человеком, который честно признался, что ему нечего сказать об этой тайной организации кроме того, что известно всему миру. Он с веселой усмешкой рассказал Джейн, что все их усилия выследить хотя бы одного из членов Антикриминального Трибунала окончились полным провалом, хотя людей, подозреваемых в связях с этой тайной организацией, было задержано и допрошено предостаточно. Дело, по его словам, дошло даже до того, что он отдал приказ своим людям больше не отвлекаться на эту бесполезную деятельность и заниматься пусть и прозаическими, но зато более понятными вещами. Вместе с тем генерал не скрывал своих собственных симпатий к деятельности Антикриминального Трибунала и даже по-отечески пожурил Джейн за резкий тон её статей.

Для Джейн это не было неожиданностью. Генерал Сен-Клод хотя бы не был груб с ней при этом. Куда больше ей доставалось от простых обывателей, которые мешками слали в редакцию письма, осуждая её за клевету в адрес этой организации, остановившей насилие и вычистившей планету от всяческих негодяев. Хорошо еще, что в некоторых письмах эти люди пытались всячески облагоразумить её, наставить на путь истинный и заставить признать, что Антикриминальный Трибунал это и есть самое большое благо двадцать первого века после Института Человека. В некоторых из писем были куда более резкие заявления.

То, что Эдвард Бартон, шестнадцать лет назад заявил в Париже о создании Института Человека всего спустя две недели после того, как по всем крупным информационным агентствам был разослан меморандум о создании Всемирного Антикриминального Трибунала, Джейн не считала случайностью. По её мнению, когда он объявил Институт Человека организацией, целью которой будет не столько благотворительность, сколько активное вторжение науки в жизнь человечества и создание новых механизмов воздействия на политику, Эдвард Бартон имел ввиду, в том числе, и Всемирный Антикриминальный Трибунал. Правда, когда она впервые провела на страницах "Нью-Йорк Таймс" эту параллель, перед зданием редакции собралась такая толпа возмущенных читателей, что пришлось вызывать полицию и только ссылки на свободу слова спасли редакцию от судебных процессов, которые жаждал возбудить чуть ли не каждый житель Нью-Йорка.

Джейн всячески пыталась выйти на первых лиц в руководстве Института Человека, чтобы заставить кого-либо из них ответить на все те острые вопросы, которые имелись у нее, но ей не удалось встретиться с кем-нибудь, кроме как с людьми, отвечающими за связи с прессой. Добиться же от них ответа хотя бы на один из своих вопросов, она не могла. С дружеской улыбкой ей отвечали одно и тоже – "Без комментариев". Она написала еще одну разгромную статью, в которой подвергла деятельность Института Человека и его руководителей жесточайшей критике и обвинила их в том, что эта организация манипулирует общественным мнением и всякий раз прибегает к популистским заявлениям вместо того, чтобы объявить о своих конечных целях.

Именно в ответ на эту статью, как это полагала Джейн, в прессе было распространено довольно ворчливое заявление одного из старейших ученых-физиков, который безапелляционно заявил, что единственной целью деятельности Института Человека является сам человек и его благополучие, а все остальные выводы о пользе этой организации пусть делают люди планеты Земля, которые за первые двадцать пять лет века двадцать первого сделали доброго больше, чем за весь двадцатый век. Последние слова этого ученого были обращены ко всем скептикам и это были, как ни странно, слова благодарности. Он благодарил таких людей за то, что они заставляют его думать о том, как много он еще не успел сделать и что ему можно было бы работать продуктивнее, тем более, что теперь, выйдя из медицинской клиники Института Человека, он, наконец-то, покинул инвалидную коляску и даже снова может делать по утрам полуторакилометровые пробежки.