Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис - Кристофер Бруард

Первая глава посвящена развитию Сэвил-роу, Бонд-стрит и квартала вокруг Сент-Джеймсского дворца как локуса для одного из наиболее влиятельных и долго существовавших лондонских стилей – стиля денди и джентльменов. Соседство швейной мастерской и гардероба денди связывает воедино темы производства и потребления, в то время как современные сообщения и примеры одежды свидетельствуют об экстенсивной природе мужского гардероба и показывают, как лондонские производители и розничные продавцы утвердились в качестве создателей типичного образа денди. Представленные визуальные и текстовые материалы повествуют о персонах и времяпрепровождении, связанных с дендизмом, рассказывают об отношениях высших и низших слоев общества, которые складываются при формировании современного модного стиля. Архитектурный и экономический контекст в этой главе задает появление Вест-Энда как центра развлечений и торговли. Визуальный регистр неоклассической архитектурной грамматики и соответствующая организация улиц, парков и площадей в этот период задают пространственный контекст для изучения вопросов, связанных с публичной демонстрацией мужских вкусов и желаний.

Вторая глава развивает тему контраста в том, что касается географии и расы, представляя демонстрационный зал элитного портного и швейную мастерскую как основные места для конструирования связанных с модой идентичностей середины XIX века. Помимо этих конкретных пространств, в этой главе также будет рассмотрена значимость стиля «городская экзотика» для определения центра воображаемого исследования модных культур метрополии. Замысловатые изыски, выставленные напоказ на Риджент-стрит, здесь связываются с эстетизацией бедности и «инакости» журналистами, пишущими об Ист-Энде. Торговля подержанной одеждой и рост иммигрантских общин в Уайтчепеле, Уоппинге и Бермондси предоставили идеальную возможность для того, чтобы продемонстрировать великолепное разнообразие одежды лондонской бедноты вместе с роскошествами, выбираемыми богачами, в то время как по отношению к фигурам иностранца или покупателя из среднего класса проявлялось потенциально опасное пренебрежение. Это был период, когда авторы использовали контрастирующие друг с другом фактуры и цвета одежды, чтобы описать и прочувствовать атмосферу викторианского мегаполиса.

Третья глава посвящена моде как важному компоненту в развитии лондонской индустрии массовых развлечений в конце XIX – начале XX века. Посвященная области вокруг Стрэнда, эта глава ставит перед собой цель показать, как обычные лондонцы относились к идее о том, что их город одновременно является космополитическим, богемным, любящим развлечения, современным и внешне демократичным. Экстравагантные наряды, которые носили актрисы и исполнители номеров в мюзик-холлах, утверждали образ доступного «гламура», который связывал рискованные прелести бурлеска с рекламными способностями новой одежной индустрии Лондона. При рассмотрении роли, которую играет бурная городская культура театра и рекламы моды в фиксации и распространении модного стиля одежды лондонцев, используются соответствующие предметы повседневного быта и визуальные материалы. Несмотря на то что дизайнеры, такие как Люсиль, и законодатели моды наподобие Мари Темпест пользовались известностью у местных жителей, в этот период модные лондонцы в поисках новых стилистических веяний обращали взор на другие центры – Париж, Берлин и Нью-Йорк, в то время как развивающаяся туристическая и официальная культура их города делала выбор в пользу репертуара городских типов, чья одежда и контекст демонстрировали прогрессивную версию Лондона, в которой на передний план выходили зрелищный, новаторский и бесстыдно сентиментальный аспекты городской жизни. Таким образом, одетый с иголочки гвардеец, эстрадная артистка и недавно эмансипированная работающая женщина были такой же неотъемлемой составляющей лондонского стиля, как и безвкусные прелести бурлящей Оксфорд-стрит.

Героинями четвертой главы станут светские львицы и домохозяйки в пригородах в период между войнами, на их примере будут показаны такие противоположные стороны лондонской модной культуры периода после Первой мировой войны, как кричащие наслаждения и консервативное благоприличие. Снабжение элит осуществлялось по тем же каналам, которые оформились в конце XIX века: магазины Мейфэра и Кенсингтона в роскошной обстановке предлагали аристократкам сшитую на заказ одежду. В это же время реорганизация индустрии готового платья в соответствии с принципами Генри Форда обеспечила представительниц среднего класса качественными костюмами и платьями, которые стали основой для подобающей формы жителя пригородов. Эти конфликтующие миры встречались на тех пересечениях, которые возникли в ходе превращения Лондона в современный город XX века. В кино, на танцплощадке и в метро демократический потенциал городской моды совершенствовался для нового поколения.

Восстановление и эволюция – главные темы пятой главы, посвященной Мейфэру и Белгравии, рабочим районам Южного Лондона, и пограничному Сохо, где, по мнению покупателей, посетителей и авторов, о них писавших, зародился отличительный лондонский стиль послевоенного периода. Описывая в качестве контекста те усилия, которые на рубеже 1940–1950-х годов приложили элитные лондонские дизайнеры, в частности Дигби Мортон, Виктор Стибл, Харди Эмис и Норман Хартнелл, к созданию изысканной версии утонченного женского платья, мы уделяем в этой главе основное внимание анализу расцвета «неоэдвардианского» стиля в мужской моде тех лет. В этот период мужская одежда приобретает особенное значение благодаря своим лондонским корням и связям с субкультурными формами одежды в последующие десятилетия. Это, возможно, не такая неизведанная территория, но в главе ставится цель показать, как эти устоявшиеся стили переплетаются с географией и меняющейся социальной структурой лондонских «богемных» и подчиненных им кварталов, отражающими процессы джентрификации и перепланировки, которые изменили такие районы, как Брикстон и Хакни, Ислингтон и Ковент-Гарден.

Шестая глава раскрывает самый известный период развития Лондона как города моды. В юном образе симпатичной простушки мировые средства массовой информации нашли икону «свингующего Лондона», внешне ее эмансипированный стиль жизни и провоцирующее вестиментарное чувство символизировали все прогрессивное, что было в британской столице в 1960-е годы. Представляя Кингс-роуд как магистраль лондонского модного ренессанса, это исследование также каталогизирует более реакционные потоки, которыми направляется «свингующий город», отмечая его высокомерный характер, сексистские установки, дилетантизм и ностальгическую сентиментальность. В конечном итоге опьяняющее возбуждение 1965 года, по всей видимости, наиболее удачно было схвачено в миражеподобных образах, созданных рекламщиками. Однако помимо пышных хвалебных статей в журналах, посвященных стилю жизни, и «экспериментальных» фильмов реальным наследием «симпатичной простушки» стало появление нигилистической панк-культуры следующего десятилетия.

В последней главе Лондон конца XX века показан модным городом с развитой культурой новаторского предпринимательства и сопровождающим ее ощущением замешательства и разложения, которое парадоксальным образом способствует творчеству. Этот тезис иллюстрируется примерами прогрессивного дизайна и розничной торговли, которые размыли границы моды, черпая вдохновение из невероятно богатой культурной ткани Лондона. Корни этого феномена можно найти в том, какое образование в области моды дают лондонские школы искусств, и в более давней традиции небольших производственных мастерских, которые всегда доминировали в лондонских модных магазинах. При этом сохраняющаяся привлекательность Лондона для мировых брендов и международных потребителей в этой главе рассматривается через изучение процветающей сети существующих только в этом городе контркультурных уличных рынков, таких как Кэмден. Обе эти тенденции, вероятно, связаны с тем, что можно назвать одним из основных сюжетов этой книги (трения между индивидуализмом и коммодификацией, в результате которых постоянно генерируются новые версии городской моды), и с той значимостью своеобразия, случайности и загадочности в одежде жителей Лондона. Это ощущение случайности и чуда, наконец, подводит меня к цитате теоретика архитектуры Игнаси де Сола-Моралеса. Процитированные Джулианом Уолфрисом в работе о городском тексте XIX века, эти слова, на мой взгляд, свидетельствуют о том, насколько близки неуловимый опыт города и мимолетные значения моды, о чем не в последнюю очередь говорит выразительная идея «складки», которая показывает, как одно может определять другое. Наконец, оно может стать красноречивым девизом для тех, кто ищет вдохновения в вестиментарном прошлом Лондона: