Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

потолка, и край портьеры из дорогой и покрытой изысканной вышивкой ткани. Дополняли обстановку две прекрасные мраморные софы, что стояли слева и справа от входа.

Закончив этот маленький осмотр, служанка постучала в дверь. Богато одетый и очень красивый молодой человек открыл и спросил, чем он может услужить.

— Вот это, господин, моя дочь, — женщина обернулась и указала на свою госпожу. — Ее мучает жажда, но она брезгует пить из посуды продавца воды: дайте ей напиться, мы будем вам очень обязаны.

— Сейчас, госпожа. — Молодой человек исчез, затем вновь появился с чашей, полной воды, и вручил ее служанке.

Женщина передала воду царевне, и та отвернулась к стене, чтобы никто не видел ее лица{26}, пока она будет пить. Затем служанка вернула чашу молодому человеку, поблагодарила его от себя и от своей мнимой дочери, и обе женщины вернулись во дворец.

Когда халиф послал своей жене блюдо с катаифами, он велел сказать, что это знак и залог мира. Главный евнух, который нес пирожки, не ведал, каким образом халиф втайне от всех их приправил, и слова своего господина точь-в-точь не передал, ибо решил, что главное — предупредить о визите. Царевна, взволнованная полученным известием, поставила блюдо на столик и забыла о нем.

Вернувшись в свои покои после раздачи подаяний, она заметила катаифы, подумала, что они могут послужить хорошей платой за чашу воды, и позвала служанку:

— Отнеси сейчас же это блюдо с катаифами тому молодому человеку, которому я обязана за воду и любезность.

Служанка застала господина в прохладной передней, где тот сидел на софе, прячась от послеполуденного зноя.

— Моя дочь и я, — сказала она, — очень тебе признательны за доброту и почтительность: соблаговоли принять от нас эти пирожки как свидетельство нашей благодарности за твою обходительность.

— Коль тебе угодно, госпожа, воздать мне за такую малость, не стану перечить, чтобы никого не обидеть. Поставь тарелку вон туда. — И молодой человек указал на вторую софу, что стояла у противоположной стены передней.

После непродолжительного обмена любезностями служанка поклонилась и вернулась во дворец.

Только затворилась за нею дверь, как в дом молодого человека явился квартальный сторож, чтобы поздравить его с праздником и получить полагающийся по случаю подарок{27}.

— Возьми блюдо с катаифами, — сказал молодой человек.

Сторож поклонился, поцеловал руку своему благодетелю и очень довольный отправился домой.

Жена сторожа, увидев его с огромным блюдом в руках, закричала:

— Откуда такое блюдо, муж мой? О, горе мне! Несчастный, ты украл его?

— Нет, жена, — ответил сторож. — Это мне подарил газеб[3]{28}, приближенный халифа. Да хранит его Аллах! Давай утолим голод этими катаифами — они же такие вкусные!

— Чревоугодник! — возмутилась жена. — Ты не посмеешь лакомиться столь дорогим угощением: эти сладости не для нас, бедняков, надо их продать и на вырученные деньги купить другой еды.

— Жена! Жена моя! — взмолился сторож. — Бог послал нам катаифы, и я хочу их отведать.

— Ты и пальцем к ним не притронешься, — ответила разгневанная женщина. — У сына твоего нет ни шапки, ни сандалий, я почти раздета, да и сам ты ходишь в лохмотьях. Сейчас же иди и продай блюдо и пирожки, все до последней крошки, а деньги принеси домой.

Сторож не мог противиться жене: он отправился на базар и отдал блюдо зазывале. Какой-то торговец купил у него всё, как есть, заплатил, забрал товар и ушел. Потом он пригляделся, увидел, что по краю блюда начертано имя Харуна ар-Рашида, кинулся обратно на базар, подбежал к зазывале и закричал:

— Забери назад свое блюдо, или ты хочешь моей погибели, хочешь, чтобы меня заподозрили в краже царской посуды?

Зазывала увидел, что торговец говорит правду, испугался до полусмерти и скорее полетел, чем побежал, во дворец. Там он стал просить допустить его к халифу и показал катаифы и посуду, на которой они лежали.

Харун узнал подарок, который он с таким тщанием приготовил для царевны. Тут надобно сказать, что этот великий человек обладал тем недостатком, что слишком высоко ценил всё, что делал своими руками, и, украшая катаифы, он надеялся, что не только приятно поразит свою молодую жену, но и позволит ей проявить щедрость к своим невольницам. При этом всё будет выглядеть так, будто она всего-навсего угощает их пирожками.

Нарушение этого маленького, но изящного замысла не понравилось породившей его государевой голове. К этому добавилось еще одно досадное соображение: подарком, который шел из его царских рук, пренебрегли, его недооценили, несмотря на слова, переданные с евнухом, и халиф сильно разгневался на персидскую царевну.

— Говори, — мрачно приказал он зазывале, — кто дал тебе мое блюдо с катаифами?

— О всемогущий халиф, — ответил несчастный, — мне дал его сторож такого-то квартала, чтобы я выставил его на продажу.

Харун потребовал, чтобы сторожа привели к нему в цепях, с непокрытой головой и босыми ногами. Беднягу схватили и доставили во дворец, как и было приказано. Поняв, что причиной несчастья послужили катаифы, старик всю дорогу тихо проклинал жену.

— Подлая тварь, — бормотал он, — ты создана, чтобы подводить мужчину, и подводишь, даже когда хочешь услужить! Нет, нельзя тебя слушать, а особенно твоих добрых советов! Дала бы мне самому съесть катаифы, и мы бы горя не знали! Но ты строила из себя хозяйку, рачительницу: первая женщина погубила первого мужчину, и все ей подобные не успокоятся, пока не изведут мужчин всех до единого. Из-за тебя на мою голову пал гнев повелителя всей земли, ну что ж, попробуй теперь дать совет, который спасет меня, хотя уста твои лживые вряд ли могут произнести что-нибудь толковое.

Халиф оборвал глухие бормотания сторожа, спросив, кто дал ему блюдо с катаифами.

— Говори, несчастный! — раздраженно потребовал Харун. — Говори, или голова с плеч!

— О повелитель правоверных! — дрожа, ответил старик. — Не гневайся, не губи невинного! Это газеб Ималеддин, ваш приближенный, дал мне в подарок блюдо и катаифы.

Имя Ималеддина, казалось, удвоило ярость халифа: сначала он приказал привести постельничего с непокрытой головой и босыми ногами, связать ему руки и намотать муслиновую чалму ему на шею{29}, а потом — сровнять с землей дом газеба и забрать оттуда мебель и прочее имущество.

Посланцы халифа отправились к приговоренному, окружили его дом, стали