Условия жизни (СИ) - Какурин Александр

Наконец-то настал этот тревожный и одновременно радостный день, выписки из клиники. Костик прощался со своим единственным другом Антуаном. Тот был вял, апатичен и почти не реагировал на слова Медведева. Три дня назад Антуана посадили на новые таблетки.

— Ты сегодня что-нибудь ел? — Костик вложил в руку друга печенье.

— А оно не отравленное? — Антуан разломил галету пополам. — Я боюсь, что меня здесь убьют.

— Ну, ни придумывай. Вот видишь, я ем и ни чего, — Медведев надкусил печенье.

Подошел санитар.

— Собирайся, тебе пора.

— Да, сейчас, всего минуту, — Костик обнял Антуана, уткнувшись лицом ему в плечо. — Ты поправишься, обязательно, только надо в это верить.

— Галета действительно вкусная, — Антуан толи ни расслышал, толи ни понял смысл медведевской фразы.

От этого у Костика сильно защемило сердце. Он понял, что больше ни когда не увидит этого человека, а если даже и увидит, то Антуан вряд ли его узнает. На глазах навернулись слезы, и Медведев сильнее вжался Антуану в плечо.

— Ты что плачешь? Не надо, я тоже сбегу из этого ада. — На краткий миг Антуан стал прежним, таким, каким он был еще две недели назад.

Размазывая слезы по щекам, Костик заглянул французу в глаза, но в них уже угасала искра разума.

— Прощай, может когда, свидимся, — Медведев трижды расцеловал Антуана в щеки.

— На, съешь, — Антуан протянул Костику половину галеты.

— Нет, это же я тебе дал, вот еще, — Медведев отдал ему весь свой запас галет.

— А они не отравленные? — Антуан принюхался к печенью.

Не в силах, что-либо ответить, Костик показал французу большой палец и, повернувшись, пошел скорым шагом прочь.

За те восемь лет, что Костик провел в психушке, он не накопил практически ни каких вещей. Поэтому к воротам клиники он подошел налегке. На нем были выданные взамен пижамы: буро-зеленые, выцветшие от многочисленных стирок шорты, и едко желтая футболка с надписью «Елисейские поля». Ступни ног защищали, растоптанные, заношенные сандалии, норовившие соскочить при первом же шаге. Как сувенир о психушке, в кармане Медведева лежала металлическая ложка, с выбитым на обратной стороне рукоятки номером тридцать шесть.

Из будки вышел вооруженный автоматом охранник. Санитар, сопровождавший Костика, передал автоматчику документы. Тот, небрежно просмотрев их, усмехнувшись, показал на Медведева дулом автомата.

— На остров?

— А куда еще? — вопросом на вопрос ответил санитар.

Охранник надавил красную кнопку на пульте, и ворота медленно, с гудением распахнулись.

«Вот она свобода!» — Костик развел руки в стороны и, приподнявшись на мысках, потянулся. «Теперь полечу как птица!» — Медведева только смущало, что ему не выдали ни денег, не документов. О чем он не замедлил поинтересоваться у санитара.

— Ах да, чуть не забыл, — тот достал из папки справку.

Костик бережно как драгоценную взял ее в руки. В справке сообщалось, что она выдана Константину Медведеву, стояла круглая печать клиники и подпись главного врача Гарисона.

— А паспорт? — такой справки Медведеву показалось мало.

— Потом, после получишь. Вот тебе полагающиеся деньги. — Санитар протянул Костику банкноту в пятьдесят евро.

«Странная какая деньга, раньше таких не было?» — Медведев изучил купюру с обратной стороны.

— Только все сразу не трать, — в голосе санитара проскользнула ирония.

Шуршащие в руке деньги навеяли Медведеву воспоминания о Камнегорске, как он на сэкономленный со школьных завтраков рубль накупил стаканчиков фруктового мороженого по семь копеек, а потом угощал ими девчонок в классе.

— Хорхе тебя проводит, — голос санитара вернул Костика к реальности.

Из будки вышел другой охранник, тоже вооруженный калашниковым.

— А куда? — Медведев убрал справку и деньги в карман.

— Не на улице же тебе жить, — Хорхе подтянул лямку автомата на плече. — Тут недалеко, есть деревенька, тихая, спокойная. То, что тебе сейчас надо. Поживешь там, акклиматизируешься, а потом уже можешь и в Сан-Мигель подаваться.

— Да, наверное, в город мне сразу ни стоит, — согласился Костик, делая первый шаг на свободу.

За воротами росли те же пальмы и кусты, что и в психушке, но Медведеву они сейчас показались другими — более нарядными и сочными. Даже пыль дороги, в которой по щиколотку утопали ноги, представлялась мягким пушистым ковром. Адреналин свободы бурлил и пенился у Костика в крови — «Весь Мир теперь мой! Больше я с ним ни расстанусь, обниму руками, стисну, и буду держать, держать, держать!». Захотелось сплясать в присядку и спеть не подобающее для местного климата «Ой мороз, мороз!». Но вот так сразу полностью раскрепоститься не получилось. «Задушенный» и «задавленный» годами жесткой дисциплины в клинике — «Нельзя, не сметь, ходить строго по дорожкам, молчать, принимать лекарства!», Костик «со скрипом» превозмогая табу, сделал первый робкий шажок на пути «неповиновения». Щелкая в такт пальцами, он тихо подхватил: «Не морозь меня, моего коня!». Двигавшийся рядом хмурый Хорхе, бряцая прикладом автомата о ножны тесака, не обратил внимания на «вольность» Медведева.

Петлявшая среди деревьев и кустарников дорога привела Медведева с охранником к деревянному причалу на берегу моря.

— Вот и твоя лодка, — Хорхе показал на пришвартованную рыбацкую шхуну. — На ней и доберешься.

— А это ты, — из капитанской рубки потягиваясь и зевая, вышел бородатый мужик. — А где второй?

— Какой ты скорый, его еще разыскать надо, — Хорхе поднялся на шхуну. У тебя выпить чего ни будь, есть? А то в горле от этого пекла пересохло.

— Да, солнце нынче жгучее, — облокотившись о перила, капитан почесывал бороду. — Ром будешь?

— Мне все сгодится, — Хорхе отер рукавом капли пота с лица, — лишь бы сразу с ног не валило.

— Бутылка в рубке на столе за картами. Мне только ни забудь пол стакана плеснуть, — капитан показал рукой охраннику, где искать ром.

Костик ходил по причалу, осматривая корпус шхуны.

— Долго ли нам плыть? — Медведев остановился у трапа.

— Погода пока держится, — капитан посмотрел на безоблачное синее небо. — Но это не надолго. Еще час промедлим, и начнется болтанка, а там…! — он махнул рукой и скрылся в рубке.

Не добившийся вразумительного ответа от капитана, Медведев снова принялся изучать шхуну. Старая посудина, с облупившейся на корме краской, явно пережившая ни один шторм, показалась Костику какой-то странной. Во-первых, у шхуны отсутствовало какое либо название — «В клинике каждый предмет подписан, даже моя столовая ложка и та с номером. Прямо ни шхуна, а призрачный «Летучий голландец»!». Во-вторых, рыболовные снасти при ближайшем рассмотрении оказались бутафорскими — «На них и бычка-заморыша не поймаешь!». И в-третьих, самое главное за капитанской рубкой стоял большой пулемет, явно от вертолета. На палубе Медведев нашел стреляные гильзы — «Акул они, что ли распугивают?». Затем Костик нафантазировал, что в здешних водах водятся кровожадные пираты, грабящие и топящие суда. «Может тогда не плыть? Чего зря рисковать. Поживу пока здесь на берегу, или потихонечку пойду в Сам-Мигель».

С этими мыслями, сморенный жарой Медведев закимарил возле накрытого брезентом ящика.

Уже не в первый раз ему снился Париж, залитая солнцем площадь, маленькие уютные кафе, туристы с фотоаппаратами, щелкающие вспышками на каждом углу. Он сам загримированный до неузнаваемости, с красным бутафорским носом, в клоунском синем с золотыми звездами костюме показывающий фокусы и пантомимы прохожим. И наконец девушка, красавица с большими серыми, капельку удивленными глазами, с розовыми пухлыми улыбающимися губками и золотистыми длинными почти до середины спины волосами, протягивающая ему двадцать франков. В прошлый раз на этом сон обрывался, на этот раз Костик предложил девушке выпить с ним кофе. Посмотрев на наручные часы, она согласилась.