Катрин Денев. Красавица навсегда - Андрей Степанович Плахов

уязвлен. Разрыв оказался явно не в его пользу: карьера Брижит неслась вверх, его же собственная после первого успеха топталась на месте, и нередко его просто использовали как профессионала, чтобы подстраховать режиссеров-дилетантов, вдохновленных идеями Новой Волны, но не имевших никакого профессионального опыта.

Вадим несет бремя славы прирожденного Пигмалиона и пытается вылепить новую Бардо из золотоволосой датчанки Аннет Стройберг. Увы, досадная осечка: после одного-двух фильмов успех от нее отворачивается, к тому же Аннет, на которой Вадим поспешил жениться, тут же наставляет ему рога. Одно утешение – оставшаяся от этого брака дочка Натали, которую отец обожает, сам (несмотря на любовь к ночным гулянкам) воспитывает и нежно называет Блошкой. К тому моменту, когда Вадим пересматривает свою жизнь и ищет новый объект, которым можно увлечься, относится его встреча с Катрин Дорлеак. Именно так звали будущую Катрин Денев – девушку из артистической семьи, младшую сестру восходящей звезды французского экрана Франсуазы Дорлеак.

При естественном сходстве сестры были очень различны. Франсуаза, эксцентричная и порывистая, легко вписывалась в богемное окружение. Катрин, казалось, пришла совсем из другого мира. И войдя в профессиональную среду, сохранила сдержанность, которую всегда ценила в других. С улыбкой вспоминает, как просиживала целые вечера в компании, не проронив ни единого слова: «Очень долго меня считали не то чтобы робкой, а просто-напросто недалекой. Представьте хорошенькую девушку, которая ничего не в состоянии сказать, очень быстро за ней закрепляется соответствующая этикетка…»

Именно так ее восприняла поначалу Брижит Бардо: «Семнадцатилетняя брюнеточка, которая носила прическу, как у меня, и одевалась, как я. Она выглядела эдакой простушкой, чем иногда ужасно раздражала».

Но тогда Брижит раздражения не выказывала и охотно учила играть Катрин на гитаре: эта трогательная сцена даже запечатлена в снятом Вадимом любительском фильме.

До встречи с Вадимом самое большое влияние на Катрин имела Франсуаза, хотя в семье было еще две сестры и все четверо жили дружно. Катрин родилась 22 октября 1943 года, Франсуаза была на восемнадцать месяцев старше. Разница небольшая, и в детстве сестры, спавшие в одной комнате на двухъярусной кровати, чувствовали нераздельную родственную связь – почти как у близнецов. Вадим пишет в своих мемуарах, что никак не мог запомнить, кто из девчонок спал наверху. На сохранившейся фотографии, снятой в их спальне, сестер и впрямь не сразу отличишь друг от дружки, и все-таки Катрин выглядывает сверху, со второго «этажа», и кажется более взрослой.

Девочки росли в фешенебельном 16-м округе французской столицы. Париж и маленькая деревушка на Сене были декорациями их детства. Отец семейства Морис Дорлеак зарабатывал раньше театральными турне, а теперь дубляжом фильмов для фирмы «Парамаунт», иногда брал туда дочерей поучаствовать в озвучании и заработать немного карманных денег. Мать – Рене Денев – тоже профессиональная актриса – занималась домом, хотя сцену не бросила и многие вечера проводила в театре. Преданность профессии была наследственной: бабушка Катрин в свое время работала в Одеоне. Между прочим, по отцовской линии у семейства Дорлеак есть дальние родственники в России, среди которых известные музыканты Дорлиак. (Это не ошибка, в России фамилия звучала иначе.)

Ничто в те годы не предвещало будущего жизненного выбора Катрин. Как-то безымянный фотограф отщелкал целую пленку: на ней, словно в замедленной съемке, изображена четырехлетняя девочка с пухлыми щечками и живыми глазами, с косичками, челкой и двумя белыми бантами, одновременно кокетливая и перепуганная. Она производила впечатление странного ребенка: не играла в куклы, не увлекалась чтением, не ходила в театр. Морис Дорлеак впоследствии повторял в некоторой растерянности: «Никогда не знал, о чем Катрин думает. Мы были близкими людьми, но совершенно не знаю, что о ней рассказать».

Сама Катрин кое-что все же рассказывает: «Была застенчива, боялась даже маскарадов. Новогодние балы становились для меня наказанием. Не найдете ни одной фотографии, где я была бы в кругу веселящихся».

Как-то раз она сказала: «Знаете, я не поклонница Фрейда. Но, думаю, он был прав, говоря, что все в человеке заложено в детстве. Я знаю, я просто уверена, что пережила тогда какую-то травму, шок, что-то связано у меня с воспитанием, отчего развилось чувство вины, от которого я так и не избавилась».

В другом интервью – более конкретное объяснение: «Тяжелая болезнь матери, которую едва вытащили из лап туберкулеза, на всю жизнь наполнила меня опасением, что сама заболею и умру, лишусь кого-то очень дорогого. По этой же причине у меня и сейчас сравнительно мало близких друзей. Страшусь отношений, которые скоро кончаются и от которых остается боль утрат».

И в самом деле, Катрин еще в молодости придется пережить и мучительные разрывы, и смерти близких людей – прежде всего, Франсуазы.

Морис Дорлеак прожил сравнительно долго, но и его смерть стала тяжелым ударом для Денев. Этот красивый, добрый и сердечный человек гордился своим семейством, уверял, что только дочери дают почувствовать настоящее родительское счастье. Считая маленькую Катрин, обыкновенную девочку с темно-русыми волосами, очень хорошенькой, он еще в ту пору говорил: «С таким лицом, как у тебя, было бы преступлением не сниматься». Рене Денев пресекала эти разговоры: «Перестань хвалить внешность детей – это вредно для них». Другого мнения придерживалась и насчет семейной профессии и еще несколько лет назад говорила своей прославленной дочери: «Ты неблагоразумна, моя девочка!» Она явно опоздала со своими предупреждениями лет на сорок…

Если детство Катрин и не было безоблачным, тем не менее его не омрачала безалаберность, обычная для семей, ведущих «цыганскую» жизнь: «Я никогда не знала хаотично-артистической среды, где когда попало идут спать, а дом заполнен артистами. Мои родители не принадлежали к богеме. Они играли в театре, а театр – это дисциплина. Кроме того, это такая профессия, которой занимаются вечерами, что позволяло нам в течение дня вести нормальную жизнь».

И еще красноречивее признание, быть может, неожиданное на фоне других: «Когда заглядываю внутрь себя, можете быть уверены: я не так уж отличаюсь от той девочки, что играла на бульваре Мюра вместе с Франсуазой и маленькой Сильви (третья сестра Дорлеак. – А. П.). Такое детство, как мое, всегда остается источником радости».

Радость была связана с природой. Катрин называла свою мать «настоящей садовницей», и та передала эту страсть дочери: «Каникулы я проводила в деревне, обожала лес весной, летом – стены, увитые плющом. Попав снова в сад, я как бы возвращаюсь в свое детство».

Когда Катрин исполнилось одиннадцать, она поступила в лицей. Училась прилежно, но посредственно и не проявляла особых интеллектуальных устремлений. При этом родители позаботились, чтобы девушку хорошо воспитали: обучили языкам,