Не выпускайте чудовищ из шкафа - Екатерина Лесина

Участок на острове был небольшим, что и понятно. Полицмейстер, помощник такового, сиречь я, заодно уж и по розыску числимся, пара околоточных надзирателей да жандармы.

И то градоправитель то и дело вздыхает, что очень уж нас много.

Дескать, бюджет. И расходы.

А остров-то тихий. Тут, может, свой участок и вовсе не надобен. И главное, он ведь на самом-то деле не особо надобен. Такой. Сыск? Что тут искать? Лодку, которую один рыбак у другого спер? Или кто сети деду Макару попортил?

Драки и те в трактирах случаются редко. Да и… сами разбираются. Нас уже зовут, если вдруг покойник случился. А такое на моей памяти дважды было. Нет, не покойники, те случались частенько, но чтобы эти покойники нашего участия требовали.

Вот и…

Покойник.

Опять он. Не к месту. Я провела рукой по волосам, которые снова поднялись, норовя завиться мелким бесом. Надо было вчера пастой смазать. Или поутру еще. Я ж на той неделе прикупила. Уж не знаю, чего ради, порой и у меня приступы блажи случаются.

– Уволят тебя! – Никонов ткнул пальцем в газету, видать, какое-то из брачных объявлений тронуло его сердце. Скорее всего, суммой указанного доходу невесты, потому как на иные параметры Никонов разумно не обращал внимания. – Поглядишь тогда!

– Тогда-то я тебе точно шею сверну, – сказала, чувствуя, как нехорошо сжимается сердце в груди.

Не уволят. Меня не могут уволить.

Договор.

Был.

И… и сколько лет прошло? Десять? Нет, больше… тут, на острове, время что вода.

– Ты… ты того! – Никонов поспешно вытащил серебряный крест на цепочке.

Крест был внушительным, такой священнику носить бы. А потому лучше не думать, откуда он у Никонова взялся.

– Не действует это на меня. – Ткнула в крест пальцем, поглядела, убеждаясь, что ожога нет. И палец Никонову же продемонстрировала. – Так что чего другого выдумай.

– Вот что ты за баба… – проворчал он, крест, однако, убирая. – Ни рожи, ни обхождения… ты так замуж точно не выйдешь!

– Я уже была.

– И как? – Он аж подобрался, и глаза так блеснули, предвкушающе.

А то, о моей личной жизни в конторе еще те сказки ходили.

– Не понравилось.

– Это просто у тебя мужик неправильный был…

Что-то он еще говорил. Никонов в целом мужик не плохой, но болтливый безмерно. И сволочь. Как одно с другим сочетается? Не знаю. Но мы с ним еще на Большой земле встретились, когда банду Севки Хромого брали.

Та еще погань. Но спину я Никонову прикрывать позволю.

Сволочь, да. Но своя. Проверенная.

Ладно, не о том.

Я поднялась по скрипучей лестнице. Ступенек всего десяток, но у каждой свой голос. И Медведь наверняка слышит. Знает. Медведь всегда знает, когда я прихожу.

– Опять проспала? – Он сам открыл дверь и отступил, потому как иначе мне было бы не протиснуться. Каморка у него именно такая, какая и должна быть у лица столь важного. Стол вон влез. Шкаф. И сам Медведь. А это уже много. – Ладно, неважно… заходи. Как Софьюшка?

– Курить бросает.

– А… ну да… Да, и как? Хотя… – Махнул ручищей.

Медведь – он и есть Медведь. Огромный. И страшный. Для чужих. Унтер-офицер. Бывший. И не просто так, а из личного его императорского величества Михаила Романовича отряда.

– Садись куда…

Куда?

Выбор невелик. Стул колченогий да кресло с ободранной спинкой, ибо Медведь слишком честный, чтобы взятки брать, а пенсия у него вкупе с жалованьем не столь велики, чтобы хватило на этакую ерунду.

Во всяком случае, не когда у тебя молодая жена.

Появилась.

Я поморщилась и велела себе успокоиться. Появилась и появилась. И хорошо. Мне бы порадоваться, что хоть кто-то жить начал. А радости не было. Только раздражение и глухая ядовитая зависть.

Присесть я присела. А Медведь вот не спешил.

Стоял, чуть покачиваясь.

Кресло мы ему с Софкой поднесли, еще когда только-только переселились на остров и тешили себя надеждой, что уж здесь-то все будет иначе. А он принял. Попробовал бы не принять.

– Тьма, ты…

Я напряглась. Если уж Медведь не по имени обратился, то… нет, оно, конечно, можно. Я и сама-то его Медведем кличу. В мыслях. Так-то он Османов Олег Ефремович, ежели по паспорту, но Олега Ефремовича я знать не знаю, а с Медведем мы изрядно крови пролили.

Там.

В прошлом.

В прошлом, которого нет.

Не выпускайте чудовищ из шкафа.

Что за глупая фраза… и, главное, прицепилась. А Медведь смотрит так жалко, что охота затрещину отвесить.

– Говори уже, – вздыхаю, понимая, что лучше б меня и вправду уволили. – Уезжаешь?

– Софья?

Я покачала головой.

– Ты же знаешь, что она больше не видит.

– Ну да, ну да… – Он провел ладонями по голове.

Голова у него массивная и бугристая, в шрамах вся. Это когда он под осколочную огненную угодил. Чудом вытащили. И… и волосы не растут почти. На шрамах. А между ними пробиваются седою щеточкой. И оттого черепушку Медведь предпочитает брить налысо.

Не знакомых с ним людей впечатляет.

– Из-за нее, да?

– Тьма… – Он все-таки сел.

На пол.

И плевать на мундир, хотя не понятно, с чего это Медведь ныне парадный нацепил. Он форму любит примерно как я городские танцы. И нехорошее предчувствие окрепло и оформилось.

– Сердце у меня, – тихо произнес он. – Ты же знаешь… ты тогда меня вытащила… спасибо. Я и вправду помню.

Кто бы сомневался. И я помню. Хотя многое отдала бы, чтобы забыть. Хоть что-то забыть.

Не выпускайте…

В шкаф, мать вашу!

– Тогда еще целитель, ну, помнишь, говорил, что я чудом… и собирали.

По кускам. Не только его. Но ему повезло, что все куски были на месте. А целитель, мастер Зикорский, был старым въедливым козлом, который не пропускал ни одной юбки, но при этом лучше него спеца на нашем участке фронта просто-напросто не было.

– Ну и предупредил, что оно свое все равно возьмет.

Это я понимала.

– Давно?

– Да уж лет пару как. Сердце прихватывать начало. А в прошлом, помнишь, слег?

Еще бы. Я тогда испугалась до усрачки, потому что… потому что не имел он права умереть. Просто не имел, и все тут!

Не сейчас, когда войны нет!

Медведь дернул башкой.

– Оно вроде простуда. Хрень же ж. Чтоб штурмовик и с простуды. А оказалось, что тоже сказалось. Мне… посоветовали уехать.

– И какого хрена ты до сих пор тут?

Медведь виновато потупился. Ну да… как он мог бросить. Нас. Меня. Софку. Никонова вот с его безумным желанием отыскать ту самую состоятельную и молодую вдову. Молчаливого Барского, который периодически уходил в запои.