Женись на мне (сборник) - Ирина Степановская

Елена снова перевернулась на спину, откинулась на подушку, стала мысленно прокручивать в голове виды столиц мира, где ей приходилось бывать. «Да, красота, – подумала она и вздохнула. – В тренажерный зал опять сегодня не попала. Завтра, значит, должна заниматься по крайней мере в полтора раза больше. Как неохота, а надо работать. Для себя, для любимой, не для постороннего дяди!»

Колеса мерно стучали, площади и соборы чужих столиц слились в одну пеструю расплывчатую картину, и Елена незаметно уснула тревожным сном. Ей снился очередной спектакль, партнер, подававший ей реплики невпопад, и она сама, как пень, вдруг застывшая на сцене, в одночасье забывшая все слова.

В служебном купе разметалась во сне Лидкина товарка, вздрагивая всем телом и поводя руками. Ей снилось, что пьяный отчим не пускает ее домой и зачем-то изрезал ножницами ее самое лучшее платье. А Лида убирала остатки еды со стола и так и этак прикидывала, как сэкономить еще несколько сотен, чтобы купить сыну новые кроссовки, а дочке брюки с заниженной талией и кружевной топ с узким воротником. В Бологом она, как всегда, вышла посмотреть, не сядут ли к ней пассажиры, но в их дорогой вагон там практически никто никогда не садился. И Лидка в который раз поблагодарила судьбу за то, что смогла устроиться на эту работу, чтобы почаще видеться с сыном, а заодно и мужу дать возможность почувствовать себя ответственным за хозяйство. Конечно, трудно было в короткие промежутки отдыха притащить домой килограммы еды, все перестирать, перемыть и переделать, но по-другому жить нельзя – надо терпеть и радоваться, что еще не все так плохо. Сын учится, девочка подрастает, муж вроде не пьет, и старенькая мама пока ходит самостоятельно.

Утро в Москве выдалось не пасмурное, но какое-то пыльное, серое. Елена встала заранее, оделась, умылась, привела в порядок лицо. Когда она выглянула в коридор, проводница со светлыми кудряшками как раз пылесосила ковровую дорожку. Елена села в своем купе на диван, но дверь закрывать не стала. Когда пылесос поравнялся с ее дверью, она вышла в коридор, ухватилась рукой за поручень. Проводница поправляла ковер, Елена ей мешала, та выпрямилась, посмотрела пассажирке в глаза.

– Вы не могли бы на минутку зайти в купе?

– Здравствуй, Лида! Не узнаешь? – сказала Елена и тоже посмотрела прямо в глаза бывшей подруге.

– Узнаю, Лена. Как не узнать! Но все-таки зайди в купе, ты мне мешаешь.

Елена послушалась, присела на диван, задрала ноги. Лида невозмутимо продвинулась дальше, привычно орудуя резиновым хоботом пылесоса.

– Я хотела спросить тебя… – начала Елена, но сделала паузу. – Ты вернешь мне билет? Он нужен мне для отчетности.

– Верну обязательно! – заверила Лида и покатила пылесос к следующему купе.

Лена откинулась на сиденье и закрыла глаза.

– Чай, кофе, свежие булочки! Извините, а можно у вас автограф? – В проеме двери возникла другая, молодая проводница с тележкой на колесиках и ручкой в руках. Елена открыла глаза, огляделась. На глаза попался женский журнал. Аккуратно расписавшись в углу собственной фотографии, помещенной на первой обложке, она протянула журнал проводнице. – Ой! – в восхищении пискнула та и прижала журнал к самому сердцу. Елена снисходительно, но приветливо улыбнулась, а проводнице показалось, что глаза у нее как-то по-особенному блеснули. От чая, кофе и булочек, разогретых в микроволновке, Елена, естественно, отказалась.

Когда поезд наконец втянулся на Ленинградский вокзал, она, уже готовая к выходу, стояла в проходе в светлых мехах, с элегантной дорожной сумкой и привядшим букетом роз и смотрела в окно. Встречающих было мало, и поэтому она сразу увидела внушительную и всем известную фигуру Алексея Александровича, нежно подавшего ей руку и загрохотавшего баритоном так, что отдельные ноты залетали в самую высь под своды стеклянной крыши вокзала. Молоденькая проводница, провожавшая пассажиров, восхищенно смотрела им вслед. Она заметила, что Елена Зверева, уходя, обернулась и посмотрела вокруг себя, будто кого-то искала. Непосвященному могло бы показаться, что вежливая актриса ищет взглядом другую проводницу, чтобы попрощаться и с ней, но на самом деле Елена Зверева, будто примеряя на себя совсем другую роль, обернулась в поисках высокой мужской фигуры в старинном военном плаще, с горящим любовью взглядом. Но поскольку никакой похожей фигуры поблизости не оказалось, а все более или менее приличные мужчины торопились прочь по своим делам, Елена затаенно вздохнула, подставила мужу щеку для поцелуя и стала слушать его не лишенный остроумия рассказ о театральных делах.

«Да и зачем они нужны, эти Вронские? – подумала она между делом. – С ними так много хлопот!»

А проводницы в это время сортировали грязную посуду и коробки, оставшиеся от завтрака.

– Вот это жизнь, Лидка! Вот это жизнь! – вдруг сказала, блестя глазами, та, что помоложе, и показала на журнал с автографом, лежавший на полке. – Конечно, надо смолоду уметь себя беречь, лелеять и холить! Как Зверева пишет!

– А она, случайно, не написала, – ответила Лида, – удавалось ли себя холить первой жене этого ее теперешнего, знаменитого и богатого, мужа? В то время, когда они по молодости лет скитались с детишками по подвалам и коммуналкам, работали за зарплату, колготки детские и пододеяльники стирали в корыте?

– Теперь время другое, – заметила молодая. – «Я у себя одна»!

– Конечно, конечно, – ответила Лида. – Иди по купе, снимай грязное белье.

И когда проводница ушла, Лида выпрямилась, тоже отчего-то заблестевшими глазами посмотрела в окно и вспомнила своего молодого мужа-баскетболиста. Как он впервые после повторной операции смог наконец сесть на больничной койке, уткнулся большой головой в ее хрупкое плечо, неуверенно поднял руку, погладил ее крутые кудряшки и хриплым голосом прошептал:

– Лида, ты у меня одна!

И как она припала к нему на грудь, заплакала и сквозь слезы сказала:

– Все будет хорошо, дорогой! Вот увидишь, все будет хорошо!

Апрель 2002 года

Время Девы

Все дело было в ботинках. Именно из-за них я обратила на Него внимание в первый раз. Мой муж, наш ребенок и я сидели в шесть часов утра на холодной скамье зала ожидания аэропорта Внуково и ждали посадку на рейс в Сочи. Муж читал газету и время от времени принимался ворчать, что из-за меня мы приехали в отсыревший от ночного дождя аэропорт ни свет ни заря. Я говорила, что куда как лучше нервничать на шоссе в пробке. Бежать, разбрызгивая грязь, через мокрую и скользкую от луж площадь с тяжеленными сумками под угрозой опоздать на регистрацию. Я говорила, что мне жаль, что прическа у меня не растрепана, глаза не размазаны, а, наоборот, выгляжу я, несмотря на столь ранний час, вполне прилично. Муж саркастически улыбался. Наш мальчик разглядывал комиксы.

И тут я увидела Его обувь. Не серенькие или бежевые ботинки с рынка, которые покупает себе мой муж и в которых ходит подавляющее большинство мужчин нашей страны. А настоящие кожаные, благородного вишневого оттенка мокасины с бахромой, золотистой подошвой и сложным узором из дырочек. Подошву я разглядела, потому что прямо передо мной одна Его нога в шикарном мокасине была положена на другую и слегка покачивалась в такт мурлыканью барственного баритона.

Не поднимая глаз, я повела ими вправо и влево. С одной стороны рядом с вишневыми мокасинами, припадая одна к другой, уютно расположились аккуратные белые босоножки, а с другой – небрежно, под тупым углом разбросались маленькие зеленые шлепанцы. Я отчего-то вздохнула. И после этого подняла глаза.

Да, они сидели втроем, так же, как мы, на скамейке. Он тоже, скучая, читал газету. Вернее, мой муж читал, а Он лениво просматривал, одной рукой обнимая жену, а другой – девочку. Девочка, привалясь на его плечо, отправляла в рот чипсы. Видимо, ей с утра, так же, как и мне, ничего не хотелось есть. На нас они не смотрели.

– Спорим, – сказала я мужу, – та семья, что напротив, тоже летит в Сочи.

Он сказал, не отрываясь от газеты:

– Ну и что?

– Ничего.

Мой муж проглатывал все издания без разбору, кроме женских и медицинских. Он зарывался в них всем нутром. Он искал в них подстрочный смысл, будто от этого зависела его смерть или жизнь. А я работала в медицинском издании. Разумеется, в том, которое он никогда не читал.

Наконец объявили посадку. Прозрачная пелена дождя над взлетно-посадочной полосой сменилась холодной испариной. Пассажиры надели на себя кто что мог. Будь мой ребенок в шлепанцах, я закутала бы ему ноги хоть полотенцем. Родители девочки сохраняли спокойствие.

Я посмотрела на мать. Она выглядела победно. Блондинка типично американского вида. Голубые глаза, короткий вздернутый нос, стрижка, майка без рукавов и светлые шорты в обтяжку – все соответствовало образу веселой, спортивной представительницы Соединенных Штатов, каких часто показывают в боевиках и фильмах про инопланетных пришельцев. Девочка была вся в нее.