Женись на мне (сборник) - Ирина Степановская

– Ой, у меня что-то в ухе стрельнуло! – запищала под конец тогда Лидка.

– Так зачем же мы с тобой, как две идиотки, без шапок стояли на станции на платформе? – Точно. Так она Лидке тогда и сказала. «Как две идиотки!» А Лидка ей ответила соответственно. Лидка тогда сказала, вспомнила Елена дословно:

– Я хотела посмотреть, не едет ли в соседнем вагоне граф Вронский!

Граф Вронский! Подумать только! Господи, конечно, две идиотки! Откуда они теперь, Вронские! В лучшем случае выйдут покурить какие-нибудь запоздалые пьянчуги из вагона-ресторана. А то и вовсе бог знает кто.

Елена с сожалением посмотрела на букет. Головки у роз уже чуть примялись. Она вздохнула. «А Лидкина родственница точно была Пиковая дама, – вспомнила она почему-то. – Такая же старая, едкая и скрипучая».

Елена аккуратно соскребла со стенок баночки йогурт, доела хлебец и вдруг мысленно ахнула. Да ведь это же Лидка! Проводница, которая проверяла билеты и у которой она попросила вазу для цветов, не кто иная, как Лидка! Конечно! Вот кого напомнили ей этот характерный поворот головы и светлые кудряшки под пилоткой! Это точно она! А что же, разве Лидка ее не узнала? Почему же не поздоровалась, ни о чем не спросила? Постеснялась, наверное…

Елена решительно встала, взялась за ручку двери. «Нет, я пойду сама, я спрошу у нее, неужели я так изменилась, что она не хочет меня знать?» Она потянула дверь и вышла в коридор. Ночной сквозняк веселился в проходе, холодил воздух, вздувал занавески. Было пусто, стучали колеса. Верхний свет был притушен, в вагоне царил полумрак.

«Что же, я так и зайду? Спрошу: отчего ты меня не узнала? А может, Лидка уже легла спать? Нет, это глупо! – решила Елена. – Я лучше сначала просто пройду мимо, посмотрю, что она делает!»

Елена схватилась за поручень и направилась в начало вагона. Дверь купе проводников была приоткрыта, две проводницы, Лида и та, другая, ее напарница, сидели за столом и мирно ужинали. «Колбаса с хлебом и чай, – заметила Лена. – Нехорошо отвлекать. Пусть поедят». Она сделала вид, что отправилась помыть руки.

– Ну, Ванька твой что, учится? – расспрашивала за столом Лиду вторая проводница. – Нравится ему?

– Нравится-то нравится… – отвечала та с такой сердечной, такой мягкой улыбкой, что сразу было ясно – речь могла идти только о Лидкином сыне. – Да глупый еще. Вот приехала утром – смотрю, хромает. Что такое? А он опять портянками ноги в кровь стер. Пятнадцать лет парню, а все никак не научится правильно портянки наматывать! Дома-то все в кроссовках!

– А трудно в Нахимовское училище поступить? – допытывалась соседка. – Может, и моего туда?

– Да что ты, – снисходительно и со скрытой гордостью ответила Лида. – Это его моя тетка устроила, Пиковая дама. Ей уж скоро сто лет будет, она родилась еще при царе, связи у нее старые были, вот она и помогла. А просто так туда поступить невозможно! Я в Питере сначала иду к Ваньке, а потом сразу к ней – полы помыть, за продуктами сходить. Особенно зимой, чтобы она не упала. А то упадет еще, ногу сломает…

– Ой, смотри! – громко зашептала ей соседка и головой замотала на дверь. – Это же Зверева прошла!

– Слушай, я совсем позабыла, – поднесла Лида руку ко лбу, – отнеси ей этот вазон для цветов! Она просила.

Напарница цепко схватила пластмассовый сосуд, стилизованный под греческую вазу, и умчалась в коридор. Через минуту она вернулась с вытаращенными глазами.

– Какой костюм у нее, Лида! Какая сумочка, и сама… какая она красавица! Лицо массировала, когда я пришла! Вежливая, спасибо мне сказала!

– Да, дай бог тетке здоровья, – продолжала Лида о своем и отрезала себе еще кусок колбасы, положила на хлеб. – Ванечка-то сам захотел в Нахимовское. У нас в Москве ему ничего не поймать. Ему и заниматься-то, по большому счету, негде было. В нашей хрущевской двушке нас и так полон дом. Муж постоянно дома, да мама, да дочка-сорвиголова подрастает. Но ничего, бывает и хуже!

– А ты говорила, – оторвала наконец взгляд от двери и стала прихлебывать чай из стакана соседка, – у вас раньше квартира была хорошая на Котельнической набережной.

– Да, была. При папе, – подтвердила Лида. – Папа занимал хорошую должность. А когда заболел, мы квартиру продали, искали деньги на операцию. Но папа все равно умер, а потом муж на машине разбился. Еще две операции на позвоночнике. И мы еще раз тогда поменялись. Теперь уже на хрущевку. Но я не жалею. У него теперь хотя бы руки работают, и он по дому в коляске ездит. Мастерит помаленьку. То полочку сделает, то табуретку починит. А заказов у него никаких нет, теперь в «Икее» можно купить все, что хочешь. Он все мечтает компьютер освоить, да ведь его еще сначала надо купить. До травмы-то он профессиональным спортсменом был. Специальность у него – тренер по баскетболу. Но ничего! Главное, что он не пьет! А живем помаленьку, – улыбнулась Лида и придвинула соседке еще один бутерброд. – Ты не стесняйся, ешь! Ешь! Ночью знаешь как хочется есть! Я без этого уснуть не могу! Особенно если до Бологого не поем, все! Считай, ночь насмарку!

– Ох уж это Бологое! – вздохнула напарница. – Если бы не оно, так до самой Твери бы без остановок! Можно хоть выспаться!

– Ну что ты! – улыбнулась ей Лидка, и туго закрученные ее кудряшки, казалось, сами собой встрепенулись и зазвенели. – Я, когда выхожу в Бологом, всегда смотрю, не идет ли по платформе некто мужского рода в высокой фуражке, в старинном плаще с пелериной, не заглядывает ли в окна.

– Это что, призрак? – испуганно приоткрыла рот ее собеседница.

– Сама ты призрак! – засмеялась Лидка. – Граф Вронский!

– А кто это?

– Ой, как не стыдно! Ты «Анну Каренину» не читала? – удивилась Лидка.

– Когда читать-то? – обиженно поджала губы напарница. – В училище не проходили, а дома отчим пьяный ругается. Не больно и почитаешь…

– Ну ладно тебе. Я понимаю! – И Лидка ласково погладила ее по руке. – Я, когда школьницей была, все время мечтала: вот бы его встретить!

– Кого?

– Вронского.

– Ну и встретила?

– А как же! – Тугие Лидкины кудряшки опять горделиво звякнули, и все ее лицо озарилось чудесной улыбкой. – Как раз однажды в Бологом и встретила. Я уже студенткой второго курса была. Летом после каникул домой возвращалась. Как раз в Петербурге у тетки и гостила. А он из вагона-ресторана вышел свежим воздухом подышать. Они с командой там очередную победу отмечали. Через два месяца поженились. С тех пор с ним и живем.

Елена Зверева в раздумье смотрела на себя в зеркало. «Нет, не пойду! – решила она. – Войду, что скажу? Здравствуй, Лида, как поживаешь? Неудобно расспрашивать. Почему она работает проводницей? Образование у нее было филологическое, кажется. Правда, она замуж рано вышла и исчезла из виду. Но зачем-то она ко мне один раз приходила. Вот только никак не припомню зачем. Ах да, она просила денег. Кто-то у нее заболел. Нужна была операция. А мне как раз нужна была новая шуба. Мы тогда только начали встречаться с Алексеем Александровичем, и я должна была закрепить его интерес ко мне. Я была такая хорошенькая! А вот надеть мне было нечего совершенно. Да, шуба была просто необходима. А у Лидки квартира была превосходная, и отец какой-то большой начальник. Вполне она могла обойтись без моих денег…»

Крем уже полностью впитался в кожу, Елена перестала массировать лицо и задрала голову. Вот черт! Опять начал провисать подбородок. Срочно нужно идти к косметологу. Если не поможет лифтинг из плаценты, придется делать операцию. Как трудно быть актрисой! Операцию делать страшно, но надо! Придется выбрать время, когда Алексей будет за границей. Не нужно, чтобы он видел ее распухшей от синяков. И сына придется заслать куда-нибудь отдыхать. Все равно, когда они вместе, часто не понимают друг друга. А в последнее время он просто начал хамить… Никого не слушает, кроме отца. Да, это все издержки профессии… Елена забралась под одеяло и закрыла глаза, пытаясь отогнать неприятные мысли. «Я должна отдохнуть, чтобы утром выглядеть хорошо», – внушала она себе. Но сон не шел.

«Небось сидят они там, в своем закутке, попивают чаек и обсуждают, какая у артистов царская жизнь! – Елена с раздражением повернулась на бок, забыв, что от этого может помяться лицо. – А тут живешь в вечной гонке! Попробуй только на месяц потеряй форму! Сразу затопчут!» И так все злословят, что она так себе актриса, игрушка, придаток к мужу. И еще эта новая артисточка, инженю, прыщавая интриганка, все время лезет в глаза на каждой репетиции. То на колени к режиссеру вспрыгнет, то ему зад для щипка подставит. Якобы так требует ее роль! Теперь надо еще этим забивать голову, соображать, какой сделать хитрый ход, чтобы этой наглой девки не было в театре больше в помине! Сколько забот, сколько тревоги! А они там сидят спокойно, на ночь колбасу трескают!

Елена снова перевернулась на спину, откинулась на подушку, стала мысленно прокручивать в голове виды столиц мира, где ей приходилось бывать. «Да, красота, – подумала она и вздохнула. – В тренажерный зал опять сегодня не попала. Завтра, значит, должна заниматься по крайней мере в полтора раза больше. Как неохота, а надо работать. Для себя, для любимой, не для постороннего дяди!»