Женись на мне (сборник) - Ирина Степановская

– Вон там! – показала Вера подбородком, так как руки были заняты кульками, на серый забор, за которым высились две мохнатые красавицы ели. Маршрутка вильнула в разъезженной колее и затормозила.

– Гип-гип ура! Я снова, снова с вами! – закричала Вера и вывалилась с сумками в глубокий влажный мартовский снег. Калитка в заборе была приоткрыта. – Не запираетесь? – закричала Вера и вошла во двор. И ахнула. Двор было не узнать. Обычно плохо почищенный, зимой он был весь завален снегом, и только две узкие протоптанные тропинки вели одна к воротам, а другая в глубину двора к деревянному туалету. Снег был везде – и на крыше самого дома, и на заборе, и на зеленых лапах мохнатых елей. Деревянная беседка посреди двора, в которой летними вечерами пили чай, зимой бывала занесена по самую крышу. Эркер с огромным полукруглым окном обычно утопал в снежном сугробе. Ни кустов смородины, ни малины, ни шиповника не было видно. Кругом разливалась белая пустыня. Торчали на задах двора только голые кроны нескольких яблонь, да била на ветру в окно кухни до пояса занесенная сирень. Теперь же дорожка от дома к воротам была аккуратно расчищена во всю ширину, и на голубом снегу еще виднелись следы деревянной лопаты. По сторонам дорожки были наметены аккуратные, ровные сугробы, и через равные промежутки в них были воткнуты толстые желтые свечки, сверху прикрытые от снега и ветра обрезанными пластиковыми бутылками. В изумлении Вера остановилась и, выпустив сумки, внимательно поглядела: свечи были оплавлены, значит, по вечерам во дворе устраивали роскошное, волшебное освещение. Клумба возле эркерного окна тоже была разметена, и на ней красовался задорный, нисколько не осевший с Нового года, искусно сделанный Дед Мороз. Был он с окладистой снежной бородой, с палкой, покрашен малиновой краской, а опушка на шубе и шапке искусно вырезана каким-то инструментом так, что, казалось, была сделана из снежного меха. Даже небольшой эллипсовидный куст можжевельника, умилявший Веру голубоватыми нежными шишечками, обычно и летом еле видимый среди высокой некошеной травы, теперь элегантно возвышался посреди снежного поля и был украшен разноцветными флажками и небьющимися блестящими игрушками на манер елки.

Дверь в дом тоже была не заперта.

– С днем рождения! – громко пропела Вера, прошла через чисто прибранную прихожую и вошла в кухню.

Тетка Лида, наряженная в платье с крахмальным кружевным воротником, чистила вареную картошку в мундире, а Ниночка, такая же, как всегда, только уже в очках, нарезала салат. И было так тепло, так уютно в их небольшой зимней кухоньке, что Вера грохнула сумки на пол и счастливо засмеялась.

– Гостей принимаете?

– Приехала все-таки! – с любовью посмотрела на нее тетка, и глаза ее, темные, круглые, засветились весельем в четкой сетке морщин. Ниночка, улыбаясь, обняла ее, освободила от шубки, сапожек, принесла тапочки. И Вера, согретая теплом, уютом, радушным приемом, притащила сумки, уселась в кухне на табуретку и с удовольствием стала освобождать их.

– Какой стол у нас будет роскошный! – качала от удовольствия головой тетка, наблюдая за появляющимися на белый свет деликатесами.

– А кстати, – спросила Вера, – кто это у вас тут такой порядок навел? Неужели сами?

– Да прямо – сами! – сказала тетка. – У меня здоровье уже совсем не то, что раньше. А Нинка все в школе, вон и зрение уже испортила над тетрадками! Ей вовсе некогда.

– А кто же тогда?

– Да вон жених ее, – сказала тетка. – Квартирант.

Вера изумленно посмотрела на них.

– Мама все шутит, – миролюбиво пояснила Ниночка. – Никакой он не жених. Но парень хороший, работящий. Из Молдавии. Работает в поселке электриком, а у нас снимает комнату на втором этаже.

– А лет-то ему сколько? – спросила Вера, просто так, чтобы поддержать разговор.

– Лет двадцать пять.

– А тебе?

– Посчитай, – улыбнулась Ниночка.

Вера засмеялась. Ей самой было тридцать четыре, а Ниночка была старше ее на четыре года, вот и выходило, что они уже обе старушки. Вера подпрыгнула, подлетела, закружила Ниночку, сжала в объятиях.

– Мы с тобой еще о-го-го! Просто девочки! Нам никто нашего возраста не даст!

– Тебе-то, Верка, точно! – сказала тетка Лида. – У тебя и стрижка молодежная, коротенькая, перьями выкрашенная. А белый цвет всегда молодит. И похудела ты, это тебе к лицу. А Нинка моя и в двадцать была точно такая же, как сейчас.

– Да и вы, тетя Лида, кровь с молоком! – посмотрела на нее Вера. – Как были хохотушка да насмешница, так и остались.

– Вот не пойму я, девчонки, – сказала Лида, расправляя на груди кружева, – почему у одних девок женихов всегда полон дом, а другие ни внешностью, ни характером, ни умом не обижены, а весь век свой одни сидят!

– Мама! – укоризненно посмотрела на мать Ниночка. – Не надо опять все сначала! Не садись на заезженного конька!

– А я не просто так сажусь, а с намеком!

– Не садись, а то конек понести может! – Ниночка взяла со стола полную салатницу и понесла на стол, в комнату. Вскоре оттуда донесся стук ножей, вилок, тарелок. Ниночка накрывала на стол.

– Что это вы загадками говорите? – удивленно посмотрела на тетку Вера.

– Да уж загадки мои белыми нитками шиты! – сказала ей тетка. – Как только ты появилась, я сразу подумала: все, отобьет Верка у моей дочери последнего жениха!

– Да бог с вами, я замужем! – изумилась Вера. – О каком женихе-то вы говорите, об этом молодом парне, что ли? Да зачем с ним вообще связываться? Неужели у Ниночки с ним роман?

– Роман! Романов у нее отродясь не было. А влюбилась она в него, как на грех, сильно.

– Ну, влюбилась, и прекрасно. А я тут при чем?

– Пока ни при чем. Да овечкой-то не прикидывайся. Я ведь тебя, Верка, знаю! Ты человек опасный.

– Тетя Лида, вы какую-то ерунду говорите, не обижайтесь! У меня с мужем все хорошо, ребенок растет. Зачем мне нужен какой-то посторонний парень? – И Вера укоризненно затрясла головой.

– Ну, он посторонний, пока ты его не видела. А увидишь, так ахнешь! Парень красавец, каких на свете мало. И неглупый. Но глаза… Какие у него глаза! Насквозь прожигает!

– Да ну вас! – Вера встала и хотела идти помогать Ниночке.

– Нет, ты постой! – Тетка взяла ее за руку. – Вот ты мне скажи, отчего свет так глупо устроен? Ведь Нинка моя и умница, и красавица! Ты только посмотри, какие у нее прекрасные волосы, и глаза, и руки! А всю жизнь никого нет. Я умру, останется одна-одинешенька! А за тобой, Верка, всю жизнь парни табуном ходят, а ты их еще и разбираешь – этот не такой да тот нехороший. Да не сердись, я ведь любя говорю. Я тебя люблю и всегда Нинке в пример ставлю. Говорю ей, посмотри, как надо себя держать с мужиками! Ведь хоть стрижечка у тебя и модненькая, но волос на голове – кот наплакал, и росточком ты не вышла – маленькая. И глазки у тебя – просто глаза, а у моей Нинки – глазищи, и все равно, нет у нее личного счастья и быть не может.

– Ну почему вы так говорите?.. – смутилась Вера. – Я тоже симпатичная, и образование у меня хорошее…

– Про образование ты молчи! Не в образовании дело! У Нинки тоже образование, а толку мало.

– Так мне уехать, что ли? – спросила Вера.

Она не понимала, отчего весь этот разговор, чепуха какая-то, но в глубине души не могла не признать, что все, что говорила тетка Лида, было правдой. Ниночка было красавицей, а она, Вера, объективно говоря, симпатичная, и не больше. Но Ниночкину красоту надо было рассматривать под микроскопом, разбирая отдельно, вот какие у нее прекрасные волосы, глаза, губы, ногти. А Верина миловидность сразу била в глаза – вроде ничего особенного, а все парни в компаниях ухаживали за ней. Конечно, маленькая блондинка, которая не лезет в карман за словом. И со своей небольшой высоты так может взглядом пригвоздить, что у парня и язык отсохнет.

– Зато меня все сразу норовят в постель затащить. Мне поговорить хочется, а приходится отбиваться, тоже нелегко! – сказала Вера, и было непонятно, шутит она или говорит серьезно. – Но если у вас тут такая любовь, я могу уехать, чтоб никому не мешать, – повторила она.

– Ну, не вздумай! – сказала ей тетка. – Я ведь тебя, племянница, тоже люблю! Да и столько ты всего вкусного натащила! Разве же это по-христиански – тебя несолоно хлебавши домой отправить! А уж с парнем с этим как получится, поглядим. – И тетка притянула к себе Веру и сочно ее расцеловала.

– Да где же он? Вы любопытство мое разожгли. Так и хочется посмотреть на писаного красавчика! – ухмыльнулась Вера, а сама подумала: «Да, жизнь отшельническая сводит с ума. Ну ладно Ниночка, она всегда была натура романтическая. А вот чтобы тетка так сбрендила, этого я уж никак не ожидала».

– Придет, сама увидишь! – только и сказала тетка.

И вот уселись за стол. Картошечка с огорода дымилась в расписной миске. Огурчики теткиного соления радовали глаз совершенством формы и размера, да прилипшим сбоку смородиновым листом, да белыми раковинками чеснока. Маринованные грибки одним своим видом вызывали слюну, а нарезанные Ниночкой ровно и тонко темные кружки копченой колбасы с мелкими жемчужинами нежного жира подразумевали только один вариант дальнейших действий – немедленно налить рюмку чистейшей холодной водки и сразу же закусить! Вера обвела глазами всю площадь круглого стола – с вазочкой красной икры, с блюдом розовой свежайшей ветчины, с овальной селедочницей, в которой плавала в винном соусе селедка под белыми кольцами лука, посмотрела на край стола, откуда испускала ароматный пар курица с черносливом – фирменное теткино блюдо, и закричала: