Радости и тяготы личной жизни - Джоу Росс

– Ты не смеешь задавать мне такие вопросы.

– И тем не менее ты должна ответить на многие, – на вызывающий ее тон он даже не обратил внимания. – Слишком долго ты заставляла себя ждать.

Джейд просто с облегчением восприняла его негодование. Если бы он мягко, пусть даже с намеком на нежность, сказал ей это, она бы сдалась.

– Придется тебе ждать дальше, – сухо произнесла она.

Он все еще придерживал ее, не давая выскользнуть.

– Снова бежишь, Кэсси? – вкрадчиво спросил Рорк. – Испугалась? Что-то не припоминаю в тебе такой черты.

– Я не боюсь, – вспыхнула она, – и я не сбежала от тебя. Я ушла!

– Сбежала, – повторил он, – как сбегаешь сейчас.

– Иди к черту.

Сбросив его руки со своей талии, Джейд резко развернулась, решительно и быстро пошла вверх по тропе к отелю. Но паника и смятение уже полностью владели ею. Буквально ворвавшись в свой номер, она наглухо закрыла ставни и окна, как бы отгораживаясь от грозы. От Рорка.

Молнии рассекали серое небо. Канонадой громыхал гром. Неистовый шторм наполнил неистовым страхом ее душу. Вот именно в такой вечер...

– Нет! Нет! – отчаянно повторяла она, стараясь оттолкнуть воспоминания, рвавшиеся сейчас из самых дальних уголков сознания. Нет, тот вечер надо предать забвению.

Сколько же раз она так гордилась тем, что смогла справиться со своим прошлым, забыть его?

Десять раз на дню? Или сто? И вот, несмотря на кажущиеся неоспоримыми успехи в этом, ей оказалось достаточно лишь встретить Рорка Гэллахера, и один глупый, почти случайный поцелуй возродил все, чего она так боялась.

Дрожащая и разбитая, Джейд вошла в ванную и начала остервенело растирать волосы белым пушистым полотенцем. В огромном зеркале ванной комнаты она увидела свое отражение в полный рост и вдруг поняла, что перед ней не шикарная женщина, всем белым светом признанная фотомодель, а та, прежняя Кэсси.

Кэсси Макбрайд. Девчонка из бедняцкого квартала, «белая шваль», как называли ее все мужики Гэллахер-сити, все, кто хотел ее. А, видит Бог, хотели ее все. Но она избавилась от их похоти, от их сальных взглядов, от их грязных лап. Рванула прочь из Оклахомы, из этого городка. Избавилась... или думала, что избавилась.

Глава 1

1975

Гэллахер-сити, Оклахома

Впервые встретив Рорка Гэллахера, Джейд была еще Кэсси Макбрайд. Все началось весенним солнечным утром, когда она пыталась разбудить свою мать, пребывавшую в жесточайшем похмелье.

– Черт побери, я говорю, отстань от меня! – Белл Макбрайд с трудом подняла голову от подушки и тут же повалилась на другой бок.

– Мам, ну как же, – настаивала тринадцатилетняя Кэсси, – ты сама знаешь, что мисс Лилиан не терпит опозданий на работу.

И хоть Кэсси жалела мать, сейчас ее терпение было на пределе. Часы показывали только семь утра, а она, давно умытая и одетая, успела постирать, прибраться, очистить комнату от окурков и пустых бутылок, которые после вчерашнего попадались на каждом шагу. А в поисках вечных материных «заначек» девочка обыскала все шкафы на кухне, перерыла весь гардероб, проверила бачок в туалете, и даже помойное ведро. Это ставшее почти ежедневным занятие отдаленно напоминало поиск пасхальных яичек в Светлое Воскресенье; впрочем, эта традиция у Макбрайдов не соблюдалась. Праздники для Белл были поистине «горячими денечками».

– Мам, давай, вставай, – уговаривала ее Кэсси, – сегодня день рождения Шелби Гэллахер, она устраивает барбекю[1], ты помнишь, мам? Ты же говорила, мисс Лилиан велела тебе прийти пораньше.

– Я никуда не пойду.

– Мама!

Взъерошив густые рыжие волосы, Кэсси сделала усилие, чтобы не потерять самообладание.

Порой с ее матушкой приходилось труднее, чем с непослушным двухлетним ребенком. Вопли и крики не помогали, при малейшем нажиме она становилась невероятно упрямой, скорее всего, просто из любви к противоречию.

Вся эта возня с матерью давно перестала быть в новинку для Кэсси. В свое время – сейчас уж и не вспомнить когда – они как бы поменялись ролями. Мамой стала Кэсси, а Белл – непослушной и сумасбродной дочкой. Кэсси, правда, еще не могла осознать, что эта взрослая роль привнесла в ее жизнь размеренность, стала для нее опорой.

Бормоча под нос проклятия и ругательства, Белл откинула одеяло, как зомби, шатаясь, пересекла комнату и скрылась в ванной. Кэсси спокойно ждала, уверенная, что обыщи мать хоть каждый дюйм в этом закутке, ничего ей не достанется. Кэсси еще час назад обо всем позаботилась. А тайник Белл могла устроить где угодно, хоть в тюбике из-под зубной пасты. Раздался шум сливного бачка, заплескала в раковине вода.

Наконец, появилась Белл.

– Тебе надо от моего имени поговорить с мисс Лилиан, Кэсси, – сказала она, вытаскивая из мятой пачки длинную тонкую сигарету, – скажешь ей, что сегодня я прийти не смогу, – ее руки дрожали, она с трудом зажгла спичку, с трудом прикурила, – скажешь, мол, больна.

– Ну, мам, мисс Лилиан еще месяц назад решила устроить барбекю. Ребята в школе говорят, что Кинлэн Гэллахер Приглашал всех и каждого.

Сквозь сигаретный дым Белл смотрела на Кэсси.

– Я никаких приглашений не получала. А ты?

– Нет, но...

– Значит, всех он, черт побери, не приглашал, что, разве нет? – Белл глубоко затянулась. – К тому же, доченька, у меня действительно жуткая слабость, приступ, как обычно. Так что будь умницей и сделай своей мамочке это одолжение, ладно? Ты можешь позвонить из автомата на заправке.

«Приступы» у матери бывали постоянно, сколько Кэсси себя помнила. И также постоянно она все прощала матери. Вранье, нытье, обманы – все это было старо как мир.

Кэсси боялась, что если Белл не появится в доме Гэллахеров, где она работала горничной, ее в два счета уволят. В очередной раз. А этого они не должны допустить. Матушкины медицинские счета за последнюю зиму слопали все их сбережения, и теперь они были должны не только доктору, но и лавочнику, и хозяину квартиры. И если Белл потеряет работу сейчас, им опять придется жить на пособие. А в этой точке земного шара это приравнивается к попрошайничеству, ниже опуститься, по здешним меркам, уже невозможно.

– Может, ты чайку выпьешь? – девочка взяла со стола треснувшую глиняную кружку. – Я сахару много положила, как ты любишь. Желудок это смягчит, голове станет легче.

– Легче мне станет, только не от твоего мерзкого чая, надо кое-что покрепче, – Белл опять повалилась на подушки, угрюмо дымя сигаретой. – А если ты думаешь, что я в таком состоянии собираюсь провести день под окрики этой фашистской рожи, экономки, или как там ее, кланяться направо-налево и отскребать черт знает что по указке всяких чванливых мисс Лилиан или грязных богатых шлюх вроде Шелби Гэллахер, то ты, душа моя, ошибаешься. Придумай что-нибудь получше. Я не пойду никуда. Все.